Дополнительная господдержка подстегнет людей к рождению детей
Во время послания Федеральному собранию Президент России Владимир Путин объявил о дополнительных выплатах, положенных семьям с детьми. Как вы считаете, насколько это повлияет на состояние страны?
Дополнительные меры поддержки, предложенные нашим Президентом, безусловно, положительно повлияют на демографическую ситуацию. Абсолютное большинство граждан принимают решение о рождении детей не из-за обещания определенных сумм. Но есть семьи, для которых такая поддержка важна и принципиальна. Я думаю, что для данной категории дополнительные выплаты станут важным подспорьем и подстегнут их к рождению детей.
Было объявлено, что учащиеся начальных классов смогут получать бесплатное горячее питание.
Я полагаю, что это очень хорошая мера. Есть разница в том, как эти вопросы решаются не только на уровне субъектов, но и муниципалитетов. Даже в Татарстане в разных муниципалитетах по-разному решают, какая льготная категория детей бесплатно кушает в школе. Понятно, что это влияет на микроклимат в отношениях между детьми. Ни к чему детей провоцировать задумываться о таких понятиях, как малоимущность и бедность. Новая мера привнесет ощущение равенства. Замечательная инициатива, которую я абсолютно поддерживаю.
В этом году институт Уполномоченного по правам ребенка в Татарстане отметит 10-летний юбилей
Как выстроена работа Уполномоченного по правам детей?
Я бы хотела начать с того, что в этом году институту Уполномоченного по правам ребенка в Татарстане исполняется 10 лет. Республика стала одним из первых регионов, в котором была учреждена должность Уполномоченного. Свою работу мы выстраиваем на основании Закона РТ «Об Уполномоченном по правам ребенка в Республике Татарстан».
А вы больше карающий орган или поддерживающий, аналитический?
Функционал условно можно поделить на три составляющие. За нами контрольно-надзорные функции, экспертно-аналитическая работа и просветительская.
В Татарстане более 20 различных органов власти, которые занимаются различными и отдельными вопросами детства. Если они что-то не так делают, то приходим мы и указываем на это. Мы надзираем над органами, а не над гражданами. В законе прописано, что Уполномоченный не вторгается во взаимоотношения между гражданами.
К вам могут же обратиться напрямую?
Конечно, и обращаются. Если говорить о жалобах, то на протяжении последних лет достаточно стабильная ситуация по количеству обращений, поступивших в наш адрес. По итогам 2019 года порядка 2,4 тыс. обращений поступило в адрес нашего института. Из них 1970 непосредственно ко мне.
Еще мы создали институт общественных помощников Уполномоченного по правам ребенка в районах. В каждом районе республики на общественных началах работает общественный помощник. В нашем аппарате всего пять человек, ресурс достаточно ограниченный. Но охватить хочется больше, не сидеть только на обращениях граждан. Мы очень многое делаем по собственной инициативе. В прошлом году было проверено порядка 240 различных детских учреждений. Безусловно, без привлечения общественных помощников сделать это было бы сложно.
Если брать летнюю оздоровительную кампанию, то мы всегда делаем акцент на проверку лагерей. Здесь как раз ресурс общественных помощников бывает нам очень под стать. Мы их предварительно обучаем, они проводят проверки.
«Взгляд Уполномоченного совершенно особый — предметом внимания является абсолютно всё»
А на что смотрите?
Взгляд Уполномоченного совершенно особый — предметом внимания является абсолютно всё. Смотрим с точки зрения санитарных требований. Мы не Роспотребнадзор, глубинные анализы не проводим, не подменяем МВД или МЧС. Тем не менее элементы проверок этих органов имеют место быть. Первое место, куда я иду в детском учреждении, — это пищеблок.
В Евпатории была такая ситуация, что по воле случая именно в этот день мы переезжали из Краснодарского края рабочей группой в Крым с проверкой лагерей, в которых отдыхают ребята из Татарстана. Это было поручение Президента республики. И в этот день мы как раз утром переезжали. К сожалению, произошла вот эта ситуация.
Я непосредственно столкнулась с тем, что такое человеческий фактор. Когда при приемке лагеря все может быть идеально, но элементарная халатность может все испортить. Медицинский работник утром просто не проверил состояние здоровья сотрудников пищеблока либо проверил не у всех. А сотрудник был болен кишечной инфекцией и обсеменил ту пищу, которую готовил. Таким образом заразились дети.
Я глубоко убеждена, что ответственность за состояние пищеблока в любом учреждении прежде всего должна лежать на руководителе организации. Когда мы бываем в детских садах и школах и видим, что экскурсию по пищеблоку проводит директор школы или заведующий детским садом, практически на 99% мы никаких нарушений там не увидим. Но если директор остается за пределами пищеблока, здесь будет картина маслом.
