«Могу сказать так, пока еще окончательных решений по кадровым перемещениям нет. Вот я знаю, что Дамир Минханович (Шарифуллин, директор Казанского цирка – прим. Ред.) на протяжении последних двух-трех лет говорил большому количеству людей о том, что он хочет уйти, устал. Действительно, строительство было очень тяжелым. Это человек с очень высоким рейтингом в РФ», – подчеркивает министр, комментируя недавнюю волну слухов вокруг ухода со своего поста директора Казанского цирка. В беседе с гендиректором «Татмедиа» Андреем Кузьминым Ирада Аюпова определила главные задачи, которые на сегодняшний день стоят перед татарстанской цирковой школой, рассказала о причинах и условиях выхода из состава министерства комитета по охране объектов культурного наследия и поделилась мыслями о строительстве нового концертного зала в Казани.
– Ирада, тебе кажется, что у нас в республике спортивная составляющая доминирует над культурной составляющей? Мы судим по крупным мероприятиям, по огромным вложениям в спортивную инфраструктуру. Хотелось ли тебе, чтобы здесь было больше мировых премьер? Почему у нас чемпионат мира по водным видам спорта проводится, а «чемпионат мира по балетному искусству» – нет и оперные звезды такой же величины, как в спорте, не приезжают? Не считаешь ли ты, что это крен и как это можно преодолеть?
– Давайте все-таки будем дифференцировать. Это различные пласты. Если мы говорим о количестве спортивных объектов, то нужно понимать, что тренировать тело тоже нужно. Не тренировать тело и тренировать душу тоже невозможно. Балет без физической составляющей не реализуем. Это элемент инфраструктуры на сегодняшний день.
Одно дело, спорт как элемент инфраструктуры, и с этой точки зрения у нас в республике много делается, чтобы культура была доступной. При одном «но», потом скажу, при каком. Культура должна быть доступной в принципе, инфраструктура в сфере культуры, образование в сфере культуры должно быть доступным.
Другое дело – это различные событийные аспекты, конечно, у нас есть фестивали, у меня есть сегодня сожаление, что у нас нет фестиваля, аналогичного «Сотворению мира». Хочется, чтобы такой фестиваль был. Мы несколько лет назад, 14-й год это был, 15-й, прорабатывали вопрос организации в Казани большого хорового фестиваля. Действительно, есть такие международные проекты большие, фестиваль хоров, предположим, или фестиваль духовых оркестров. В августе будет уличный фестиваль духовых оркестров. Это тоже круто. Это будет интересно. Тем более когда есть большое количество благоустроенных пространств: была реализована программа «Парки и скверы». Конечно, хотелось бы, чтобы там была культурная жизнь в том числе. Различные проекты будут поддерживаться. И хочется большого фестиваля.
– Я об этом и говорю: чемпионат мира в балете, в опере. Чтобы сюда приезжали самые крутые. Что для этого нужно? Какие аргументы вам нужны, чтобы прийти, Рустаму Нургалиевичу сказать об этом?
– Если это суперзвезды в балете, в опере, безусловно, такого массового представительства мы не получим. Нужно понимать, что по тем или иным партиям профессиональных, действительно квалифицированных исполнителей в мире не так много. Сегодняшний формат Нуриевского, Шаляпинского фестивалей… Понятно, что, может быть, хочется большего, но нужно понимать, что это требование и к репертуару, потому что каждый из певцов имеет свой репертуарный лист, те партии, которые он готов исполнить. И требования к бюджету. Поэтому здесь есть вопросы.
То, что вы говорите, более массово профессиональное, надо выбирать более массовые виды искусства, это хореография, хоры. Да, это надо делать, мы будем готовить такие проекты.
– Какие идеи ты бы могла, ваше министерство, подкинуть нашему руководству, чтобы они помогли с реализацией таких процессов?
– Это все надо считать. Я понимаю, что меня за это сильно ругают. Даже те концерты, которые сегодня проходят у нас на площадках…
– Чтобы бременем на бюджет не ложилось?
