– Ильгам абый, наша с тобой первая встреча, наше знакомство до сих пор стоят перед глазами. В то время я учился в Литературном институте в Москве. Ты меня нашел в общежитие и заставил за два часа написать песню “Дулкын” (“Волна”). Затем по твоему заказу были написаны “Тан жыры”, “Бер алманы бишкэ булэек”. Вот так, буквально “за уши”, ты меня втянул в мир музыки...
Ильгам Шакиров ведь никогда не был просто певцом. Он еще и исследователь: искал и находил наши старинные песни и, обработав для лучшего звучания, возвращал их на сцену, народу. Он сам участвовал в процессе создания песен – поэты, композиторы писали по его подсказкам. В то же время он еще и пропагандировал музыку. А вот о нынешних исполнителях так не скажешь, особенно о молодежи, – кажется, они просто поют песню и не считают интересным заниматься чем-то еще. Может быть, так и должно быть? Пусть каждый занимается своим делом? Композитор пишет музыку, поэт – слова песни, фольклорист ищет и находит старинные народные мелодии, а пропагандой этой музыки занимаются музыковеды.
– Исполнители бывают разные. Думаю, певец в первую очередь должен знать, чего он хочет, что конкретно ему нужно, а потом найти это, иначе он никогда настоящим певцом не станет. Ты упомянул песню, «Бер алманы бишкэ булэек» – вот она была включена в нотный сборник фольклорных песен. Мелодия мне очень понравилась, я ее также немного обработал, изменил. Но слова не настолько были хороши – сюжета нет, и поэтика хромает. Поэтому стал искать поэта, чтобы написал новые слова, в итоге вышел на тебя. Почему решил обратиться к 20-летнему поэту? Не знаю, видимо, верил, что напишешь. Песня вышла и тут же полюбилась народу, и я очень рад этому, иначе оставаться бы ей где-то на страницах книг на пыльных полках… Так же и с другими исполнителями – пока он не найдет песню, подходящую именно ему и которую полюбит народ, большого успеха он, конечно, не достигнет. Из композиторов – Александр Ключарев. Он ведь не только сочинял музыку, но и занимался поиском мелодий по всему СССР – находил их, обрабатывал, выпускал сборники. Это великая личность. Эту песню «Бер алманы бишкэ булэек» я тогда взял из сборника Ключарева. А композитор Джаудат Файзи больше работал с профессиональными исполнителями, собирал народные песни из их репертуара и издавал их сборниками.
– Ильгам абый, мы в последние годы очень много говорим о будущем татарского народа и о его прошлом. Действительно, татары хоть и с трудом, но сумели выжить за 400 лет существования без государственности, при этом не потеряв духовной целостности, здоровья, не потеряв языка. Как-то в своем выступлении ты сказал, что татар от исчезновения спасли ислам и мелодии-песни народные, потом ты это и в книге написал. Не мог бы ты подробнее объяснить свою мысль?
– Здесь хочу обратиться к стихотворению Тукая. Называется «Сэрлэухэсез». Напомню лишь одну строфу: «Кузгатмакчы булсаң халык күңелләрен, Тибрәтмәкче булсаң иң нечкә кылларын, Көйләү тиеш, әлбәт, ачы хәсрәт көен, Кирәк түгел мәгънәсе юк көлке, уен...» («Коль хочешь ты народа душу тронуть, Тончайшие из самых тонких струны, Тогда не место смеху, шутке грубой, Сумей из сердца скорби стон исторгнуть» (перевод В. Думаевой-Валиевой. – Ред.). Значит, если ты хочешь задеть струны души народа, пробудить ее, хочешь, чтобы народ жил, существовал как нация, то ты должен знать его душу, о чем народ грустит, скорбит, что его заставляет страдать, его надежды и чаяния. Вот этот «моң» сохраняет нацию и спасает от погибели, исчезновения. Смысл только в этом. Сейчас вон проводят юмористические вечера, но я в них не нахожу никакого смысла. Там пустые песни идут вперемешку с пустыми разговорами. Поэтому у каждого высказанного слова – со сцены или экрана – должны быть смысл, содержание и оно действительно должно быть национальным. Почему я сказал, что и религия спасла нацию? Я говорю, что религия делает народ народом, нацию сохраняет как нацию, в религии нашего народа есть та же мелодичность и «моң». И Коран у нас читают нараспев. Что мунаджаты, беиты, остальное – все в конечном счете сводится к нашему древнему фольклору, старинным мелодиям и религии. И азан у нас произносится мелодично, вот так в душу народа закладывают «моң», вот это и сохраняет нацию, не дает ей исчезать.