Я всегда говорю руководителям, что им надо знать элементарные знания СанПиНа. Если вы каждый день потратите хотя бы 10 минут на то, чтобы заглянуть не только в столовую, а в пищеблок, пройтись, посмотреть, как работают цеха, какие продукты завезли, никаких инцидентов в вашем образовательном учреждении, связанных с отравлением детей, не будет.
А та крымская история в итоге как завершилась?
Пока что она не завершилась. Были возбуждены административные производства по линии Роспотребнадзора, уголовные дела по линии Следственного комитета. Пока что о результатах мы не проинформированы.
Я всегда ребятам говорю: «Если кто-то хочет со мной поговорить наедине, варианты есть»
А вообще при проверках вы с детьми общаетесь?
Безусловно. Общение с детьми — это обязательный пункт посещения любой детской организации. Мы общаемся с детьми без присутствия администрации, для того чтобы у ребят была возможность абсолютно свободно, без оглядки на кого-то поговорить о том, о чем они хотят.
Бывает публичное общение, где они задают вопросы общего характера. Я всегда ребятам говорю: «Если кто-то хочет со мной поговорить наедине, варианты есть». Есть комната психолога, либо они могут меня привести в свою комнату, показать, как они живут, как обустроен быт. Экскурсию по любому детскому дому либо приюту, как правило, проводят сами ребята.
Когда заходишь, чувствуется же, дети улыбаются или они забитые какие-то по углам сидят?
Это чувствуется сразу. Например, одно из последних учреждений, которое мы посещали, — коррекционная школа-интернат, где дети живут с понедельника по субботу. Пока ребята учились, чтобы не мешать образовательному процессу, я сама без детей прошла по тому блоку, где они проживают. Для детей это практически дом, где должны быть созданы очень теплые, уютные условия.
Когда я захожу и вижу казенщину, выстланные постельки, открываю шкафчик, а там нет вещей или три вешалки висят, а ребенка четыре, возникают вопросы. Где их домашние вещи, в которых они будут ходить? Если они разложены по сумкам, у меня тоже есть вопросы. Есть полочки, у каждого она может быть своя. Заходим в санузел. Стоят душевые. Если нет перегородок — это нарушение. Вы представьте, как дети будут мыться. Или, например, я оглядываюсь, смотрю на стены, они удивлены, в чем вопрос. Я говорю воспитателям: «А где крючок, куда он повесит свою одежду, полотенце?»
«В результате районных проверок у нас бывают достаточно серьезные и жесткие разговоры»
Кому вы сообщили о результатах проверки? Какие меры были предприняты?
Есть такой формат работы Уполномоченного — это рабочие визиты, то есть ежегодно мы выездами в районы и комплексной проверкой охватываем практически половину районов республики. По итогам прошлого года мы такими форматами проехали 20 районов.
Когда мы приезжаем в район, мы работаем там с утра и до вечера. Сначала проверка учреждений по нашему усмотрению. Мы встречаемся с главой, обсуждаем с ним проблемные вопросы в сфере детства, которые есть именно в их районе, заранее всегда запрашивая соответствующий материал, то есть мы едем с конкретным анализом. Затем в каждом районе у нас обязательно проходит прием граждан, чтобы предоставить возможность людям обратиться здесь и сейчас за помощью.
Помимо детских учреждений предметом проверки является деятельность органов муниципальной государственной власти. В каждом районе республики мы проверяем деятельность комиссии по делам несовершеннолетних, органов опеки и попечительства, органов образования, социальной защиты.
На протяжении последних двух лет предметом проверки была работа по раннему выявлению неблагополучия в семье — как организована работа с неблагополучными семьями по оказанию им помощи в выходе из кризисной ситуации. Мы изучаем ситуации изъятия детей из семей на уровне конкретного района, заранее запрашивая соответствующую статистику.
Очень серьезный блок проверки — деятельность органов опеки. На протяжении уже последних четырех лет для нас это является приоритетом. Надо понимать, что сегодня 95% детей сирот в республике, оставшихся без попечения родителей, проживают в замещающих семьях (в семьях опекунов, приемных родителей). Основная задача по контролю и надзору за соблюдением прав детей, проживающих в этих семьях, возложена на органы опеки. Завершается наша работа расширенным заседанием районной муниципальной комиссии по делам несовершеннолетних и защите их прав.
Подводятся итоги.
Да, с приглашением главы, прокурора района. Мы всегда просим, чтобы была не только комиссия, но и директора школ, заведующие детских садов, районные педиатры, МВД — все службы, которые имеют какое-то отношение к сфере детства. У нас бывает достаточно серьезный и жесткий разговор на два-три часа, и никто не спит.
Для меня важно, чтобы меня услышали, восприняли, чтобы не было отторжения от того, что мы говорим и рекомендуем. Мне нужно, чтобы люди поняли, что они где-то недорабатывают, прислушались к нашим рекомендациям.