– Вопрос даже не в том. Есть большое количество организаций, которые занимаются софинансированием этих мероприятий. Вопрос не в этом. Есть еще готовность инфраструктуры. Если у нас есть стадион-45-тысячник, понятно, что мы можем пригласить. Вопрос в том, что должны быть площадки, которые будут готовы принимать такие мероприятия.
– Что с концертным залом? Потому что, еще когда я был замминистра культуры, мы начинали обсуждать этот вопрос. Казани, республике как воздух необходим большой концертный зал. Будут ли телодвижения какие-то в этом направлении?
– Мысли такие есть, но пока есть еще ряд вопросов, которые требуют решения. И это даже не вопрос финансирования. Это вопрос размещения, концепции этого зала, поэтому пока это в работе.
– 4-, 5-тысячник?
– Был первоначально пятитысячный зал, сейчас есть дискуссия между 3- и 5-тысячником. Это все должно быть наполнено жизнью. Я еще раз повторяю, это все дорогостоящие объекты.
– Ты мечтаешь о том, чтобы у нас такой зал построили?
– Да, конечно.
– Я мечтаю.
– У меня не сильно хорошо с мечтами, но тем не менее…
– У нас же построили стадион-45-тысячник, зато имеем возможность принять любую команду мира. Инфраструктурные возможности расширяются.
– Безусловно. Нужно просто понимать, чем этот объект наполнять. И именно на первом этапе, на этапе технического задания, нужно продумывать, как можно этот зал использовать в перспективе. Понимать, какие требования предъявлять, где должна быть сцена, как должны быть размещены сиденья в зале.
– Я понял вашу мысль, что мы построили 45-тысячник, а потом по всем районам республики собираем автобусами, везем заполнять этот стадион.
– Мне кажется, на футбол люди ходят с удовольствием. Я сама хожу. Это такая эмоциональная разгрузка.
– Давай вернемся к подведомственным учреждениям. Интрига была небольшая по поводу смены руководства цирка, филармонии.
– Могу сказать так, что пока еще окончательных решений по кадровым перемещениям нет. Вот я знаю, что Дамир Минханович (Шарифуллин, директор Казанского цирка – прим. Ред.) на протяжении последних двух-трех лет говорил большому количеству людей о том, что он хочет уйти, устал. Действительно, строительство было очень тяжелым. Это человек с очень высоким рейтингом в РФ.
Я очень люблю цирк, и цирковое искусство – это синтетика, это синтетический жанр, когда сочетаются и физическая хорошая подготовка, и музыкальные компоненты есть, визуализация, то есть эстетика в визуализации номеров, элементы театрализации присутствуют. К сожалению, у нас на сегодняшний день цирк – это прокатная площадка.
Хочется, чтобы были наши национальные номера, тем более что мы единственные в РФ имеем цирковую школу, которая, к сожалению, на сегодняшний день не имеет лицензии и не аккредитована, идет как учреждение дополнительного образования детей, а не как школа искусств. Если эти системные вопросы решить, ведь наши ребята очень талантливые, и когда было 15-летие цирковой школы, я смотрела их номера, они на высочайшем уровне сделаны.
– А это решать будут уже новые люди? Новая команда в цирк придет?
Скорее всего, да. Там есть очень много вопросов, которые хотелось бы решить, добить этот ремонт, недоделки. Это нормальный этап, когда в течение 3,5 года гарантии ремонт будет создавать различные проблемы, которые будут требовать оперативного решения. Но самое главное – это начинка. Мы сейчас и с Росгосцирком проговариваем, чтобы и с их стороны помощь, поддержка была, заручиться, чтобы хоть какие-то номера интегрировать и в программу Росгосцирка. Но это не короткий процесс. Чудес не бывает, не бывает такого, чтобы сегодня этот процесс начался, завтра это все появилось.
