Средний гражданин Российской Федерации, как говорит нам Росстат, это женщина 39 лет. Ее фамилия Смирнова, это самая распространенная фамилия в России. Она живет в городе. У нее чуть меньше двух детей, в реальной семье, конечно, такого не бывает, но по статистике среднее количество детей на женщин у нас такое.
У нас в общем продолжают происходить те два главных процесса, которые определили вторую половину 20-го века и будут продолжать определять как минимум первую половину века 21-го, это урбанизация, то есть концентрация людей в городах, и старение населения.
Старение населения звучит страшно. Обычно, когда это произносишь, люди слышат, что «мы все состаримся и умрем». Можно это назвать не так страшно, есть такой научный термин – «второй демографический переход». Это увеличение продолжительности жизни, увеличение возраста вступления в брак и заведения первого ребенка для женщины, это, в общем, действительно увеличение этого среднего медиального возраста, поэтому нашей среднестатистической Смирновой 39 лет.
Сто лет назад, ну чуть менее – в 1917 году, средний житель Петрограда имел возраст 19 лет. Это чтобы вы осознали масштаб произошедших перемен. Это то, что происходит с социумом. Он взрослеет, в нем снижается рождаемость – это тоже одно из явлений «второго демографического перехода», в нем растет в общем уровень жизни. Идет увеличение культурных потребностей.
Это классическая пирамида Маслоу – если люди не голодают и их не убивают, то они через некоторое время начинают интересоваться, так сказать, несъедобным. У человека есть действительно культурная потребность, в самовыражении, в общении с себе подобными, в обмене информацией и эмоциями. И если первые этажи пирамиды более или менее построены, то начинают возникать следующие этажи.
С другой стороны, у нас есть аккуратная, так скажем, управленческая машина. Верхние этажи административной иерархии. Ее демографический состав разительно отличается от состава общественного. Это в некоторой степени так везде, разрыв между гражданами и элитами существует, но, что называется, степень этого разрыва – различная величина пропасти. Средний возраст высшего чиновника у нас 64 года. И никакие там новые-молодые губернаторы пока никак эту статистику не исправили. Это, как выражаются наши западные коллеги, цисгендерный белый мужчина. Он отличается в значительной степени своим образованием и своим жизненным опытом. Это в очень значительной степени в прошлом и настоящем люди в жестко вертикально выстроенных иерархических структурах – военных, правоохранительных, спецслужбах и так далее.
При этом понятно, что каждый человек склонен себя считать простым, нормальным и образцовым, поэтому люди эти думают, что они тоже такие. На самом деле нет.
Общество отличается в точке «сейчас», оно еще и меняется во времени. Управленческая машина не очень в состоянии приспособится к этим изменениям. Она меняться не хочет, воспринимает изменения как нечто враждебное. Это противоречие, скажу вам как грустный политолог, одно из базовых противоречий нашего социально-политического процесса. Это почти невидимое напряжение между обществом, которое движется в одну сторону, и между машиной, которая не то чтобы в другую, но как-то не очень хочет куда-то двигаться.
Это источник большого количества событий, тех в том числе, которые кажутся неожиданными, непредсказуемыми, внезапными. Что из этого следует? Надо приспосабливаться, надо адаптироваться, нельзя остановить время. Надо действительно смотреть на эти большие процессы, они никуда не денутся. И, как понимаете, это относится не к обществу нашему. Оно шагает вперед.
С обществом у нас все хорошо, действительно. У нас основные социальные индикаторы довольно приличные.
Начиная от количества убийств на 100 тысяч населения до динамики потребления алкоголя на душу населения. Все, на что смотришь, все нормально.
Ну уровень убийств у нас высокий, мы одни из «чемпионов мира» по этому показателю. И в странах со схожими с нами экономическими структурами и уровнем дохода столько не убивают. Но социологи и политологи смотрят не на уровень, а смотрят на тренд. А у нас тенденция нисходящая. Это хорошо. Второй демографический переход в принципе способствует снижению насилия, а он с нами происходит и продолжает происходить.
Наши социальные показатели на самом деле – базовые показатели здорового общества. Это тоже одна из хорошо скрываемых тайн Российской Федерации. Ее принято считать каким-то катастрофическим образованием, с которым что-то должно случиться, вот-вот должно что-то произойти, «так это продолжаться не может».
Но на самом деле мы нормальная страна с точки зрения жителей, которые там живут. Может быть, некоторым это неприятно слышать. Может быть, более лестно считать себя таким вот чудовищем Франкенштейна: вот такой я монстр, один на всем белом свете. Когда им говорят: знаешь, ты довольно типичный вообще-то, ничего особого, монструозного в тебе нет, они еще и обижаются.
Мы нормальные. И процессы у нас нормальные. И перемены у нас идут.
По данным Росстата, Россия — это страна городская: 74,4% населения живет в городах. Конечно, это разные города, мегаполисы и населенные пункты, похожие на деревни. Но тенденция стягивания экономических, финансовых и человеческих ресурсов из деревень растет. Пятнадцать-шестнадцать городских агломераций — это практически вся Россия с точки зрения расположения производства и людей.
Запрос на перемены формулируется такой Россией. Это Россия городская и обслуживающая города.
Нет комментариев-