Он выступал в лучших концертных залах мира и специально приехал из Лос-Анджелеса, чтобы провести мастер-классы для детей своей родной набережночелнинской музыкальной школы.
– Георгий, недавно вы провели несколько мастер-классов в Набережных Челнах. О чем они были? Что они дают детям?
– Да, действительно у нас прошли четыре дня очень большого интенсива в городе Набережные Челны, в городе, в котором я пусть не родился, но провел первые 13 лет своей жизни, там преподавала моя мама. Мы провели четыре дня мастер-классов, было также два концерта. Мастер-классы проходили отдельно по виолончели, поскольку я виолончелист и именно виолончелью зарабатываю себе на жизнь, путешествую по всему миру. Но также у меня появилась идея провести мастер-класс, посвященный импровизации на всех музыкальных инструментах.
У нас были ребята, которые играли и на скрипке, и на альте, и на фортепиано, и также, конечно же, на виолончели. Пятнадцать ребятишек из детской музыкальной школы и колледжа искусств собрались и с одной репетиции подготовили два произведения для моего сольного концерта, на котором все они в первый раз в своей жизни импровизировали перед публикой в 500 человек. Представляете, какой для них был интересный жизненный опыт! Что эти мастер-классы могут дать? Ну, наверное, новый опыт общения, понимания музыки, к которому они еще не привыкли, поскольку это моя идея, которую я проповедую как педагог. Я также преподаю, преподавал в Италии и сейчас в Америке, где я живу.
Мы обсудили много проектов на будущее, потому что фестиваль «Мастера музыки», в рамках которого прошли эти мастер-классы, в этом году уже проходит в пятый раз. Ну и, конечно же, мы смотрим возможности, как можно детишек из моего любимого города Набережные Челны вывести либо в Москву на какие-то мероприятия, либо даже в Европу.
– Вы проводите консультации по поступлению в европейские вузы? Каковы шансы у ребенка талантливого, но из глубинки выбраться за пределы России?
– Россия по-прежнему остается очень закрытой страной. С российским паспортом мало куда можно выехать. Везде нужна виза: в Евросоюз, в Америку, в Азию. И, конечно же, это создает много преград. Но сегодня мир настолько открыт, самолеты тебя доставят куда угодно. Двенадцать часов в самолете – и ты уже в Лос-Анджелесе. Это достаточно просто, все упирается, как правило, в финансы. Шансы есть у всех абсолютно. Если ребенок талантлив, если у него есть желание, стремление к тому, чтобы куда-то попасть, он обязательно попадет. У нас практически не существует преград для того, чтобы и самосовершенствоваться, и саморазвиваться, и куда-то поступать. Да, я давал консультации по поступлению, и ребята, еще раз повторяю, настолько талантливые, что, кажется, у них у всех есть много шансов для того, чтобы поступить не только в высшие вузы России в Москве и Санкт-Петербурге, но также в Европе и, может быть, Америке.
– Как вы стали популярны в Европе и Америке? Ваш путь начинался с набережночелнинской школы искусств и продолжился в Москве, а далее был Рим…
– Да, все началось с обучения в Риме. Мой педагог, замечательный Джованни Соллима, величайший сицилийский виолончелист и композитор, открыл для меня совершенно новый мир в музыке, благодаря которому я, уже имея высшее образование, диплом Московской государственной консерватории, начал дальше развиваться, путешествовать, выступать на конкурсах и фестивалях и писать свою музыку. Сейчас мои программы в основном наполнены музыкой, которую я пишу, которая исполняется на радио, на телевидении, по всей Европе и использовалась в двух художественных фильмах. Сейчас мы работаем над новым фильмом в Америке, Лос-Анджелесе, к которому я также пишу музыку. Я стараюсь развиваться не только как исполнитель на своем инструменте виолончель, которому я посвятил всю свою жизнь, но также и как композитор. Мой родной брат – режиссер театра, у нас с ним очень много совместных проектов. Мы в этом году на фестивале сделали первое совместное театрально-музыкальное выступление. Так что работа идет очень интенсивно, абсолютно во всех сферах.
– Вы прошли обучение и в России, и за рубежом. Расскажите, в чем отличие?
– Очень большое отличие. Я скажу про музыкантов, но я думаю, во всех остальных сферах культуры со мной согласятся. Наша российская школа сегодня, которая переходит к нам от Советского Союза, самая сильная именно по методике воспитания. Именно поэтому ребята у нас заменяют первые премии на конкурсах по всему миру. И именно дисциплину мне дала Россия. Но потом уже в Европе я оттачивал свои знания какими-то вкусовыми качествами, потому что все-таки Европа есть Европа. Там своя культура. Можете представить, что может дать Рим молодому человеку, который приезжает туда и начинает видеть все фрески Микеланджело, скульптуры и строения Бернини своими глазами, а не на фото. Конечно, это дает очень большое развитие, особенно человеку искусства, а также вдохновение и погружение в мир искусства.
– Получается, именно атмосфера влияет?