– По поводу сельских клубов. Президент неоднократно с критикой выступал, доставалось и вашему предшественнику: якобы у нас руководители клубов на селе, как ключники, – пришли, открыли-закрыли. Как наполнить жизнью те вложения, которые в инфраструктуру сделаны? Ведь во многих населенных пунктах очень хорошие клубы открылись. И много средств было вложено.
– Я за то, чтобы уходить от принципа средней температуры по больнице. Везде, в культуре это, наверное, явно видно, все зависит от личности, от человека. Если есть человек, который поведет за собой, инициативный, который будет создавать народный театр, обеспечит работу кружков самодеятельности, который станет центром притяжения для всего села, то клуб будет жить и постоянно будет наполнен жизнью, людьми. Если у человека нет мотивации к тому, чтобы это все развивать, то клуб будет открываться-закрываться.
Мы говорили про кадровую политику. В 2008 году я пришла в Министерство культуры, образования не было у завклубов. В лучшем случае среднее образование было. Порядка 80% людей работали со средним образованием. Мы пытаемся сейчас людей обучить.
Вопрос шире на самом деле. Что такое клуб? Клуба ни в одной стране мира больше нет. В свое время клубы создавались как центры идеологической работы. Что такое клуб на селе сегодня? Начинать надо с этого. В первую очередь это может стать центром сохранения этнического колорита сельской жизни.
Лет семь назад мы направляли начальников отделов культуры в различные регионы РФ, за рубеж. Очень развиты народные промыслы в клубах, это центры, в которые приходят, занимаются творчеством. Это и коммуникативная площадка с одной стороны, с другой стороны, это центр сохранения этнического колорита, с третьей стороны, это выявление талантов. Мы же построили централизованные клубные системы, очень важно сегодня обеспечить, чтобы каждый работник централизованной клубной системы, у них есть режиссеры, хореографы, чтобы они не сидели только в райцентре, чтобы они выезжали в села и работали там с детьми, создавали коллективы.
Говорят, почему в Западной Европе люди очень счастливые. Посмотрите, элемент творческой самореализации у них очень активный. Мы, когда разрабатывали стратегию развития Республики Татарстан, один из экспертов, который занимался культурой, живет в Латвии, он говорит: «У меня друзья – кто-то на саксофоне играет, кто-то рисует». Помните, я вам сказала, что у нас инфраструктура – она достаточная, но упущен один элемент. Сегодня мы отдаем детей своих, для того чтобы они рисовали в школах искусств или кружках, в хореографические студии. Но очень маленький процент людей нашего, например, возраста, как досуг используют творческую самореализацию. Эта инфраструктура у нас недостаточно развита, но она востребована, и ее востребованность растет. В принципе, это достаточно эффективным бизнесом может стать, потому что создание частной школы танца, именно не в центре города, а в среде, в спальных районах, – это ведь очень важно. Не только индийские танцы…
Почему люди ходят заниматься спортом? Потому что инфраструктура есть. Если люди, которым 25, 30, 40, 50 лет, смогут находить инфраструктуру для реализации своего творческого потенциала, это очень хорошая антистрессовая терапия. Это противопоставление алкоголю и наркотикам и всему прочему.
– Поговорим о кино. Как сейчас с заполняемостью государственных кинозалов, убыточны ли они? Какие задачи стоят перед «Татаркино»? Сейчас «Татаркино» объявило тендер на закупку 19 российских и иностранных фильмов. Понятно, что не обойтись без мировых премьер, но что с нашим татарским кино? И все ли тут от денег зависит?
– Начнем с того, что у нас большое количество муниципальных кинотеатров или передвижек в сельской местности, там не такая высокая заполняемость, они снижают общую заполняемость, там она не более 30%.
– В городах-то хорошо ходят?
– В городах ходят, но у нас нет государственных кинотеатров. Только «Мир». Сейчас у нас были построены государственные кинотеатры в городах республики. Но коммерческие кинотеатры есть практически везде. И это не кинотеатры, которые работают только на территории республики, поэтому за счет эффекта высокой сетевой базы они могут приобретать большее количество фильмов, быть более диверсифицированными, конкурентными в части предоставления возможности просмотра фильмов.
