Главный редактор
Минвалеев Руслан Мансурович
8 (953) 999-96-04
sneg_kzn@mail.ru
Сетевое издание «Снег» зарегистрировано в Федеральной службе по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор) 02 июня 2021г.
Свидетельство о регистрации: ЭЛ № ФС 77 - 81207
Территория распространения - Российская Федерация, зарубежные страны
Учредитель акционерное общество "ТАТМЕДИА"
Адрес редакции 420066, Татарстан Респ., г. Казань, ул. Декабристов, д. 2
Языки: русский, татарский, английский
Настоящий ресурс может содержать материалы 16+
Для сообщений о фактах коррупции: shamil@tatar-inform.ru

«Работаем, потому что нам не все равно»: Тимур Сафин о волонтерстве в пандемию и росте влияния НКО

«Работаем, потому что нам не все равно»: Тимур Сафин о волонтерстве в пандемию и росте влияния НКО
Для чего нужны волонтеры и чем они помогают людям в эпоху коронавируса, как взаимодействуют государство и НКО в современной России, в чем разница отношения к благотворительности у нас и на Западе, в интервью Андрею Кузьмину рассказал член Общественной палаты РТ Тимур Сафин.

«Мы работаем, потому что нам не все равно»

Добрый день, Тимур Фадбирович. Расскажите о своей работе. В чем заключается ваша деятельность как члена Общественной палаты РТ?

Я начал заниматься общественной деятельностью давно, это было частью моей жизни еще со школьной скамьи. В итоге это привело меня к Общественной палате РТ и Общественному совету Минтруда России.

В Татарстане я работаю в комиссии по социальной политике и благотворительности, помогаю решать социальные вопросы и вопросы благотворительности. В Минтруде РФ я состою в комиссии по делам инвалидов. Моя задача заключается в том, чтобы помочь инвалидам системно трудоустраиваться. Не секрет, что это большая проблема — человеку с инвалидностью тяжело найти работу по разным причинам: где-то отсутствует доступная среда, где-то работодатель убежден, что это тяжело и вызовет проблемы. Мы стараемся эту проблему решить.

Зачем тогда нужно министерство со своим штатом?

На самом деле мы не подменяем, а дополняем министерство, где-то корректируем их. Мы прекрасно относимся к чиновникам, здесь нет никаких глобальных претензий, но не секрет, что они видят все вокруг под определенным углом, иначе быть не может. Это их работа — учитывать много интересов при колоссальном ограничении бюджета и бюрократии.

Общественный совет и в целом общественники существуют как раз для того, чтобы где-то их направить, скорректировать, сказать, что на сегодня эта проблема острее, чем другая. Мы как общественники чувствуем это немножко лучше, только лишь потому что видим это под другим углом — не из кабинетов. В этом смысле общественники обязательно должны существовать, создавать этот баланс, без которого развитие невозможно.

То есть это скорее контролирующий орган?

В какой-то степени можно и так назвать, но мы работаем с госорганами сообща. Мы не надзорный орган, а скорее консультационный.

Зачем вы нужны госоргану? У него есть закон, бюджет, поле деятельности…

Мы на то и общественники, что не можем по-другому. Нам обязательно надо куда-то пойти и объяснить, что что-то происходит не так, как должно. Потому что нам не все равно.

Общественник — это, прежде всего, человек с активной гражданской позицией, который не просто наблюдает за проблемой, а совершает действия, чтобы решить ее или помочь решить. Именно поэтому сначала существовали государственные органы, а затем было принято решение создать при них общественные советы. Это тоже результат работы гражданского общества, общественников, которые пришли к государству и сказали: мы должны быть рядом с вами при принятии решений, должны создавать рабочие группы и вместе думать, как улучшить мир вокруг.

Вы ближе к инвалидам? Потом идете к чиновникам, говорите, что не так?

Да, люди с инвалидностью живут в своем мире. Мы к нему немного ближе. Государственный аппарат равноудален от многих проблем — это нормально. Именно для этого нужны общественники.