– Да, атмосфера, потом традиции в Италии гораздо более древние, нежели наши. Все-таки сравнения Римской империи и России даже в вековых соотношениях очень разные. Ну и само путешествие — Европа маленькая, сел на машину, из Италии попал уже во Францию через Швейцарию. Это то же самое, что из Москвы приехать в Казань, наверное. Поэтому пространственные рамки позволяют тебе глубже проникать в культуру разных стран.
– А если говорить о творчестве в Америке?
–Да. В Америке все достаточно просто с одной стороны и очень просто с другой. В Америке очень сложно быть художником, музыкантом, человеком, который себя посвящает не просто рутине, заработку денег. Все мы знаем, что Америка – это именно бизнес, работать там приходится 24 часа в сутки, думать только о том, как и где заработать деньги. И в этих условиях очень сложно оставаться музыкантом, который творит что-то именно с точки зрения искусства, а не с точки зрения заработка. Поэтому там все время приходится балансировать между «я бизнесмен» и искусством, которое будет не только легко продаваться, но так же легко что-то новое открывать для людей.
Потому что цель искусства не только дарить людям счастье, радость, любовь и просвещение, но и также что-то в них пробуждать древнее, исконно человеческое, духовное, особенно в нашем мире, полном медиаконтента, интернетов, мобильных телефонов, радио и так далее. Настолько голова загружена всем вот этим, что в принципе мы забываем о том, кто мы такие и откуда мы пришли. Мы забываем очень часто о наших природных способностях. Мне кажется, музыка, как и любое искусство, способна пробудить, показать человеку, что есть на самом деле человек.
– Получается вы еще занимаетесь продвижением классической инструментальной музыки? У вас есть канал на Youtube, на котором вы создаете микс-видео с сочетанием виолончели и современных мотивов. Это все вы делаете для продвижения?
– Ну, скажем, на Youtube я еще особо не работал, у нас будет очень интересный проект, которым мы запускаем с нашими друзьями в Лос-Анджелесе, и как раз мы будем работать и над каналом. Там появится очень много видео, снятого на профессиональные камеры со студии «Уорнер Бразерс», как это ни странно звучит. Я пока больше, что называется, иду в народ. Я играю много концертов, и в основном моя просветительская деятельность происходит на живых концертах. Есть записи концертов, есть интервью. Все, кому интересно, могут посмотреть мои часовые рассуждения с музыкантами с разных уголков планеты о музыке, об истоках музыки. Все это можно найти в Интернете в абсолютно свободном доступе.
– Кто подал вам идею этого проекта?
– Проект CELLO DRIVE, он очень интересный. Идея принадлежит моему другу, также выходцу из России, из Москвы, Олегу Шмелеву. Этот проект назревал в течение трех лет, и вот Олег и его команда, в которую также я вхожу, искали способ найти деньги под проект, потому что он грандиозный, монументальный. У Олега были какие-то связи с компанией Coca-Cola, потом они разорвались, проект заморозили на два года. И теперь наконец-то появились возможности для того, чтобы его запустить в свет.
– Расскажите подробнее о стиле классикал-кроссовер.
– Это стиль, у которого нет четкой даты, четкого дня рождения. Он появился в конце ХХ века, когда великие классические музыканты стали стараться, как я уже сказал, выйти в народ, то есть выйти за пределы акустически грамотно рассчитанных залов на открытые площадки, совмещать свои программы с рок-музыкантами. На Youtube можно найти записи концертов, где Лучано Паваротти выступает с рок-музыкантами или с исполнителями других направлений. Он выходил на сцену с тремя тенорами и с симфоническим оркестром, и это было именно шоу со спецэффектами, а не классический концерт.
Классика переходит рубеж музейности в сознании поколений конца XX – начала XXI века. Классическое искусство – неважно, музыка это, живопись или что-то еще – перешло в состояние музейности. Вот мы ходим на концерты, чтобы познакомиться с чем-то, что когда-то создавалось. А это же живая субстанция. То, что люди создают сегодня, через 200–300 лет будет классикой для будущих поколений. Нет рубежа и рамок классического искусства. Но вот придумался кем-то этот термин.
Он существует на самом деле только в России. Кроссовер — это пересечение, пересечение классических традиций, путей с современными. То есть совмещение разных стилей и эпох в искусстве.
– Получается, классическая музыка в чистом виде становится не так интересна?
– Она становится сугубо профессиональной.
Есть очень хорошая книга, написанная американскими социологами, называется «Все билеты проданы». Она переведена на русский язык и будет полезна всем, кто занимается организацией концертных мероприятий, ее нужно прочитать от корки до корки. Там очень четко показано с помощью статистики, что действительно концертные залы на протяжении ХХ века пустеют. Пустеют потому, что классические музыканты требуют все больше гонораров, организация классических концертов требует очень больших усилий, билеты дорожают, а вы знаете, что экономические катаклизмы постоянно случаются, и не все себе могут позволить пойти на классический концерт. Потом это сложно в принципе: современный концерт – это сложное мероприятие, которое нужно не только организовать, но еще и созвать народ.