Мы действительно покупаем 18–19 фильмов. Это не так много для того, чтобы говорить о высокой рентабельности в кино. Поэтому, если мы все-таки говорим о «Татаркино», я бы отметила два приоритета, даже три приоритета. Первое, это ниша, которую сегодня занимает кинотеатр «Мир». В городе должна быть площадка для показа интеллектуального кино, поэтому тот факт, что мы показываем там фильмы, которые никогда не будут собирать большого количества зрителей, это все равно очень важно. Это конкурсные фильмы. Это очень важная ниша, которая должна быть.
Вторая ниша – это детский кинематограф. Детского кино сегодня не так много. Это в большей степени мультфильмы либо сказки. Сейчас стали появляться наши фильмы. До этого в основном это были американские кинофильмы, мультфильмы, какие-то сказки.
И третья ниша – это национальное кино. По национальному кино здесь отдельная идет тема. Да, мы снимаем, Барыкин снял «Семейные хлопоты», интересный очень был проект, достаточно был спорный, и когда создавался этот фильм, было обсуждение и с представителями конфессий для того, чтобы нивелировать, тема-то достаточно тонкая. Дискуссия была. Тем не менее фильм востребован, поднимает проблематику, которая близка многим зрителям.
Мы встречались с «Татаркино». Мне очень понравился фильм «Байгал», который я посмотрела, фильм Ягафарова, он очень интересный, глубокий. Снят хороший фильм «Мулла». Есть фильмы, снимаются, но вот в чем дело... мы с Миляушой Лябибовной (Айтугановой, директором ГБУК РТ «Татаркино» – прим. Ред.) об этом говорили. Все-таки кино – это идеология. Вот у нас есть сегодня идеология Голливуда, и нам очень важно понять, а что мы хотим транслировать в нашем кино. Какие ценности мы должны транслировать всему миру в нашем кино. И очень важно не только создавать эти фильмы, но и обеспечивать их интеграцию в прокат и на территории России, может быть, даже в мире.
– Но разве это не задача министерства – транслировать идеологию? И через гранты поддерживать именно те сценарии, те идеи, которые соответствуют государственной идеологии?
– Ключевой вопрос как раз вы и озвучили. Почему я с самого начала и сказала, что, когда мы будем ставить цели и задачи Министерству культуры, мы должны все-таки понимать, что является теми идеологическими скрепами, которые на сегодняшний день должны стать этой цивилизационной платформой для развития будущего нашей страны.
Возвращаясь к национальному проекту «Культура России», мне очень понравился их тезис. Сегодня очень много полемики идет о языках и так далее, очень важно, что здесь это прозвучало, что мы строим государственную идентичность, то есть мы должны создать идеологическую основу для построения государственной идентичности с учетом поликультурного многообразия народов нашей страны. Этот элемент очень важен.
В свое время мы в Минкульте России обсуждали: можно одним и тем же экспертам с равной степенью профессионализма оценивать спектакли, которые созданы в концепции русского драматического театра и национального театра. Ведь национальный театр имеет свое лицо, он не совсем вписывается в те каноны, которые могут быть, предположим, актуальны для школы Немировича-Данченко. Вопрос в другом: как сохранить наше национальное лицо в профессиональном искусстве.
– И как?
– Это та задача, над которой мы как раз и будем работать. Это в любом случае эксперименты. Здесь не может быть готового ответа.
Я могу сказать только одно: чем больше будет активности, чем больше будет проектов, чем больше будет экспериментальных проектов, поиска, тем более вероятным будет результат. Потому что творчество – это в любом случае эксперимент, это в любом случае поиск. И поиск себя, и поиск истины, всего, чего угодно. И ответов на эти вопросы в том числе.