«За 10 лет работы на крик я сорвалась два раза»
Вы такая добрая милая женщина с виду. Как вы кричите на них? Кулаком стучите? Как воздействуете?
За 10 лет работы на крик, на повышенные тона я сорвалась два раза.
Что это были за случаи?
Это были ситуации в двух районах, когда я увидела вопиющие нарушения на пищеблоке. Люди, которые работают на пищеблоке, не просто день-два-три, а годами, системно нарушали, смотрят на меня круглыми глазами и искренне не понимают, чем я возмущена. Здесь я разговаривала на очень повышенных тонах. А так я стараюсь с людьми всегда общаться достаточно корректно.
Чревато же с вами ссориться, правильно? Что вы можете, вы прокурора на них натравите, следственный комитет, общественное мнение?
Моя работа в районе важна для того, чтобы они меня услышали. Я вижу по глазам, по отклику, вопросам, которые они задают, восприняли ли они меня, нет ли отторжения. Я никогда не рекомендую, не настаиваю на снятии и увольнении тех или иных должностных лиц. На самом деле увольняют, но не потому что я написала уволить. Не моя компетенция принимать кадровые решения. Но это обычно логично вытекает из тех замечаний, которые высказываются.
Потом, через год вы еще раз смотрите?
В течение месяца они нам отчитываются, какие меры приняты, и мы часто видим, что-то или иное должностное лицо снято с должности, приняты какие-то кадровые решения. Если вдруг мы выявляем какие-то грубейшие нарушения в части санитарно-эпидемиологических требований, с моей стороны одновременно идет обращение в адрес Марины Патяшиной (Главный госсанитарный врач по РТ — прим. ТИ) о необходимости проведения более предметной ведомственной проверки и обращение в адрес прокурора — либо района, либо Республики Татарстан.
«Сами врачи были в шоке от увиденного»: о мальчике с 19 переломами, которого истязал отчим
Вы упомянули органы опеки, к которым ваше внимание более пристальное. У нас в декабре 2019 года медики выявили у 6-летнего мальчика из многодетной семьи многочисленные переломы и травмы, в том числе застарелые. По версии следствия, над ним издевался отчим. Вы взяли под контроль этот случай? Что там сейчас происходит?
Прошло меньше месяца с момента, как мы узнали об этой истории и начали ей заниматься. Когда мы о ней узнали, у нас прошло заседание координационного комитета. Он обычно проходит совместно с прокуратурой, следственным комитетом, представителями района, где это произошло. Изучив ситуацию, мы вырабатываем ее единое понимание и дальнейшее развитие в интересах детей. Было общее мнение, что случай в данной семье имеет признаки угрозы жизни и здоровью детям.
Вы изъяли ребенка?
Произошло отобрание из этой семьи всех остальных детей по статье 77 Семейного кодекса Российской Федерации — это ситуации угрозы жизни и здоровью детей.
Они же приемные у них были? Не родные?
Все дети родные.
Тогда даже не опека, наверное, должна была смотреть.
Семья достаточно недавно переехала в Зеленодольский район, старший сын пошел в школу. Понятно, что если нет никакого сигнала о неблагополучии в семье, то с чего бы органам опеки заинтересоваться ей? После выявления фактов нанесения телесных повреждений было возбуждено уголовное дело по статье 117 «Истязание».
А его закрыли, посадили куда-нибудь?
Было принято решение о помещении отчима под стражу. Сегодня он находится в СИЗО. На следующий день я съездила и пообщалась непосредственно с мальчиком. Это совершенно замечательный, невероятно позитивный ребенок. Конечно, без слез его очень сложно слушать и даже смотреть на те рентгеновские снимки, которые показывали лечащий врач и заведующий отделением.
Сами врачи были в шоке от увиденного, потому что изначально ребенок поступил с жалобой на то, что не может ходить. Родители обратились только тогда. Они привыкли, что отчим его бьет, на нем все по себе заживает. Ребенок еще дошкольник, он не посещал детский сад. Все заживало, а вот ножка не срослась, потому что там перелом со смещением и он никак не срастется сам. Когда они просто не смогли поставить ребенка на ноги, были вынуждены обратиться в травмпункт.
Травмпункт увидел, что это не вчерашняя и даже не позавчерашняя травма. Обратились в травматологию РКБ, медики сначала занимались ножкой, а потом обратили внимание на ручку. Как будто как-то она нефизиологично гнется. Сделали снимок, а оказывается, там давно, но неправильно сросшийся очень сложный перелом. И прежде всего делали ребенку серьезную операцию на руку.
Дальше врачи стали делать рентген и увидели состояние ребер — они тоже были поломанные и сросшиеся. Поэтому было принято решение изъять всех детей из этой семьи. Они были помещены в ЦРБ, прошли полное обследование. Сейчас они в приюте. Особенность принятия решения по статье 77 заключается в том, что после принятия такого акта органы опеки незамедлительно информируют прокурора и в недельный срок обязаны направить иск о лишении либо ограничении родителей в родительских правах. Сейчас направлен такой иск.