– Сейчас, чтобы пойти на концерт, нужно сесть в машину, купить билет, приехать, припарковаться. В таких больших городах, как Москва или Лос-Анджелес, это сложнее, нежели купить диск или открыть тот же самый Youtube и дома за чашечкой чай или кофе уютно послушать ту же самую музыку. Раньше люди ходили на концерт, потому что не было возможности послушать записи, или, скажем, качество записи не соответствовало качеству реального звучания. Сейчас все это абсолютно доступно, и поэтому концертные залы все сложнее и сложнее наполнять, особенно с классической музыкой. Все-таки аудитория классической музыки – это не молодежь, как на рок- или поп-концертах. Именно поэтому классикал кроссовер позволяет привлечь на эти серьезные классические, иногда даже скучные концерты современную молодежь, которая ходит на те же самые рок-концерты или другие стили музыки, потому что классика, вот эта – музейная, становится понятной всем. И сейчас я и такие музыканты, как я, пытаемся ее из музейной ценности превратить в общественное достояние, открытое для доступа абсолютно всем.
– Насколько важно продвижение классики, творчества среди молодежи?
– Вы знаете, без культуры любая цивилизация умирает. Некоторые политически сильные страны даже расписывали в XX веке проекты, как уничтожить определенную страну. Все начинается с культуры – как только ты отрезаешь культуру в каком-либо государстве, оно начинает разваливаться, начинают происходить какие-то катаклизмы, революции и так далее. Все начиналось когда-то с культуры. Преобразование человека каменного века в современное его состояние происходило только благодаря культуре. Наука выходила из культуры, из образования человека, из того, что он стремился к чему-то. Культура – это наше всё. А серьезная культура, культура традиций, которую мы называем классическй, – это наше достояние, которое, конечно же, должно быть в свободном доступе, понятно всем, и молодежь надо как-то стимулировать к тому, чтобы она изучала культуру.
– Я знаю, что вы играете на инструменте с интересной историей и в то же время на электронной виолончели…
– Да, у меня старинный инструмент, которому почти 200 лет. Он родом из Германии. Работа очень хорошего известного мастера той эпохи по имени Энест Лидех из города Бреслау. На этом инструменте я играю последние пять лет, он звучал в лучших залах по всему миру. Правда, иногда я изменяю моей виолончели и беру в руки современную электронную виолончель с ее определенными резким, иногда грубым звучанием. Но все-таки мое сердце всегда лежит именно к чистому звуку, с которым можно работать без вмешательства какого-либо звукорежиссера, потому что мастерство музыканта-исполнителя всегда исходит из его рук. Но, как только ты берешь либо микрофон, либо электроинструмент, все это мастерство переходит к другому человеку по имени звукорежиссер. И тут ты можешь вытворять всякие фокусы, но без профессионализма звукорежиссера ничего этого не прозвучит.
Я эгоист по натуре, и мне нравится все делать самому, поэтому я люблю акустическое звучание, акустический инструмент. Но когда ты выходишь на улицу или на большую площадку типа стадиона, конечно, нужно усиление. Для этого есть специальная команда людей, которая занимается звуком, светом и так далее. И чтобы вынести эту самую красивую 200- или 300-летнюю виолончель, покрытую музейным пеплом, из камерного зала на стадион, нужны современные возможности озвучивания при помощи микрофонов, конденсаторов или, может быть, электроинструмента, который дает определенные звуки. И можно сделать из концерта Вивальди для классической виолончели самый настоящий рок-концерт в стиле AC/DC – сегодня возможно всё.
– У вас много предложений в Европе и Америке. Так ли их много в России? Или они менее интересны?
– Сейчас мы над этим работаем. Просто дело в том, что в принципе организация концертов и концертная практика в России очень сложная.
У нас по-прежнему не работает менеджмент. Абсолютно все менеджеры, которые сегодня раскручивают тех же самых поп- или рок-артистов, когда-то сами были артистами. У нас нет в принципе школы менеджмента как таковой. Поэтому организация концертов в России – это всегда очень сложная затея, особенно когда находишься где-то «за бугром», в Европе или в Америке и часовые пояса не позволяют переписываться или созваниваться вовремя. Потом пространственные рамки, экономические и соотношения валют.
И когда речь заходит о билетах, а я все-таки виолончелист, у меня есть, можно так выразиться, ребенок — моя виолончель, она всегда требует второго билета. Я не могу ее сдать в багаж. Нужен отдельный билет на отдельное место в самолете, и те люди, которые меня приглашают, всегда должны думать два раза: пригласить Георгия Гусева — значит, пригласить двух людей. Это иногда бывает дорого. Поэтому сейчас, к пятому фестивалю, мы уже нашли какие-то рычаги, нашли свою публику, стали выезжать в регионы. Поначалу у нас был чисто московский фестиваль, потом захватили еще Петербург, и теперь у нас еще и Татарстан в программе. Мы над этим работаем, есть команда людей, которые занимаются этим, я сам лично стараюсь делать мои программы более доступными для российской публики, чтобы они были интересны как знатокам, так и молодежи. Ну я думаю, что будущее покажет.
Нет комментариев-