– Ильгам абый, когда я ездил по странам бывшего СССР, меня поразилаодна вещь. Едешь в Узбекистан – те же татары, но они уже стали по-узбекски есть плов, и одежда немного изменилась. Идешь дальше – Сибирь, Чукотка: едят сырую рыбу, и кухня немного другая, и одежда – шуба да тулуп. А на Сахалине тоже свои особенности, но куда ни наведаешься, везде татары поют одни и те же песни. Вот этот «моң» объединяет, песня единит, народ сохраняет живым эта мелодия, песня.
– Сущность человека зависит не от его внешнего вида, а от внутреннего. Если внутри него, во внутренних переживаниях остались чувства, тяга к национальному, значит, он не станет узбеком просто потому, что переоделся в чапан или узбекскую тюбетейку. Внутри у него еще хранится татарский “моң”, поэтому он остается татарином.
– Вчера я сидел просматривал книгу «Ильгам». Это книга, посвященная тебе, издана к твоему юбилею. Многое еще сюда не вошло, выпустим к следующему твоему юбилею. Сегодня к татарам постепенно возвращается национальное сознание, татарский дух, для этой цели много усилий прикладывают наши политики, писатели, ученые. Но ведь вы, певцы, исполнители, в этом направлении работаете не 10 лет, вы начинали это еще при Советском Союзе, сорок лет назад. Вот ты, Ильгам абый, ездил по всему Союзу, и ты ведь не просто песни пел. Хотя, слов нет, песня имеет невероятно большую силу воздействия и это превосходное средство пропаганды для пробуждения самосознания народа. Но ты ведь, Ильгам абый, и сбором фольклора занимался, пропагандировал музыку, исполнителей, писал в газеты и журналы, твое мастерство политика служило духовному объединению татарского народа. Сейчас кто-то ставит под сомнение – а должен ли музыкант заниматься политикой? Почему бы певцу не ограничиться пением своих песен? Может, действительно он не должен вмешиваться в политику?
– Хочешь – не хочешь, политика сама входит и в твое творчество, и твою жизнь. Например, если мы сегодня не будем думать о нашем социальном положении, не будем петь об этом – зачем мы тогда нужны этому обществу? Тут независимо от желания, если певец хочет видеть себя настоящим гражданином, то он не может оставаться в стороне от политики. В свое время, объезжая с гастролями Дальний Восток, Среднюю Азию, города России, я просил татар духовно объединяться, призывал к этому.
– Ильгам абый, ты и тогда, и сейчас в своих концертах в свой репертуар в основном берешь татарские народные песни. Конечно, есть и современные композиции, но старинных народных песен больше, потому что они бессмертные, вечные, это бесспорно. Если наши великие исполнители на народных песнях заслужили любовь народа, почему же молодые певцы не берут с них пример? Почему в репертуаре молодых исполнителей очень мало старинных песен, народных песен? Эти сложные произведения им не по зубам? Или народу они надоели?
– Очень жаль, что от нас уже уходят те, кто исполняет эти народные, протяжные, старинные песни. А сохранение народных песен, исполнение народных песен, как я уже ранее говорил, это и есть сохранение национальных чувств. Наверняка есть такие, кто может исполнять эти старинные песни. Им они и по зубам. Но сейчас пришло такое время, стало много таких, кто хочет петь что-то легкое, простое, не заморачиваться сложными, тяжелыми для исполнения песнями. Такие песни: услышал – и тут же забыл. Народу что – он хлопает. Для певца этого только и надо. Помню случай: приехал певец из Уфы. Дал концерт во Дворце химиков. Довольно много пел. Я там был зрителем. Ему аплодировали, достаточно хорошо приняли. Но я остался со странным ощущением. Он, наверное, спел около 15 песен, а мне показалось – только одну, потому что песни друг от друга не отличить: в одном и том же тоне, в одном стиле. После концерта спрашиваю тех, кто сидит рядом: «Кто это пел на концерте?» Говорят: «Не знаем». Говорю: «Что же он пел?». – «Не знаем». – «Почему же тогда хлопали?» Говорят: «Не знаем». И вот это искусство? Сейчас стало много таких, что поет только чтобы сорвать аплодисменты, очень жаль.