Мама, по-моему, уже была однажды лишена родительских прав.
Да, в свое время мама уже была лишена родительских прав в отношении двух старших детей. Еще двое детей у нее не от этого супруга, они являются по отношению к нему пасынками. Еще двое детей — это их совместные дети.
Что сейчас с ними? Как их защитить?
Пока у мальчика не заживет ножка и ручка, он находится в лечебном учреждении. Для этого нужен достаточно длительный период. Так бы его выписали домой и поставили аппарат Елизарова. Учитывая, что выписывать некуда, мы попросили оставить его в больнице. Там созданы прекрасные условия для его пребывания. Это детское отделение. С ним работает психолог, налажен очень хороший контакт.
Вы же с ребенком пообщались. Он вообще маму, папу любит? Какое отношение к родителям?
В ответ на вопрос о доме мальчик ответил: «Только не домой».
«Мы всегда призываем граждан быть неравнодушными»
Много таких историй?
Сложно сказать. Мы ведь о ней тоже могли не узнать, если бы они не обратились в травмпункт. Вопрос в выявлении таких ситуаций. Это семейное насилие, закрытость семьи как ячейки общества. Ребенок ведь терпел, хотя переломы — это больно, но ребенок не плакал. Он и в больнице не плачет. Ему запрещалось плакать. Он мне говорит: «Я же мужик, я не должен плакать». Так что даже соседи не могли услышать и просигнализировать о плаче ребенка.
Естественно, ежегодно анализируется ситуация с преступностью в отношении детей. Особенно когда это связано с насилием в отношении детей. Имеется в виду физическое насилие, вплоть до сексуального. По итогам прошлого года цифры пока собираем, но в 2018 году отмечалось некоторое снижение количества пострадавших детей.
На ваш взгляд, 2019 год будет в этом плане хуже предыдущего?
Сложно сказать, не могу выстраивать прогнозы. Это зависит от многих факторов. Когда мы выявляем такие случаи, мы ведь сразу нацелены на профилактическую работу. Надо понять, как не допустить такую ситуацию.
Как это сделать?
Прежде всего мы призываем граждан быть неравнодушными. Любое обращение, поступающее к нам и в любые органы социальных служб о неблагополучии семьи, обязано должно рассматриваться, и мы это делаем. Есть определенная электронная система в республике. Сигналы обрабатываются достаточно оперативно.
С 2019 года мы еще заключили соглашение со службой «112». В результате все сообщения, которые принимаются по этому номеру телефона, касающиеся детей и семей с детьми, параллельно в автоматическом режиме направлялись в адрес нашей службы. Иногда за ними мы видим потенциальное неблагополучие в семье, суицидальные попытки. На это надо реагировать. Получив такой сигнал, мы оформляем так называемую сигнальную карту.
К оформлению этой карты и к работе в единой базе данных учета неблагополучия подключены все социальные ведомства. Мы имеем возможность отправить сигнальную карту по месту проживания ребенка. В течение суток рабочая группа должна выйти на эту семью, чтобы мягко, тактично и лояльно поинтересоваться, все ли нормально. Если будет выявлено неблагополучие в этой семье, то социальные службы должны начать с этой семьей работать. Именно предлагать помощь, а не так, что пришли, забрали, покарали, лишили. Я вообще критически отношусь к тем муниципалитетам, которые сразу подают на лишение родительских прав. Это неправильно. Каждой семье надо дать шанс на исправление ситуации.
Если угрозы жизни нет, то нужно, да.
Главная задача — сохранить для ребенка кровную семью. Лучше родных родителей никого для ребенка нет, а для этого надо помочь родителям, которые оступились, и помочь решить их проблему.
«Главная причина неблагополучия в семье — алкоголизм родителей»
А знаете ли вы алкоголичек, которые исправились? Отцов, которые занимались рукоприкладством и исправились?
По поводу женщин, страдающих алкоголизмом, могу говорить совершенно откровенно. Вы совершенно правильно подметили: главная причина неблагополучия в семье — это алкоголизм родителей, в меньшей степени наркомания.
Мы в свое время поняли: мы можем бесконечно помогать этим семьям, но если мы не предложим им конкретную помочь по преодолению главной причины, то есть лечение от алкогольной зависимости, то все наши усилия тщетны. Поэтому с 2015 года за счет бюджетных средств реализуется моя инициатива, которую поддержал Президент республики. Это проект «Точка трезвости». Минздравом и России, и Татарстана была рекомендована методика лечения от алкогольной зависимости, которая выходит за рамки ОМС и не является бесплатной. Для этого нужно дополнительное финансирование.
