Тагира апа, вы родились в 1931 году. Голод застали?
Те годы были голодные, да... До сих пор детям за столом говорю: «Не дай бог вам узнать, что такое голод». Пусть относятся с уважением к еде. Мы тогда думали, сможем ли когда-нибудь досыта чаю попить с хлебом. Огороды ведь были очень маленькие. Картошки на зиму хватало, но на лето ее уже не оставалось. В годы войны было тяжело, и после войны легче не стало. В 1944 году у нас еще и мама умерла.
Детей много было в семье?
Я выросла в селе Кырлай. Нас было семеро — четыре брата, две сестры и я. Я самая младшая. Сейчас братьев уже нет, все умерли достаточно молодыми, не дожив и до шестидесяти. Два моих брата были на войне, вернулись живыми. О войне они предпочитали не вспоминать. Насколько знаю, большинство побывавших на войне считают, что о ней не стоит рассказывать. Отец наш был слепым на один глаз, поэтому в армию его не взяли.
Мы были простые крестьяне. Денег в колхозе не было. Работали день и ночь, получали трудодни — палочку напротив фамилии. Так как мы были бедные, в годы раскулачивания нас не тронули. Мы жили в доме напротив кладбища.
Налоги заставляли платить. Сколько коров в хозяйстве — столько молока сдаешь. Если есть овцы — просили мясо. Папа наш работал охранником в колхозе, пастухом. Тогда быть детьми пастуха было очень непрестижно. Даже унижали нас из-за этого. Но братья были очень гордые, красавцы внешне. Хоть и бедная была наша семья, но не хуже других.
Кулаки были в деревне?
Недалеко от нас жили богачи. Их сослали в Магнитогорск. В Кырлае их двухэтажный дом до сих пор стоит. Но с тех краев обычно уже не возвращаются... Может быть, они там в ссылке смогли выжить, обустроиться.
Как мама умерла?
Она заболела. Умерла в 48 лет. Мне было всего тринадцать. Когда мама умерла, одна из сестер вышла замуж, вторая уехала работать — в те времена по деревням ходили «вербовщики» и достигших определенного возраста девушек отправляли на принудительные работы. Хозяйкой в доме осталась я.
Когда мама болела, мы были рядом. Папа знал, что нужны будут деньги на похороны, запряг коня и поехал продавать дрова. Когда он вернулся, мамы уже не стало. Было очень тяжело. Маму я очень любила. К тому же была самым младшим ребенком. И братья меня очень любили.
Папа потом женился?
Через год после смерти мамы он женился. Мачеха пришла в наш дом жить. Она не была злой, не ругала нас. Немного пожили они у нас в доме и с папой купили себе другой. Так я с одним из братьев осталась в нашем доме. Остальные братья уже были женаты, жили отдельно. Одна сестра была от нас далеко, на добыче торфа, другая вышла замуж и тоже переехала. Еще один брат был на ФЗО (фабрично-заводское обучение. — Ред.).
И все хозяйство осталось на вас, маленькой девочке?
Чтобы держать скот, у нас денег не было. Но картошку сажали. В колхозе работали. Молодежь гнали на овощные поля, заставляли работать на прополке.
Почему вы не ушли жить к отцу?
А кто нас туда возьмет? Видимо, они хотели жить отдельно.
Так же нельзя. Вы же родные дети...
Значит, можно. Захотели жить без нас... У той женщины была своя восемнадцатилетняя дочь.
Вы обиделись на отца тогда?
Через некоторое время папа сказал, что хотел бы вернуться. Тогда я написала сестре, которая работала на добыче торфа: «Папа думает вернуться». Она пишет: «Сестренка, пожалуйста, ничего плохого ему не говори. Он ведь наш папа». Вот так отец вернулся. И сестра с торфяных работ вернулась.
А потом нашего брата забрали работать на шахте. Он еще был неженатый. Мы остались в деревне с папой и сестрой. Чего только не повидали!.. Тяжелые были времена.
Помните свою первую любовь?
С ним я познакомилась в Прокопьевске (город в Кемеровской области. — Ред.). Там жил мой брат, работал на шахте, поэтому деньги у него были. Приезжал к нам и видел, какая у нас тяжелая жизнь в деревне. Как-то мы с отцом подумали и решили поехать к брату в Прокопьевск. У него к тому времени уже была семья. Его жена хорошо нас встретила.