– У нас из ведения Министерства культуры выведен комитет по охране объектов культурного наследия, он стал автономной организацией. Каким вы видите взаимодействие, не будут ли дублироваться функции? Потому что за Минкультом осталась функция охраны культурного наследия.
– Сегодня, кстати, очень много и в СМИ звучит мысль, что Министерство культуры много потеряло в части статуса.
– С Министерства спорта сняли молодежь, по аналогии вышло и с комитетом в Минкульте.
– Это разные вещи. Это то же самое, как например, Министерство образования и Рособрнадзор. Есть 73-й ФЗ, прямая норма была, которая предписывала, что должен быть в каждом субъекте РФ создан орган, который занимается вопросами охраны объектов культурного наследия. Это своего рода надзорный орган. Он должен сохранять нейтралитет.
Конечно, большая часть объектов культуры в городах на сегодняшний день и во многих малых городах, и во многих селах даже является объектами культурного наследия. Мы (учреждения культуры) размещены в объектах культурного наследия, наш оперный театр, музеи, музей и театр в Буинске, например. Это все тоже объекты культурного наследия. Мы не можем сами себя контролировать. Поэтому целью этого выделения был вывод надзорной функции. Должен быть определенный нейтралитет.
И другое дело, что в Минкульте РФ эта функция внутри министерства, и никто это не делит там, потому что культурное наследие едино. Обязанность Министерства культуры по содержанию объектов культуры на нас остается.
– Вы будете взаимодействовать как два равных бюрократа, или вы будете стратегически ставить им задачи?
– Во-первых, мы работаем в рамках одного поля правового. У нас очень большое количество проектов, которые имеют межведомственный принцип, например, тот же комплексный проект «Болгар – Свияжск» и объекты ЮНЕСКО – в Болгаре, Свияжске, кремле. У них есть особые требования в части сохранности объектов культурного наследия, включенных в список ЮНЕСКО. Но это все наши учреждения.
Естественно, что мы будем постоянно взаимодействовать в вопросах их использования, в вопросах обеспечения их сохранности при использовании. Но это не значит, что это одно ведомство. У каждого из наших ведомств стоят свои задачи, то, что предписано законом.
– Но кураторство Минкульта все-таки будет?
– Мы находимся в одном здании, нет такого явного кураторства. Кураторство Минкульта России. У нас федеральная основа, есть федеральное законодательство. Более того, реестр ведется на федеральном уровне. Так же, как и реестр музейных экспонатов, как принципы построения библиотечного фонда. Они унифицированы по всей стране. Поскольку у нас одна страна, у нас унифицирована база по учету объектов культурного наследия. Фонды, музейные фонды – это тоже культурное наследие. Есть у нас нематериальное культурное наследие – памятники устного народного творчества. Это тоже наше наследие, и все в целом – это миссия Минкульта России как федерального органа, и с нас это тоже никто не снимает.
– В бытность работы твоей в архивном управлении вы стали первым государственным органом, который начал осваивать технологию блокчейна. Вы планируете внедрять какие-то новые технологии в работу Министерства культуры?
– У нас была попытка использовать блокчейн для приемки электронных документов. Более того, у нас состоялась конференция в апреле этого года, куда приезжали эксперты из Канады, Нидерландов, они все говорили о том, что это общемировая тенденция в архивном сообществе – использование возможности распределенного реестра для фиксации транзакции процесса передачи электронного документа на хранение в архив. Это не сама система хранения, потому что хранить будет очень дорого, это многократно увеличивает стоимость хранения. Но как инструмент подтверждения достоверности – это да.
Что касается современных технологий в культуре, начнем с того, что у нас большое количество проектов, они начинались еще и 10, и 15 лет назад. Во-первых, у нас единое библиотечное пространство, то есть единый каталог на территории всей республики. Все муниципальные библиотеки включены в этот каталог, Национальная библиотека, в здании которой мы находимся, является администратором фактически, тем ведомством, которое организует работу всех участников процесса в этом каталоге, в этом едином пространстве.