Рустам Нургалиевич сразу же пошел на встречу, его даже не пришлось уговаривать. Он выделил первое финансирование, и мы первых 50 мам пролечили по этой программе. Она четкая, ясная, конкретная. За шесть месяцев проходит психотерапевтическое лечение, а также вводятся инновационные препараты. Один укол в месяц, который делается в наркологическом диспансере. По отзывам, методика эффективная.
А вы контролируете, сколько из этих пятидесяти мам вернулись к алкоголизму?
Конечно, никто не говорит, что за шесть месяцев алкоголизм можно вылечить раз и навсегда. Это снятие острого состояния, но требуется пролонгированное ведение, помощь, лечение, поддержка. Решение тогда было принято, что программа «Точка трезвости» ведется только в отношении мамочек, у которых есть несовершеннолетние дети и в отношении которых уже реально ставится вопрос об ограничении в родительских правах. Это крайне пограничная ситуация — как говорится, последний шанс.
Сколько человек прошло за эти годы?
В год по 50 человек в среднем, но для нас главный результат — порядка 300 детей этих женщин остались в кровных семьях. Отпала необходимость в лишении родительских прав, дети не попали в ряды сирот. Это очень большая цифра. С одной из первых участниц мы периодически общаемся до сих пор. Эта мама оказалась у меня на приеме в марте 2015 года. Тогда еще не было проекта. Женщина рассказала, что она уже ограничена в родительских правах в отношении троих детей. Дети были помещены в приют, и была реальная угроза их определения в приемную семью.
Налицо была откровенная многолетняя алкогольная зависимость. И эту маму власти Зеленодольского района по моей просьбе включили в эту программу. Это был один из положительных примеров, которые я знаю. Сейчас эта женщина не пьет, после лечения она забрала детей. Причем возвращала мама их уже из приемной семьи. Мы посещали ее дом, когда были с рабочим визитом в Зеленодольском районе. Эта семья полная, где есть и папа, и мама, которая работает поваром. Она изменилась, стала лучше выглядеть и ставить себе другие приоритеты. Из этой истории можно сделать вывод, что проектом стоит заниматься.
В этом году 70 мам в Татарстане пройдут лечение от алкозависимости по проекту «Точка трезвости»
В 2020 году сколько человек пройдет через эту программу?
Мы планируем, что 70 человек. Потому что в прошлом году у нас также было 70 участников программы. Особенность этой программы заключается в том, что мы не просто лечим этих мам, с ними на всем протяжении реабилитации работают социальные службы. Они помогают решить все остальные проблемы, которые есть. Например, с трудоустройством, определением детей в сады и школы, а также бытовыми и жилищными вопросами. Только в тесном тандеме муниципальных комиссий по делам несовершеннолетних, которые занимаются такими семьями на местах, и наркологов, которые занимаются проектом «Точка трезвости», стали возможны такие результаты. Я надеюсь на этот проект и его продолжение.
Честно говоря, Москва удивляется нашим показателям, а именно, что «Точка трезвости» дает 80-процентный результат. Но когда они погружаются в суть, то начинают понимать, почему у нас есть четкий регламент, утвержденный Комиссией по делам несовершеннолетних РТ по защите прав, которую возглавляет заместитель Премьер-министра РТ Лейла Фазлеева, в рамках которого определено, какой орган за что отвечает в межведомственном республиканском проекте «Точка трезвости».
Вы комплексно подходите к вопросу, и поэтому есть результаты…
Безусловно. Главы районов уговаривают нас, чтобы попасть в эту программу. Я помню, наиболее яркое было обращение со стороны главы Кукморского района. Этот район было сложно включить, потому что там нет наркологического диспансера. А ведь мы в первую очередь решили отрабатывать программу в пилотном режиме, там, где уже есть наркодиспансеры, чтобы до них проще было дойти.
Глава Кукморского района под этот проект выделил автобус, закрепил конкретных людей. После этого в определенное время, когда мамы должны были ехать на лечение, их везли на автобусе в сопровождении должностного лица. Они приезжали в Казань, получали лечение, снимали видео, фотографировались по пути и таким образом перед нами отчитывались.
«Мы боимся ювенальной юстиции и не хотим пускать ее в свою российскую реальность»
Давайте возьмем западный опыт, где ребенок может позвонить в службу спасения «911» и пожаловаться на побои. На звонок реагируют и приезжают полицейские, забирают ребенка и разбираются с родителями. Как вы работаете над тем, чтобы дети знали, куда им обращаться в подобных случаях?
У нас тоже есть бесплатный телефон доверия детский и всероссийский, но не 911 и 112, а достаточно длинный. И оплачивается он за счет средств бюджета.
На него звонки поступают? И знают ли о нем дети?