Однажды с приятельницей пошли в женское общежитие. Туда же пришли ребята-татары с гармошкой. Попели, потанцевали, и один парень со мной поздоровался за руку. В то время я была молодая, красивая. Брат мой тоже был там. Этот парень знал, чья я сестра. Он спросил разрешения проводить меня. Брат разрешил, но предупредил: «Смотри у меня!» Парня звали Малик. И я потом вышла за него замуж. Тогда парни были воспитанные. Можно было быть уверенными в их порядочности.
Где вы с ним жили?
Молодым семьям давали комнату в бараке. Мы остались жить и работать на шахте. Он тоже был из Арска. Так хорошо играл на гармони! И сына нашего научил. Сейчас вот никто не играет. Малик и наш сын — их уже нет. Муж оставил нас еще в 1968 году, сын в 2010 году умер от эпилепсии.
Сын болел много лет. Но, несмотря на это, женился, родились дети.
Еще один сын — Зуфар умер от болезни сердца. Ему было всего три месяца. Всего у нас родилось пятеро детей. Из них живы трое.
Три дочери?
Да, у меня три дочери, слава Аллаху. Одна живет в Казани, другая в Москве, третья в Арске. Все они замужем, счастливы, поэтому я рада.
У меня сегодня 11 внуков и 11 правнуков, я очень богатая бабушка!
Сейчас вы живете в селе Сюрда. Как переехали сюда?
Шесть лет жили в Прокопьевске, и муж сказал: «Поедем в мою родную деревню, хочу жить с родителями». Раз муж сказал, мы приехали.
Жили со свекровью?
Шесть-семь лет жили, да. Когда приехали, у нас уже был ребенок, ждали второго. Это был 1955 год. Малик устроился на работу на промкомбинат.
Свекровь заболела раком, я за ней ухаживала. Малик как-то сказал: «Не думал, что за мамой так будешь смотреть». Я уважала и его самого, и его родителей.
Мужа любили?
Очень друг друга любили, жили в согласии. Был бы мой муж жив, мы и сейчас жили бы душа в душу.
Муж умер, и вы остались с детьми...
Малику был 41 год. Я осталась с четырьмя детьми. У мужа на промкомбинате случилась неприятность — украли товар. Его винили в утере, говорили, что будет расследование, суд. Он очень переживал, боялся, что останется без дома, имущества. Товар потом нашли, но было поздно. Он умер от сердечного приступа.
Промкомбинат в Кинере тогда считался хорошим местом для работы. Там даже галстуки шили. Муж и другие работники возили из Казани ткани. По пути назад остановились в другой деревне переночевать в караульном доме. Ночью одну ткань украли. Потом товар нашли, выяснили, кто это сделал. Мужа только уже не вернуть.
Дом наш был старый, совсем ветхий. Осталась в нем одна с четырьмя детьми. Старшему было шестнадцать, младшему — три. Денег нет, еды не хватает. Больше замуж не выходила.
Сейчас у вас прекрасный дом.
Муж хотел начать строить новый дом, но не успел... Я хоть была одна, но понимала, что новый дом нужен. Но как на него заработать? Стала вязать пуховые платки. Старшую дочь Альфию устроила на работу на промкомбинат. Она очень помогла, все, что заработает, несла домой. Когда председатель сельсовета спросил: «Тагира апа, ты хочешь дом строить, сколько у тебя денег?», я сказала — тысяча рублей. Было 950, пятидесяти рублей не хватало. У Альфии были две кофты. Ей бы их носить, девушка ведь молодая, красивая. Но одну свою кофту она продала. Деньги отдала мне. Дом мы построили за четыре года.
Вы говорите, что выросли в Кырлае. Ваши родители случайно с Габдуллой Тукаем не были знакомы?
Мой папа учился с ним в одном медресе. Они жили по соседству. Из Казани приезжали писатели, отца расспрашивали о Тукае. Папа вспоминал его как очень озорного парня. Тукай хорошо учился. По словам папы, преподаватели медресе, уезжая куда-то, вместо себя оставляли Габдуллу и тот вел уроки. Если бы Тукай прожил дольше, может, и мне посчастливилось бы с ним пообщаться. Но от судьбы не уйдешь...
Нет комментариев-