«Государство нам сильно помогает»: о грантах и координации общественников

Неравнодушных людей много. Как их координировать, объединять? Какие механизмы вы используете конкретно в Татарстане?

По сути их никто не координирует. Они отталкиваются от существующей проблемы. Например, мы видим большое количество бездомных животных и решаем помочь, ищем приюты, везем на стерилизацию, выдерживаем, возвращаем в ареал обитания, чтобы они перестали размножаться и постепенно их популяция снижалась.

Мы видим острую проблему и решаем принять меры, призываем людей, которым тоже не все равно, которым тоже важна эта социальная проблема. Так рождаются некоммерческие, общественные объединения. Это сообщества людей, которые решают какую-то одну проблему или ряд похожих.

Конечно, необходима площадка, где бы велась коммуникация этих сообществ друг с другом. Это не координация, а просто общение, чтобы делиться лучшими практиками, находить партнеров, разговаривать с государством. В связи с этим были созданы Общественные палаты в регионах, есть много некоммерческих общественных объединений, которые позволяют тоже выйти на диалог с властью. Например, Общероссийский народный фронт. Наша задача как общественников — использовать эти коммуникационные площадки, и мы в целом пользуемся этим.

То есть государство выделяет деньги, снимает офисы, и неравнодушные люди могут прийти по определенному адресу, встретив там единомышленников, пообщаться?

Государство сильно помогает. В России эта поддержка есть, и она активная. В Татарстане тоже. Помимо общефедеральных программ поддержки некоммерческих организаций есть и региональные программы, различные гранты как физическим, так и юридическим лицам. Есть программы инфраструктурной поддержки, в Казани можно получить рабочие места на безвозмездной основе. Это помимо того, что законом предусмотрено безвозмездное получение помещения вне конкурса, если организация является социально ориентированной. У муниципалитета есть ряд пустующих помещений, на которые имеют право претендовать НКО. Конечно, обслуживание помещения ляжет на плечи организации — это не всегда дешево. Но сам факт возможности получить помещение — это очень здорово.

То есть получаете деньги на деятельность, а не за деятельность?

На будущую деятельность. Мы пишем проекты, на конкурсной основе их просматривают эксперты, решают выделить деньги или иную поддержку. Это интересный механизм управления и решения тех вопросов, которые беспокоят государство. То есть государство учреждает гранты, чтобы решить какую-то конкретную проблему. Например, экологии. Так оно популяризирует добровольчество в сфере экологии. По тому, какие номинации существуют в грантовых конкурсах, мы в целом можем сделать вывод, что сейчас интересует государство и куда оно хотело бы привлечь внимание общественности.

Или где у государства не хватает сил…

Да. Более того, уже третий год существует указ Президента о том, чтобы 10% бюджета на социальные услуги перешло к реализации НКО. Это очень много. Государство понимает, что, с одной стороны, надо поддерживать НКО, с другой — НКО делают какие-то вещи значительно эффективнее.

«Халатность здесь недопустима»: про бюджетные деньги и разницу между НКО и бизнесом

Это здорово, но это очень серьезные деньги. Чиновник обладает знаниями, как расходовать деньги, он находится под надзором закона. А перед кем отчитываются общественные организации, получая подобные гранты? Как их тратят? Кто их контролирует? Только совесть?

Нет, конечно. Работают все те же правила — есть тот же чиновник, ответственный за эти деньги. Есть невероятное количество проверяющих органов, которые могут прийти через много лет и запросить любые документы. Поэтому халатность здесь недопустима, это очень большая ответственность. Помимо того что это бюджетные деньги, это еще и ответственность перед людьми, потому что эти деньги направлены на решение человеческих проблем.

Вы сами получали гранты? Несли за них ответственность?

Да. Мы получали как региональные, так и федеральные гранты, за что большое спасибо грантодателям и экспертам. Можно уверенно сказать, что это очень большая поддержка. Без нее иногда очень сложно.