– У тебя в репертуаре, наверное, около тысячи песен. Кто-нибудь считал или нет, не знаю. Сколько из них есть на радио – половина, четверть или все? Государство, с одной стороны, вроде бы уже оказало должные тебе почести, ты уже народный артист Татарстана, народный артист России, лауреат премии Тукая, но как ты думаешь, если бы издали все твои произведения, может быть, это было бы еще большее проявление уважения? А можно их издать сегодня? Найти, собрать – это возможно?
– Все собрать никак невозможно. Как-то я ходил в обком, предложил: «Есть у меня идея выпустить альбом из 100 народных песен». Объяснил, что можно начать с самых древних мелодий до современных песен, включая разные жанры – частушки, беиты и т.д. У нас ведь в татарском фольклоре есть разные жанры. Они мое предложение с большим энтузиазмом встретили, им понравилось, однако ничего не сделали, так и осталось в словах. Сейчас мне говорят, что в фондах радио и телевидения моих записей на восемь часов. Я не знаю им счета. А записанного еще больше, конечно. Они улетели на ветер, с возрастом и забываются уже.
– Татарский народ издревле с большим почтением относился к людям религии, творчества, науки – имамам, богословам, композиторам, писателям, художникам, ученым. И сейчас это так. Но из людей творчества, например, писателям у нас внимания больше, им и книги издают, и конференции международные проводят, юбилеи отмечают, памятники ставят. По сравнению с этим внимания деятелям музыки – композиторам, певцам – оказывается заметно меньше, хотя народ их очень любит, но государство пока не может оценить их заслуги в должной степени. Почему же так? Сегодня у нас нет памятника ни Сайдашу, ни Фариду Яруллину, Назибу Зиганову, ни другим и международных конференций, посвященных им, не проводится. Отчего, интересно, так происходит? Сами говорим: татарский народ сохранила религия вместе с народной музыкой, а сами не можем по достоинству оценить эту значимость.
– Здесь народ винить нельзя. Народ, несомненно, хранит эти личности в своей душе, признает их своими дорогими людьми. Однажды, в середине 60-х, также ходил в обком к одному начальнику. Говорю: «Вот говорим, что Салих Сайдашев наш великий композитор, основоположник нашей профессиональной музыки. Поэтому в Казани должен же быть ему памятник». Он походил по кабинету взад-вперед и говорит: «Эх, мы ведь пока только автономия». Действительно, тогда мы могли ставить только с согласия Москвы. А вот однажды, лет десять назад провели телемарафон, собирали деньги, сказали, установят памятник Сайдашеву. Куда ушли эти деньги, знает лишь один Аллах. Вот в то время, пока наши шумели, Бутлерову, ни от кого денег не собирая, быстренько памятник взяли и поставили. Вот он сейчас сидит, как хозяин Казани. И толку от наших стараний и шума не оказалось, памятника Сайдашеву нет и другим нашим дорогим личностям тоже нет.
(Памятник Салиху Сайдашеву в Казани был установлен только в 2005 году. — Ред.)
– Историю ты знаешь, Ильгам абый, дед Бутлерова ведь один из тех, кто внес вклад в подрыв Казанского кремля при взятии Казани в 1552 году…
– Да, он же химик. И вот человеку, который взорвал нашу Казань, бери и ставь огромный памятник, так, будто он хранитель Казани… И смешно, и печально это, конечно.
– Ты человек с консерваторским образованием. И Хайдар Бигичев, Зиля Сунгатуллина, Венера Ганиева тоже исполнители с высшим образованием. Но есть ведь у нас и исполнители, не получившие специального музыкального образования, но заслужившие популярность у народа. Они говорят, что им консерватория не нужна. Что их народ и так любит. Они говорят, мы – народные исполнители, мы вышли из самого народа.
