Во вторник, 28 декабря, Верховный суд РФ принял решение о ликвидации «Международного Мемориала» (организация признана на территории РФ иностранным агентом). Через несколько часов после оглашения приговора жительница Казани Наталья Фишман-Бекмамбетова выложила в Instagram пост, в котором рассказала, как репрессии коснулись ее семьи и, выразила сожаление о том, что не все ее родственники сумели дожить до реабилитации. Текст заканчивался двумя предложениями: «Я помню. Память ликвидировать не получится». Этот пост лайкнуло более 2,5 тысяч человек. Но среди них не было нашего героя. Он незаметен даже в оффлайне. Его зовут Алексей Степанов – он председатель Татарстанского республиканского отделения Российского Мемориала.
«Я по «происхождению» историк, с красным дипломом окончил Казанский университет. Три года преподавал «Историю КПСС», вступил в партию. Заканчивал аспирантуру в Москве и случайно познакомился с компанией ребят. Спустя время, одного из них арестовали за «самиздат», а в его записной книжке нашли мой казанский адрес. Вот так в 1983 я познакомился с КГБ, получил запрет на профессию и стал библиотекарем. Но в «Мемориал» я попал не поэтому. Это вообще случайно получилось…», - уставшим и будничным голосом начинает свою историю Алексей Степанов.
Дальше в таком же тоне Алексей Федорович рассказывает, что вместо заболевшего приятеля оказался на Организационной конференции «Мемориала» в Москве. Шел 1988 год. С тех пор его жизнь, нет – не изменилась круто. Он все также продолжал работать библиотекарем, но со временем книги в его руках сменились на документы в архиве КГБ, а чуть позднее - ФСБ. И так продолжается уже более 30 лет.
Рассказывая об этом, Степанов сетует на то, что и рад бы уже остановиться давно, да некому передать бразды: «Я знал, что это большая, тяжелая ноша и не рвался. Я специально записал в уставе организации «председателИ», но никто никогда не хотел занять мое место».
Для сравнения он приводит цифру пермского «Мемориала» - две тысячи человек. В редакции «Снега» специально проверили его слова. Так и есть – это подтвердили сами пермяки. Но все-таки в казанском «Мемориале» их трое. Они познакомились также случайно в 1998. Тот год в России ознаменовался перезахоронением останков царской семьи. Домой к мемориальцу пришли два пенсионера, у которых были расстреляны отцы, и сказали: «Вот, императора с семьей хоронят со всеми почестями, а наши отцы лежат где-то во рву на Архангельском кладбище в Казани, скрытом от глаз людей новыми могилами, и некуда даже положить цветы. А почему бы не создать хотя бы символическую могилу-памятник жертвам политических репрессий?».
Фото: Александр Эшкинин
Этих пенсионеров звали Вячеславом Георгиевичем Бурлаковым и Николаем Петровичем Ананьевым. С их помощью Алексей Федорович создал в Казани два мемориальных комплекса. Сначала был создан комплекс памяти жертв политических репрессий на Архангельском кладбище. Он представляет собой символическую братскую могилу и стелу, на которой выбиты 2700 имен. А несколько лет спустя в дверь квартиры Степанова вновь постучали.
«За дверью стояла женщина. И практически прямо с порога начала: «Моему отцу дали десять лет – почему расстрелянным есть памятник, а таким как мой отец - нет?» В вопросе чувствовалась претензия, как будто мы местные власти. Мы втроем снова сели подумали и решили, что в Ленинском садике надо сделать общий памятник жертвам политических репрессий в Казанской губернии и Татарской АССР. Центр, куда будет удобно добраться из любой точки города, и близость к главному месту проведения репрессий – зданию НКВД на Черном озере. В годы репрессий Ленинский сад среди жителей города назывался «сквером слез», поскольку там собирались родственники, в первую очередь матери и жены репрессированных, и тайно обменивались сведениями, которые удавалось кому-либо из них получить в приемной НКВД», - объясняет выбор места наш герой.
Так в середине нулевых в Казани появился второй мемориальный комплекс. Но при этом о казанском «Мемориале» жители республики и столицы практически ничего не знают. Степанов объясняет это тем, что сидит дома: «А чтобы о тебе знали надо жить в формате «public history» - это значит, что надо без конца полемизировать по поводу той или иной личности в истории, по поводу того или иного события в истории, а я этого не люблю».
Сейчас очень популярно изучение собственно родословной. Вот буквально недавно к председателю «Мемориала» обратились двое мужчин, которые разыскивали своих дедушек. Степанов помог им с поиском необходимых документов. И таких запросов он получает, как минимум, по одному разу в два месяца. Он связывает это с тем, что когда приходит определенный возраст, человек начинает интересоваться тем, чем никогда не интересовался – предками.
Рассказывая об этом, он просит подчеркнуть свою мысль: «Мемориал» в моем лице - это память не только о репрессированных и совсем не про политику. Это социальная история о том, что человек желает помнить свои корни. Нашу организацию все последние годы политизировали, а «Мемориалу», по крайней мере в Казани, не интересна политика. Я пытаюсь распутать этот исторический клубок, где ничего не понятно».
В 30-летнем историческом багаже «Татарского Мемориала» и его председателя Алексея Степанова - два мемориальных комплекса, выпущенная за свой счет книга с архивными документами под названием «Расстрел по лимиту», участие в международных конференциях и одна курьезная история. В 1989 из деревни пришло письмо с просьбой выяснить судьбу репрессированного деда,а также с вопросом, который звучал так: «Где в Казани можно купить «Волгу?».
Но самый главный итог, как считает сам Сергей Федорович, – это почти 600 реабилитированных человек. Долгий и кропотливый труд. Кто-то может спросить: «Всего 600, да разве это много?». Никто не знает ответа. Время рассудит.
Может быть поэтому Степанов и выбрал для «Татарского Мемориала» такой странный девиз: «У нас нет никакой миссии, я просто это делаю».