НКО живут, как правило, на членские взносы и благотворительные пожертвования. Конечно, есть гипотеза, что организация должна сама зарабатывать деньги на свое существование, но все-таки здесь можно говорить о бизнес-подходах. Если мы начинаем думать о том, как заработать деньги, а не как решить социальную проблему, мы становимся бизнесом.

Самое главное для нас — это не прибыль. Мы имеем право заниматься деятельностью, приносящей доход, если она уйдет на решение уставных целей. Но если мы начинаем думать только о том, как бы заработать, пусть даже для решения социальных проблем, наше мышление уйдет к бизнес-модели.

Не всегда проект или организация способны монетизироваться, если мы говорим о некоммерческих организациях. Поэтому помощь грантодателей, как и жертвователей, безумно важна, без нее никак.

О разнице между Россией и Западом: «Там принято помогать НКО на регулярной основе»

У нас сейчас все телевидение — сплошная «благотворительная организация», особенно федеральные каналы, там есть отдельные тематические рубрики…

Да, это репортажи, когда на лечение детей собирают деньги. С этой ситуацией сложно что-то сделать. При этом у нас есть особенность менталитета — наши люди не дают деньги на работу общественных организаций, которые помогают тем же работникам компаний, пострадавших во время пандемии. Людей «цепляет» именно картинка со страданиями детей, инвалидов — на такую помощь они готовы переслать 100-200 рублей.

Мы никак не можем понять, что некоммерческая организация существует за счет наших с вами средств и пожертвований, и это нормально. Куда нам идти за бесплатной помощью? Только в НКО. А за счет чего они должны существовать? За счет пожертвований.

В прошлом году сгорел собор Парижской Богоматери, и западные олигархи начали перечислять гигантские деньги на восстановление. Какова ситуация с поддержкой НКО на Западе и в России? В чем разница?

Гражданское общество в России только проходит период становления, это очевидно. Мы ищем свой путь. Не бывает идеальной модели, у каждой страны она своя. Россия здесь не является исключением.

На Западе нормой является помогать деньгами НКО и делать это системно, чего нет у нас. Там, если вы не помогаете, то являетесь «ненормальным». У нас же, если вы помогаете кому-то кроме умирающих детей, это вызовет недоумение. Сразу зайдет речь о мошенниках и аферистах. Но постепенно такое представление начинает меняться.

То есть и мы когда-нибудь придем к тому, что у всякой солидной компании в послужном списке будет пункт о поддержке некоммерческого проекта?

Да, как у коммерческих организаций, так и у граждан.

А должно ли государство создавать благоприятные условия для развития бизнеса тех организаций, которые вкладываются в НКО? Например, от налогов освобождать.

До недавних пор налоговых льгот у коммерческих организаций не было. Но сейчас есть указ Владимира Путина о том, что 1% от оборота компании можно тратить на благотворительность и тогда это не будет учтено в налоговой базе. Это большой рывок вперед. Наверное, это один из плюсов пандемии. Такими шагами мы постепенно создаем условия для роста гражданской активности.

О мошенниках: «В период пандемии их стало еще больше»

Как вас можно найти? Интернет, группы в соцсетях? Вам же нужны неравнодушные люди…

Здесь хорошим решением может быть Общественная палата, которая должна накапливать всю информацию, какие практики существуют, что реализуется добровольцами и по каким направлениям. Это нужно, чтобы люди туда обращались и могли узнать, где конкретный человек может быть полезен. Тогда его направят в некий пул организаций, чтобы выбрать что-то подходящее.

То есть если я хочу помочь, то могу позвонить в Общественную палату и рассказать о своем желании?

Да. Если мы говорим не об интернете, то обращаться надо в Общественную палату. Главное, не нарваться на мошенников.