Второе – это то, что касается музейного фонда, там мы тоже все работаем в единой системе КАМИС, но мы ее будем дорабатывать. Пользователю без разницы, в каком музее находится тот или иной объект, ему важно получить информацию, что интересующий его экспонат находится там-то, экспонируется тогда-то, экспонировался тогда-то, будет экспонироваться тогда-то. И это информирование пользователя. Все-таки интернет – это больше информирование. Подменить полностью культуру – реальный продукт – будет очень сложно.
– Общение с картиной в музее не подменишь.
– Даже если мы делаем это качественно – цифруем картины, не воспроизведется нужный эффект.
– 3D-полеты, например, это больше реклама.
– Да. Возвращаясь к питерскому экономическому форуму, там была очень интересная секция, она называлась «Цифровой ренессанс». Они говорили, что сегодня период, когда создаются новые виды искусства. И 3D-искусство, то есть 3D-живопись, я не знаю, как это правильно назвать – изобразительное искусство в режиме 3D, это тоже очень интересный процесс, интересный контент, и это новые возможности. Точно так же, как в свое время появилось кино, точно так же, как в свое время переход был на понятие «проекция».
Вы помните, что десять веков назад изобразительное искусство было двумерным. Принцип проецирования перспективы, он отсутствовал тогда в живописи. Все развивается, и сегодня мы на пороге новых открытий, новых экспериментов. Опять возвращаюсь к теме экспериментов в сфере культуры, в том числе в сфере цифровой культуры.
Сегодня в проекте «Культура России» он состоит из трех элементов: культурная среда, творческие люди и цифровая культура. Цифровая культура в большей степени рассматривает вопрос цифровизации как вариант доступности, то есть можно в режиме онлайн транслировать спектакли, в интернете размещать интересные фильмы. Это будет повышать доступность. Я думаю, что мы еще недооцениваем возможность цифры.
Знаете, что меня поразило? Нам презентовали один из порталов, который обучает музыке в цифровом варианте, электронном варианте, то есть на гаджет закачиваете необходимый репертуар, и вы можете просто играть, сразу автоматически идет перелистывание, можете играть в четыре руки: две руки ваши, две — цифра. Я думаю, перспективы очень большие и у цифровизации в сфере культуры, но не только с точки зрения доступности, но и с точки зрения создания нового цифрового продукта, цифрового искусства.
– Я, может быть, здесь не соглашусь. Могут быть разные углы зрения. Я тоже планшет иногда люблю, но беру том Булгакова, когда открываю старую, потрепанную уже книжку, со своим запахом, это уже другое восприятие текста. Также прихожу в театр, и вот эта нить, которая между актером и зрителем возникает, вот эти ощущения, они же не передадутся никакой цифрой.
– Они взаимодополняющие. Как говорят сейчас, дополненная реальность. Это элемент дополненной реальности.
– Ощущение симфонического оркестра – какие бы у тебя наушники ни были, в зале возникают совершенно другие и атмосфера, и ощущения, и восприятие этого процесса. Наверное, и возникает то, что называется душой и связью между душами артиста и зрителя.
– Возвращаясь к душе. Я говорила, что сегодня в Китае активно развиваются элементы творческого образования или образования художественно-эстетической направленности, активно интегрируются в систему образования, но мы проводим большое количество конкурсов. Недавно ко мне приходил один коллега и говорит: у меня есть заинтересованность со стороны Китая в проведении китайско-российского конкурса пианистов. А почему? Технику, говорит, мы (в Китае) можем передать, а душу передать очень тяжело. И это на самом деле так.
И балет – это наше достояние: русский балет. Татарский праздник Сабантуй – это тоже наше достояние. Это то, что передает душу народа. Литература… Это не может быть в отрыве от духовности, от нашего культурного кода. Я думаю, что со временем статус культуры будет расти.
– Спасибо. Желаю тебе и твоей команде, которую ты соберешь, удачи.
Нет комментариев-