Да. Здесь вопрос популяризации и информирования, поэтому мы просим, чтобы эти телефоны висели во всех школах и детских учреждениях. При встрече с детской аудиторией мы говорим, куда можно обратиться, если возникают проблемы. Но и номер 112 никто не отменял. В любой экстренной ситуации его знают все, и реакция на звонок будет. В республике есть система реагирования на такие ситуации. В случае вызова приедут в течение нескольких часов. Если этого не происходит, то мы и прокуратура сами примем меры.
Как вы относитесь к западному опыту скандинавских стран, где если ребенка взял за ухо, тебя могут посадить в тюрьму, если об этом сообщили в соответствующие органы. Где эта грань между избиением и подзатыльником ребенку, который балуется и не понимает слов?
В США также распространены подобные практики, когда на жалобу соседей и самого ребенка приезжает полиция. Это называется ювенальной юстицией, то, чего мы боимся и не хотим пускать в российскую реальность. Я рада, что этого у нас нет. И предпосылок тоже пока нет.
Законодательство России четко исходит из презумпции добросовестного исполнения родителями своих обязанностей. Российский законодатель доверяет родителям в вопросе воспитания детей, и должны быть веские основания для того, чтобы органы власти вторглись в дела семьи.
Сегодня таким правом у нас в стране наделен только один орган — орган опеки и попечительства. Единственным основанием для отобрания ребенка у родителей является угроза жизни и здоровью ребенка, и это точно не подзатыльник и не повышенный тон разговора в семье. Юридически на уровне районов документом для отобрания ребенка из семьи должно быть постановление руководителя исполкома. У нас произвольное вхождение в семьи и принятие жестких мер исключены законодательно.
Мы эту тему держим на контроле длительное время, и были в РФ такие ситуации, когда органы ПДН и соцслужбы допускали лишнего и, превышая свои полномочия, приходили и вдруг забирали детей. Тогда Рустам Минниханов дал поручение о том, что на уровне Татарстана мы эту ситуацию должны жестко отслеживать и мониторить. Поэтому по его поручению была создана межведомственная рабочая группа по анализу практики изъятия детей из семей. Она работает уже несколько лет.
В прошлом году в Татарстане 38 детей было изъято из семей
Сколько в Татарстане в 2019 году было изъято детей?
По итогам прошлого года было отобрано 38 детей. За предыдущий период, то есть в 2018 году, их было порядка 60. Это по 77-й статье Семейного кодекса. Когда в 2014 году мы начали заниматься этой темой, то видели и превышение полномочий, и когда ненадлежащие органы принимали решение о том, чтобы забрать детей.
А в случае превышения, если это ошибка, вы возвращаете детей?
Такое решение является нелегитимным и незаконным и не подлежит исполнению. Далее мы смотрим, насколько ситуация была тяжелой и нужно ли было забирать детей. И мы выявляли ситуации, когда и забирать-то не надо было. Но на протяжении последних двух лет мы уже не видим, чтобы акты об отобрании принимались кем-то кроме органов опеки и такое отобрание было безосновательным. С этой практикой мы объехали всю республику.
А может быть, все заключается в том, что на Западе могут создать условия для детей, которых изъяли из семьи, а наше государство придерживается такой практики, что лучше, родители, давайте-ка, какие бы вы ни были, не перекладывайте ваши проблемы на государственные плечи. Вы понимаете, о чем я?
Да. Смотрите, какая у нас позиция. Если выявляются симптомы неблагополучия в семье, это не говорит о том, что давайте подождем, как там ситуация будет развиваться, пока вроде бы ничего, отбирать не будем. Нет. Каждая такая семья на максимально ранней стадии неблагополучия, когда ситуация еще не совсем запущена, должна попасть в зону внимания социальных служб.
Наша работа нацелена на то, чтобы эту ситуацию исправить, помочь семье, не допустить сползания ее в глубочайший кризис, чреватый отбиранием детей, лишением родительских прав и сиротством. Наша цель не в том, чтобы ходить, наблюдать, как семьи доходят до крайности, а потом забирать детей и распределять по детским домам и приемным семьям.
Главная цель — попытаться сохранить кровную семью. Нужно помочь ей восстановиться. Поэтому мы говорим, общаясь и с судейским сообществом, что если подаются иски о лишении родительских прав, мы рекомендуем оценить, насколько местные органы, призванные помогать сегодня семьям и детям, использовали ли возможные способы помощи этой семье, была ли семья на учете как находящаяся в социально опасном положении, были ли предложены возможные меры помощи.
Если такая работа была проведена в течение полугода-года и все равно ничего не получилось, тогда наша позиция жесткая — издеваться над детьми больше не надо. Не могут дети длительное время проживать в ситуации неблагополучия. Если меры воздействия на родителей не подействовали, тогда нужно выходить с иском о лишении родительских прав, а для детей искать другие варианты жизнеустройства. У нас замечательные детские дома и достаточно большое количество приемных и опекунских семей.
Очередь стоит еще, не возьмешь.
