«В ожидании смерти ты делишься сокровенным со своей совестью»: эссе, посвященное Мусе Джалилю

Стихотворение «Весенние резервы Гитлера»

Этот тетрадный лист буквально застал меня врасплох.

У любого более-менее причастного к писательству есть архив, и у меня тоже есть такое место, куда я собираю, складываю всякий бумажный хлам — дипломат в деревне. Он полон всего — рисунки, вырезанные из газет и журналов, фотографии, рукописи стихов, блокноты — по сути, это такой общий могильник, склеп для когда-то интересных и дорогих мне вещей. Мне нравится время от времени потревожить, взъерошить этот мир. В очередной раз копаясь, наткнулся на стихотворение «Весенние резервы Гитлера». И память понесла меня в прошлое — то время, когда мы еще только переступили порог нового тысячелетия…

Стихи не мои, конечно.

Это стихотворение Мусы Джалиля, написанное им на русском языке. Я нашел его и, весь окрыленный, перевел — давно, в годы, когда был просто одержим поэтом-героем. Еще бы! Ведь ты вернул в родной язык произведение поэта — практически своего идола! Невозможно описать гордость и радость, которые я тогда испытывал.

«Он был для меня "богом" в поэзии»

В седьмом — девятом (может, и в десятом) классах я был просто опьянен личностью и творчеством Мусы-аги. В то время он был для меня «богом» в поэзии (простите, так нельзя говорить). Я учил его стихи наизусть, рассказывал со сцены, писал посвящения и… читал, читал, читал! Эта одержимость однажды меня даже толкнула на «преступление». Когда впервые прикоснулся к избранным сочинениям поэта, ахнул, увидев нарисованные маленьким Джалилем рисунки, а еще больше меня поразили рукописи его стихов. Написанные рукой самого поэта черновики! Это была ветхая, старая книга. Страницы истрепались. Какой же бес тогда меня попутал — я вырвал страницы с рукописями стихов «Еллар, еллар…» и «Өлешеңә чыккан көмешең» и… забрал с собой. 

Дома, обмотав скотчем (помнутся!), поместил под стекло на столе (тогда была «мода» на письменный стол класть стекло от трактора). Пытаясь заглушить совесть, полдня чинил эту книгу, и утром, помню, сдал ее. (А земля круглая! Тысячу раз в этом убедишься, ей-богу: когда сельскую библиотеку освобождали от старых книг, с десятками подобных эти «Избранные произведения» вернулись в мою личную библиотеку. Те страницы тоже по сей день хранятся в дипломате).

Под впечатлением от его творчества мне советские годы стали видеться временем безоблачным 

Вспомню, как в конце учебного года вырывал оставшиеся неиспользованными чистые листы тетрадей и делал из них свои «Моабитские тетради» (переплет прямо как у Джалиля, и размер примерно такой!), и щеки заливаются краской… Таких подшивок у меня три.

В то время Джалиль был для меня не просто «поэт», «герой». Это явление более масштабное, широкое, глубокое, высокое и великое. Под впечатлением от его творчества мне советские годы стали видеться временем безоблачным, прекрасным, без единой трагедии и преступлений. Кажется, избавиться от этой болезни мне не удалось до сих пор…

Ладно, я же говорил о «Весенних резервах Гитлера». Может быть в том, что этот кусок бумаги нашелся именно в феврале, перед очередным днем рождения поэта-героя, тоже есть какой-то скрытый смысл?

«Во время работы в редакции фронтовой газеты „Отвага“ 2-й ударной армии Муса Джалиль писал стихи на русском» 

Не поленился, пошел в Национальную библиотеку и нашел оригинал этого стихотворения и его подстрочный перевод. Оказывается, оно было издано в четырехтомном собрании сочинений (Татарское книжное издательство, 1976, второй том). В конце книги есть такое примечание: «Весенние резервы Гитлера» было написано на Волховском фронте, в период службы в газете «Отвага» 2-й ударной армии, на русском языке и в апреле 1942 года было напечатано в этой газете. (Смотрите примечание к тексту «Соловей и родник»).

Посмотрел и там: «Соловей и родник» (баллада). Эта баллада была написана в июле 1942 года. Но еще до попадания в плен она была начата на русском языке, возможно, существовала и татарская версия на этапе черновика. Во время работы в редакции фронтовой газеты «Отвага» 2-й ударной армии Муса Джалиль писал стихи на русском. Около десятка стихов были напечатаны в «Отваге». О том, что у поэта были хорошие стихи на русском, рассказывал народный художник СССР, Герой Социалистического Труда Е. В. Вучетич. Служивший с Мусой в редакциии «Отваги» молдаванский журналист И. Каминер вспоминает: «Мусу „припрягли“ как поэта. Обычно он писал стихи на русском языке. Секретарь редакции Виктор Кузнецов правил. В этом деле между ними особо острых конфликтов не возникало. Хотя на задумчивом, смуглом, строгом лице Мусы в таких ситуациях замечалась улыбка».