Иногда люди не помогают, потому что думают, что это «развод». Сколько раз я на это попадал, сколько моих друзей и знакомых. Но у меня есть возможность проверить информацию, есть такой навык. А многие люди попадаются, и этот негативный опыт пресекает их желание помогать…

Это правда, и в период пандемии мошенников стало еще больше. Например, под видом волонтеров в дома к пожилым людям приходят мошенники и совершают действия различного характера.

Это печально, но мошенники будут всегда. Можно дать рекомендации, но подавляющее большинство из них не всегда находят применение. Мошенники тоже развиваются, находят все более изощренные способы. Самая лучшая рекомендация, которая идет сквозь время, — опираться на своих друзей и знакомых. Если у них есть успешный опыт помощи, то можно присоединиться. В этом случае шанс быть обманутым стремится к нулю.

О помощи в период пандемии: «Мы накормили и обогрели сотни тысяч людей»

Вы руководите региональным штабом всероссийской акции «Мы вместе». Как она будет продвигаться в Татарстане?

В период ограничительных мер, еще в марте, был дан старт этой акции. Название говорит само за себя — те люди, которые хотели бы помочь в сложившейся ситуации физлицам, коммерческим или некоммерческим организациям, объединились. Это объединение, которое решает острые социальные задачи.

Начиная с марта по всей стране была оказана колоссальная помощь силами участников этой акции. Это сотни тысяч людей, десятки тысяч коммерческих предприятий. Если исчислять в денежном выражении, это несколько миллиардов рублей помощи.

Помимо всероссийской акции «Мы вместе» существовали и региональные практики. Например, в Татарстане это движение «Ярдәм янәшә — Помощь рядом». Аналогичные региональные инициативы появлялись и в других регионах. Они создавались естественным образом, потому что на региональном уровне мы лучше знаем друг друга. Нам проще объединиться, находить какие-то коммуникационные каналы. Когда нужно было сделать что-то срочное, региональные практики оказались более гибкими.

Если говорить о результатах «Помощи рядом», то они тоже внушительные — 55 тыс. семей четыре раза получили продуктовую помощь. Было накормлено горячими обедами 200 тыс. человек. Для нескольких тысяч людей были организованы ночлеги. Потому что когда начался локдаун, множество людей остались буквально без средств к существованию.

Также было оказано огромное количество психологических консультаций. Когда все заперлись по домам с семьями, наружу вышло множество конфликтов. И чтобы семьи не распались, требовалась психологическая поддержка в этих новых непростых условиях.

С приходом осени к нам пришла новая волна инфекции, опять начинаются забытые летом проблемы. На этом фоне вы ощутили рост потребности в вашей помощи?

Да, потребность растет. Но я бы не сказал, что после весны она спадала. Ведь летом вирус никуда не уходил, это была лишь небольшая пауза. Поэтому помощь волонтеров и наша поддержка работала и продолжает работать. Причем сейчас фиксируется еще большее число заболевших, значит, мы будем наращивать нашу мощность — благо есть люди, готовые помочь.

Люди не боятся быть волонтерами на фоне реальной угрозы их собственного заражения?

Те, кто к нам приходит, не боятся. Потому что это наша российская ментальность — наши люди все равно приходят на помощь, отдают последний кусок хлеба нуждающимся. И этого нет в других странах. Поэтому проблем с помощью и наличием волонтеров у нас точно не будет.

Кто-то делится масками, антисептиками, другие покупают продуктовые наборы, третьи помогают деньгами. Поэтому мы точно справимся.

По каким направлениям работают ваши волонтеры? Куда нужно идти, если ты тоже хочешь помочь?

Это продуктовая помощь. Волонтеры покупают продукты и приносят их домой тем, кто сейчас находится на самоизоляции. Другие направления — психологическая помощь, юридические консультации и т. д.

Как присоединиться к этому движению? Для этого работает единый федеральный сайт «#Мывместе2020.рф» — оттуда мы получаем все заявки. Туда могут обращаться не только люди, но и организации. Все виды помощи можно предлагать именно там, на этой единой площадке.

Сколько людей у нас сейчас занимаются такой помощью на дому?