Усыновители обращаются и в наш аппарат с жалобами на то, что не могут получить ребенка: «Вот я уже столько лет пытаюсь!»
Сколько? Расскажите конкретный случай.
Два года, например, ждут ребенка.
По количеству обращений к Уполномоченному лидируют вопросы образования
Как вы защищаете детей от унижений, издевательств, так называемого буллинга в школах и в интернете? Сейчас жизнь ребенка во многом протекает в соцсетях, и там не всегда все складывается благополучно. Бывает, это приводит к самоубийствам. Было ли такое в Татарстане? Как вы помогаете детям?
В наш адрес поступают жалобы на травлю в образовательных учреждениях. К сожалению, на первом месте по количеству обращений, поступающих в адрес Уполномоченного, жалобы по вопросам образования. Прежде всего, жалуются не на конфликтные ситуации между детьми, а на конфликты между педагогом и учеником, педагогом и родителем. За прошлый год я не помню практически ни одной жалобы на то, что есть конфликтная ситуация между детьми и травля со стороны детей.
Может, ребенок не знает, что может обратиться за помощью: «Защитите меня, меня травят одноклассники»? Если он обратится, вы возьметесь за это? Это ваша компетенция?
Конечно! Будем заниматься этим вопросом. Любое обращение ребенка в нашей компетенции. Если говорить про интернет, это глобальная сеть, мы никуда от этого не денемся, это наша реальность, цифровое общество.
Половину своего времени они там проводят.
Мы все там живем. Собственно говоря, это та реальность, куда мы взрослые сами погрузили наших детей.
«Сегодня интернет стал чище»
Можете ли вы защитить ребенка от травли в соцсетях?
К сожалению, глобальная сеть несет в себе как много позитивного и полезного для ребенка, для его развития, так и много опасностей и различных угроз. Поэтому нужно защищать детей. Прежде всего, один из способов защиты — запретительные механизмы.
Закрыть группу?
На законодательном уровне есть закон, который говорит о защите детей от информации, носящей угрозу их жизни и здоровью. Этот закон работает в случае выявления негативного контента, запрещенного для распространения среди детей. Есть определенные службы, которые занимаются этими вопросами, — это и Роспотребнадзор, и Роскомнадзор.
Буквально два года назад были предприняты меры по усилению защиты в сфере запретительных механизмов. Это работает, и надо признать — интернет стал чище. Сегодня мы уже не найдем в открытом доступе суицидальных и других деструктивных групп. Если это проявляется, то меры по их блокировке принимаются очень оперативно.
Мы выстроили четкую систему в школах. В образовательных учреждениях есть компьютеры с доступом в интернет. Если буквально два года назад мы выявляли случаи использования незащищенного интернета в школах, то сегодня вы такого не увидите. Фильтрация работает четко, защита есть.
Понятно, что у ребенка с собой есть еще собственный гаджет и полная свобода. Поэтому запретительные и предупредительные механизмы необходимы, и они применяются. Однако они не исчерпывающие. Поэтому сегодня очень важно научить детей самих жить в этом достаточно непростом, агрессивном и небезопасном интернет-пространстве.
Мы говорим о медиапросвещении, медиаграмотности. Сегодня мы совместно с Министерством образования и науки, с Минцифрой, Институтом развития образования разработали уроки информационной безопасности для различных категорий ребят. Эти уроки разработаны для детей, родителей и учителей. Потому что многие учителя тоже слабо владеют технологиями. Ежегодно в октябре по всей республике проходит единый урок информационной безопасности, когда тотально во всех школах и параллелях проходят уроки, на которых детей учат тому, что в интернете они могут сталкиваться с негативным контентом, в том числе с буллингом. Детям объясняют конкретные механизмы, что надо делать в этой ситуации, куда обращаться, что не надо этого скрывать.
Об этом надо говорить не только с детьми, диалог нужен и с родителями. Вначале мы видели на родительских собраниях, что классный руководитель мог сказать только: «Ну, вы знаете, товарищи родители, много в интернете всякого плохого и опасного. Если что, имейте в виду», и на этом всё. Сейчас, когда у нас разработаны классные часы для родителей по данной тематике, педагог знает, что говорить и что с этим делать.
«Нужно быть другом, чтобы ребенок чувствовал в родителе поддержку»
Это же элементарно — общайся со своим ребенком. Он тебе скажет: «Мама, меня тут обзывают».
Это, если есть доверие, если есть коммуникация со своим ребенком.
Конечно, ну, а как без этого?
Ситуации могут быть разные, а защищать ребенка в интернете нужно. Поэтому предлагаю, если нет такого тесного контакта, использовать пассивную коммуникацию, когда устанавливается фильтрация соответствующего контента.