«Как вырос наш маленький Джалиль!»

Мидхат Гафаров, пребывавший вместе с Джалилем в закрытом лагере Вустрау недалеко от Берлина, о балладе рассказывал: «Помню, как он читал „Соловья и родник“. Вроде бы, у нее была и русская версия. Запомнилось, будто он говорил: „Русский вариант писал для фронтовой газеты, но не успел“. Значит, это баллада, задуманная на Волховском фронте для газеты „Отвага“. Его содержание отражает настроение не плененного солдата, а борца, прогоняющего врага из своей страны. Татарский вариант этой красивой баллады поэт сделал уже в плену. Он записан в первой тетради». 

Довольно часто приходилось слышать, что настоящим поэтом Мусу Джалиля сделали «Моабитские тетради». Известно, что даже Хасан Туфан, в ссылке, прочитав вернувшиеся из Германии стихи сверстника и друга, пораженный, писал: «Как вырос наш маленький Джалиль!» (Цитату даю приблизительную. Не отрывок ли это из письма Габдрахману Минскому?)

Если исходить из упомянутых выше примечаний, стихотворение «Весенние резервы Гитлера» Муса Джалиль, видимо, считал посредственным. В противном случае он для него тоже, как и для баллады «Соловей и родник», находясь уже в плену, сделал бы татарскую версию. Значит, не посчитал нужным? Решил, что лучше ему остаться газетным материалом? Почитайте, действительно, простой же стих: простые рифмы, простые слова… И перевод простой.

Гитлер проклинал зиму, 

На неё свалил вину:

— Ветром, мол, зима дышала,

Наступать нам помешала.

Он копил к весне резервы,

Утешал больные нервы.

Наконец, пришла красна

Долгожданная весна.

Только что-то, право, странно — 

Началась довольно рано:

Только солнце стало печь,

А резерв уж начал течь.

Под лучами нашей красной

Боевой звезды прекрасной

Тает он, как грязный снег,

Очищая путь весне.

Не резервы это — мразь,

Мокрый снег, отбросы, грязь.

Ведь весной всё утекает,

Что земле дышать мешает…

Вот, бандит, тебе итог: 

Не спасёт тебя ничто — 

Ни зима, ни май, ни лето.

Песенка твоя пропета!   

***

Гитлер кышны каргады,

Сылтау тапмый калмады:

— Имеш, өскә җил өрде,

Безне кире чигерде.

Ул язга резерв җыйды,

Бөтен саулыгын җуйды.

Ниһаять, Җир гөлт итте,

Ямьле яз килеп җитте.

Тик сәер әле бераз — 

Ашыктымы әллә яз?

Кояш бер күз ташлады,

Резерв эри башлады.

Нурларыннан, көнозын,

Безнең кызыл йолдызның,

Шакшы кар кебек эри,

Язга юл ачып йөри.

Резерв түгел бу — косык,

Лыгырдык, калдык-постык.

Җирне буган һәрнәрсә

Язлыкта агып бетә…

Бандит, белеп тор инде:

Берни коткармас сине — 

Ни кыш, май, җәй айлары.

Җырлар җырың калмады!

«Это ведь моя работа»

Когда ожидаешь смерти в тюрьме, кого-то звать на бой, к чему-то призывать не надо… В ожидании смерти в тюрьме ты только делишься сокровенным со своей совестью, честью. И конечно, на родном языке!

Так стоило ли переводить и, гордясь, будто открыл Америку, выносить на публику стихотворение, которое сам поэт не рвался выносить, стихотворение, не помещенное в его избранные сочинения и включенное в объемлющий все его творчество четырехтомник лишь на русском?

Нет, наверное, конечно.

Но…

Это ведь моя работа, которую я, будучи таким наивным, искренним перед Джалилем, выполнил от чистой души, от всего сердца, весь окрыленный, вдохновленный! Та моя пора, когда пьянила возможность на практике прикоснуться к творчеству любимого поэта! Наверняка долго летал, наслаждаясь только что получившимся результатом, не имея сил опуститься с седьмого неба. Раз так… Кажется, Джалиль на меня не будет сердиться.

И вы не сердитесь.

Материал сайта milliard.tatar.