По республике это несколько тысяч человек. Но точных цифр нет, поскольку мы не координируем всю помощь в Татарстане. Это просто невозможно, работает множество людей и организации. Те, кто оказывает помощь, они и не обязаны перед нами отчитываться — в этом вопросе нет места бюрократии.

На этот сайт следует обращаться и тем, кто оказался в изоляции дома, при этом не имея возможности обратиться к родственникам или знакомым. Там работает единая горячая линия, где можно оставить соответствующую заявку.

«В нашей основе — студенты, но число „серебряных волонтеров“ постоянно растет»

Обрисуйте портрет нынешних волонтеров. Кто они — студенты, работающие люди, женщины, мужчины? Кстати, подростки участвуют в этом движении?

Говоря о портрете, в этот период самыми частыми волонтерами у нас были медики. Это люди, которые учатся в медвузах, и они не могли пройти мимо данной ситуации. Если бы не они, то система здравоохранения наверняка ощутила бы намного более сильный удар. Потому что эти люди оказали колоссальную поддержку в самые сложные периоды пандемии.

Что касается других категорий, главную роль в волонтерстве сыграли молодежь и студенты. Правда, сейчас растет и количество «серебряных» волонтеров. Мы увидели огромное количество бабушек и дедушек, которые вызвались помогать. Эти люди за свою жизнь видели много разных проблем и они понимают — ответить на такие вызовы можно только сообща. Кто-то из них шил маски, кто-то брал на присмотр детей заболевших родителей и т. д.

Что касается подростков. Профессиональную волонтерскую помощь может оказывать только совершеннолетний человек, но и для подростков здесь есть место. Они через онлайн помогали занимать других детей, которые оказались запертыми в изоляции с родителями и родственниками. Например, читали сказки онлайн. И этим тоже внесли свой вклад.

А сами волонтеры достаточно защищены от инфекции?

Да, сейчас с этим все в порядке. Изначально, как и у всех, с этим были трудности. Но на сегодняшний день налажено широкое производство средств защиты как у нас в республике, так и по всей стране. К тому же у нас есть огромное количество партнеров, которые при необходимости готовы помочь с получением защиты. 

О работе в посткоронавирусном мире: «Человеческие отношения нельзя оцифровать»

Какие проекты вне ковидной повестки вы сейчас реализуете? Остается ли на них время и силы?

Рабочие процессы, конечно же, изменились. Мы реализуем основной проект «Мечтай со мной» — история о том, как мы исполняем нематериальные заветные желания детей и пожилых, чья жизнь находится под угрозой. Это может быть, например, встреча с известными людьми и так далее.

Этот проект — абсолютный офлайн. Его участники — люди, которые имеют здоровье в зоне серьезного риска. Поэтому нам было чрезвычайно сложно продолжать его в период пандемии и связанных с ней ограничений. Ну какой родитель отпустит своего больного раком ребенка на улицу, где гуляет коронавирус? Мы попытались перестроить формат в сторону онлайн, устраивать встречи с кумирами через различные площадки в интернете.

Но все-таки это немного не то, что должно быть. Ведь эта история именно про живое общение. Сейчас стало модно считать, что всё можно перевести в онлайн. Это неправда. Есть вещи, которые не поддаются «оцифровке» и которые могут быть лишь в реальном мире.

Сейчас мы готовимся к ежегодной акции «Елка желаний», когда на елке вместо игрушек размещаются заветные желания детей. И добровольцы смогут снять это желание, взяв на себя ответственность за его осуществление. Речь идет о мечтах детей из сиротских приютов, неблагополучных семей либо с серьезными заболеваниями.

И в преддверии этого Нового года акция станет для нас настоящим вызовом, с учетом пандемии и ограничений. Но мы не можем оставить без поддержки этих детей, поэтому, несмотря на все трудности, обязательно найдем выход и исполним их мечты.

Спасибо за интервью!

Оставляйте реакции
Почему это важно?
Расскажите друзьям
Комментарии 0
    Нет комментариев