Самое лучшее — активная коммуникация, когда родитель со своим ребенком вместе в интернете и когда ребенок с ним делится, а родитель не обвиняет его: «Зачем ты туда полез?», «Зачем ты начал это смотреть?», «Получай вот теперь». Нужно быть другом, чтобы ребенок чувствовал в родителе прежде всего поддержку. Такая взаимосвязь — главная профилактика того, что с ребенком ничего дурного не случится.
Да, это, конечно, хорошо. У вас как складываются отношения с вашими детьми?
У меня очень разновозрастные дети. Мой старший уже взрослый бородатый дядя, ему скоро будет 27 лет.
По вам не скажешь, что у вас такой взрослый сын, Гузель Любисовна.
Я уже большая тетенька, у нас с сыном очень доверительные отношения, мы с ним прошли разное в подростковом возрасте. Я всегда старалась быть рядом с ним, в любых ситуациях, которые возникали. Второй ребенок, можно сказать, находится на пороге подросткового возраста.
«Запретить ребенку раз и навсегда пользоваться интернетом мы не можем, смиритесь»
Он, наверное, тоже не вылезает из социальных сетей. Дети уже по уши там. Десять лет назад подростковый возраст проходил совсем не так.
Знаете, я тоже не узкий специалист в этой области, по специальности я юрист. Когда мне нужна консультация специалиста, как мне выстроить свою коммуникацию с ребенком по поводу гаджетов, я не стесняюсь и обращаюсь к психологу. Поймите, запретить ребенку раз и навсегда пользоваться интернетом мы не сможем. С этим надо смириться.
Поэтому нужно постараться быть рядом с ребенком, знать, чем он занимается, что он смотрит, чем интересуется. Конечно, должно быть ограничение по времени, потому что сегодня есть другая очень серьезная угроза, связанная с интернетом, — это интернет-зависимость. Сегодня психиатры и психологи на полном серьезе говорят об этом как о психическом заболевании.
В этом году мы у себя в аппарате трижды проводили день психологической помощи, приглашали хороших психологов, отдавали под их работу все свои кабинеты, заранее заявляли о том, что будет оказываться бесплатная квалифицированная психологическая помощь. Много вопросов родителей было связано с интернет-зависимостями, проблемами с гаджетами.
Ограничения здесь должны быть, но они должны быть на уровне договоренности с собственным ребенком, не волевым решением: «Я тебе запрещаю», а «Давай мы с тобой договоримся, что это будет так». Психолог даже мне объяснял, что дети, общаясь друг с другом, обсуждают то, что черпают в интернете. Если ваш ребенок будет тотально лишен этой возможности, он не сможет коммуницировать в реальной жизни со своими сверстниками, не будет понимать, о чем они говорят, они не будут его воспринимать, потому что он просто не в курсе этого.
Поэтому тотально лишать ни в коем случае нельзя, но установить согласованный регламент нужно, договориться с собственным ребенком. Это все очень индивидуально. У нас с младшим ребенком это выстроено так. Пока работает.
Вы гипотетически представляете возможность, что от детей могут быть такие жалобы? Это же на уровне заболевания. Это как еды лишить, лишить гаджета, телефона. И к вам пойдут такие звонки. Вы ожидаете такого?
Ожидаем. Мы готовы к любым вызовам. Если сами не будем справляться, будем приглашать специалиста, что мы и делаем. К сожалению, у нас года два тому назад был случай, когда произошел суицид на этой почве. Когда ребенок был волевым решением грубо лишен возможности пользоваться гаджетом, и он тут же принял решение выйти в окно.
«Детский конкурс видео — наша отдушина»
Давайте немножечко оптимистично напоследок. Что вы от 2020 года ждете? На что будут направлены ваши усилия?
Наша работа четко выстроена. Каждый год мы приблизительно знаем, с чем мы будем работать в плановом порядке. Рабочие визиты — это тот формат работы, который, на мой взгляд, подтверждает свою эффективность, я ее, безусловно, продолжу. В ближайшее время будет составлен график на следующий год. В него войдут те районы, в которых мы не были в прошлом году.
В этом году я планирую провести мероприятие, посвященное десятилетию института Уполномоченного по правам ребенка, с привлечением различных органов власти, общественности. На нем планируется поговорить о тех проблемных вопросах в сфере детства, которые у нас есть.
Я надеюсь, что в этом году у нас в седьмой раз пройдет республиканский конкурс видеороликов. Это такая позитивная составляющая в нашей работе. Понятно, что в основном мы сталкиваемся с негативом, проблемами, горем и несчастьем. Такой республиканский детский конкурс — это в определенной степени отдушина для нас. Творческие работы детей — потрясающе интересный материал как с точки зрения содержательной стороны, так и с точки зрения радости за творчество наших детей.
Вашему институту Уполномоченного по правам ребенка я желаю удачи, чтобы как можно меньше было угроз, от чего нужно было бы защищать наших детей. Спасибо вам огромное за работу!
Нет комментариев-