– Это не так просто. Надо себя воспитать с разных сторон, культурным человеком, открыл рот и спел – это еще не значит, что ты певец. Некоторые у нас так и живут: выучил слова песни, изучил ноты и спел – такие исполнители долго не продержатся. Сегодня таких очень много. Я их даже личностями назвать боюсь. Потому что они все одинаковые. Жаль, но среди них есть и те, кто окончил консерваторию. Имен называть не буду. И мелодии их, и песни в одном и том же стиле. Невозможно отличить. К ним приходят люди, совершенно не имеющие отношения к музыке, и говорят: возьми вот эту мою песню, музыку, исполни, я тебе заплачу. Платят за то, чтобы этот певец пел написанные ими песни. А этому автору нужна его небольшая слава – хотя бы родственники услышат, соседи, имя прозвучит в эфире…
– Ильгам абый, сегодня жизнь у людей тяжелая. Жить артистам, возможно, даже тяжелее, сложнее. Потому что они не приспособлены жить материально, у них цель другая, профессия. Они должны петь. Но руководители не относятся к творческим людям так, как они того заслуживают. Потому что большинство из руководителей не понимают песню, и певца. О вас ведь даже анекдот рассказывают. «Ильгама Шакирова встретил председатель колхоза и спрашивает: “Ну, Ильгам, ты куда-нибудь на работу устроился? Или все еще просто поешь?”».
– Не он один, таких было очень много. Пение за труд не считают. Потому что говорят – мы тоже все поем.
– Они, конечно, за пение считают и исполнение песен на застолье. Сейчас я хотел бы спросить тебя, Ильгам абый, об одной вещи. Этот вопрос тяжелым грузом лежит у меня в сердце давно. Несколько лет назад в интервью одной газете журналист тебя спросил, считаешь ли ты себя счастливым. Ты сказал, что считаешь себя самым несчастным человеком на свете. Я удивился такому ответу, а с другой стороны, как хорошо знающий тебя человек, сильно задумался. Народ тебя безумно любит. Сегодня у татар нет человека более популярного, чем ты. Можно сказать, тебя народ почитает чуть ли не как Бога. Люди уверены, что ты – самый счастливый человек на свете. Мне тоже казалось, что тот, кого народ так обожает, должен быть самым счастливым человеком. Но, возможно, мы, обычные люди, счастье понимаем немного по-другому. А у тебя, видимо, свое понимание счастья?
– Я так скажу. Мы с детства были отверженные, битые судьбой. Я родился последним ребенком в семье. Когда мне было два года, отца забрали (отец Ильгама Шакирова был репрессирован. – Ред.). Я его даже не знал. И вот оттуда и начинается наше несчастье. С тех пор на нас прикрепили ярлык, и это продолжалось долгие годы. Этот ярлык отпал только недавно, в годы перестройки. Вот это интереснее. Если я встану в очередь, оказываюсь последним. Очередь доходит – а то, что я хотел купить, уже закончилось. Конечно, расстраиваешься, впадаешь в депрессию. Стану переходить дорогу – полная дорога машин. Часами жду. Только перехожу – ничего не остается, улица совершенно пустая. Это так уж, скажем, лирическое отступление.
– Может, ты, Ильгам абый, живя в творческом мире, «на небе», просто забыл наш бренный мир, его порядки.
– Забыть невозможно… Потом ведь еще у нас есть наш народ. Несчастье татарского народа началось очень давно. Если ты не думаешь о несчастье своего народа, ты не можешь быть ни артистом, ни общественным деятелем. Понимаешь, как живет твой народ – и понимаешь, в каком ты сам состоянии. Народ твой счастлив – и ты счастлив. Если ты можешь сделать свой народ счастливым – это и тебе счастье. А если ты видишь, как ему плохо, и он страдает, он несчастен, то какое же может быть тебе счастье, как ты можешь себя считать счастливым? Вот исходя из этого я и говорю…
– Если бы сейчас сняли фильм об Ильгаме Шакирове, то, мне кажется, татары посмотрели бы его с удовольствием. Это был бы такой фильм-память, его можно было бы показывать будущим поколениям, чтобы они восхищались твоей личностью. Если бы об Ильгаме Шакирове написали роман, то его татары тоже читали бы с любовью…
– Это уже ваша работа – писателей, журналистов…
Нет комментариев-