Шамиль Идиатуллин: «Сегмент качественных СМИ скукоживается, все больше пространства занимает адская триада из официозной хроники, желтого треша и пропаганды»

От детской радости до лютой эйфории

— Какими были самое дорогое и самое оригинальное поздравление с победой в конкурсе?

— От семьи, конечно. Она яростно за меня болела и, в отличие от меня, очень верила в мои шансы (я не верил совсем). Смешно получилось.

Но я еще до объявления результатов и поздравления почувствовал себя немножко победителем, немножко именинником и немножко звездой: потому что, когда меня вызвали на сцену, несколько прекрасных представительниц детской литературы встали в центре зала и подняли лозунг «Шамиль, ура!». То есть они заранее потихонечку договорились, распечатали буквы и заняли места. Зал заозирался и зашептался, ведущие резонно отметили, что такой поддержки никогда и никому не оказывали, а я впал в состояние тихого детского счастья, которое, как я сразу понял, уже сделало этот вечер одним из главных в моей жизни. Потом пришло недоумение от результатов и лютая эйфория — но даже они не очень повлияли на выставленный градус счастья. Здорово получилось.

— В следующей «Большой книге» будете участвовать?

— Нет, конечно. Я пока радостно отлыниваю от большой формы и собираюсь продержаться в этом радостном состоянии подольше — очень не люблю писать, это долго, муторно и выматывает. Пока получается, буду сачковать. Увы, опыт подсказывает, что в течение нескольких месяцев все равно накроет. Но пишу я не очень быстро, как в песне Башлачева, «за это мне грозит от года до пяти». В общем, следующая книга если и появится, то не в этом году точно. А там уже пусть издатель решает, достойна она какого-либо выдвижения или нет. Я в такие дела стараюсь не вмешиваться.

— Известно, что планируется снять фильм «Город Брежнев». Кого бы вы сыграли в нем?

— Как всякий нормальный человек я, конечно, подозреваю, что всю жизнь давил в себе «Актер Актерыча» покруче Евстигнеева, так что любую роль дай — сыграю так, что «Оскаров» не хватит. Спасает (и меня, и мировое киноискусство, которое вряд ли готово к таким потрясениям) только то, что я заметно старше практически любого героя своей книжки. Лет тридцать назад я бы, понятно, тихо претендовал на роль подростка Артура либо одного из его приятелей, лет пятнадцать назад — на роль Вазыха, отца Артура, например. А теперь — ну можно, конечно, по такому случаю ввести роль комического старичка или вредного соседа, но я постараюсь удержаться. Но если режиссер будет настолько безрассуден, что предложит мне какую-нибудь роль, боюсь, буду согласен и счастлив. Обожаю такие авантюры! Так что хором молимся, чтобы такого не случилось.

— Шамиль, что для вас теперь Казань: третья столица, родина, провинция, место, куда хочется вернуться? Или не хочется?

— Изначально — место рождения моих детей, сейчас — центр родной земли, а также город друзей и родных, к которым я время от времени приезжаю в гости. Надеюсь, что и дальше будут приглашать и принимать. До тех пор буду надоедать. Здорово, что Казань так мощно расцвела в последние пятнадцать лет, немножко обидно, что для этого ей пришлось выпроводить меня. Но, как говорится в известном анекдоте, и так неплохо получилось.

— К слову, об анекдотах. Есть такой: «” Миллион получишь, что сделаешь?” — “Долги раздам”. — “А остальные?” — “Остальные подождут!”». А вы что сделаете с призом¸ если не секрет?

— В основном придется действовать в указанных вами рамках, конечно. Ну и попытаемся семьей куда-нибудь съездить — мы на море четыре года не были, а туристами куда-нибудь и не пробовали ни разу.

Татарский удар по фэнтези

— Вы любите фантастику. Кого из авторов цените больше других?

— В раннем детстве я читал всю фантастику, до которой мог дотянуться. Особенности книгоиздания той поры позволяли делать это без особого надрыва. Потом фантастики стало издаваться много, и я ее переел, потому сосредоточился на отечественных авторах, особенно любил Андрея Лазарчука, Михаила Успенского и раннего Виктора Пелевина. Потом как-то приуныл, потому что общий поток совсем сместился к фэнтези, новеллизациям и межавторским проектам. И я уже бросил это дело, когда выяснилось, что классных авторов полно и за пределами потока. В основном, к сожалению, за границей. У нас умный сайфай не особо популярен, но таки есть. Любимые авторы у меня братья Стругацкие, из западных классиков с трепетом отношусь к Хайнлайну и Дику, плоховато знаю, но ценю Лема, собираюсь углубить знакомство. Из современных горячо люблю Нила Стивенсона и Сергея Жарковского — читаю все, что они написали, и страстно жду новых книг.

— Чем фэнтези от фантастики сегодня отличается?

— Фэнтези не люблю. Я не силен в терминологии, поэтому просто исхожу из того, что фэнтези — это про драконов, эльфов и романтических странников в плащах, а фантастика — про нормальных людей в подчеркнуто ненормальных условиях. Второе мне интересно, первое — нет. Есть, конечно, исключения из правил — например, мне страшно понравилась дилогия Майкла Суэнвика («Дочь железного дракона» и «Драконы Вавилона»), но она именно что про людей, и фэнтези там даже не прием, а предмет жестокого эксперимента и проверки на разрыв-сжатие.

— О чем бы вы написали рассказ в этом жанре?

— Меня часто обзывают фантастом, но сам я не считаю фантастикой ни дилогию «Убыр», ни раннюю повесть «Эра Водолея» — это все-таки мистические триллеры, при этом первая еще и роман взросления, а вторая — немножко политическая сатира. А технотриллер «Татарский удар» называют фантастикой от совсем уж отчаянного незнания матчасти. Вполне фантастические у меня две книжки, обе небольшие — повесть «Это просто игра», которая вышла весной 2016 года, и рассказ «Тубагач» (таинственное дерево, которое вырастает за одну ночь, слово придумано героем интервью. — Авт.), который выходит буквально сейчас, в январе, отдельным замечательно иллюстрированным изданием (с рисунками Александра Храмцова, автора крутой мультипликационной версии знаменитого фильма Георгия Данелии «Кин-дза-дза!»). Я придумывал и писал, представляя на месте читателя юного себя — при этом так, чтобы не заискивать и не подлаживаться, чтобы «маленький я» сперва, может, даже психанул слегка, а потом задумался бы и даже перечитал. Не мне решать, получилось ли, но я старался.

Кошачья работа и печальная роль литературы

— Известность после получения премии не мешает работать? Что интереснее: давать или брать интервью? Или отбирать?

— Ну, про особую известность говорить не приходится. Весть о премии в основном потрясла все-таки знакомых, особенно дальних или давних — даже несколько одноклассников на связь после 30-летнего перерыва вышли, забавно и приятно. На улице, к счастью, не узнают. Ну и вообще роль литературы в жизни среднестатистического россиянина понятна и печальна: достаточно вспомнить, сколько книжек среднестатистический россиянин прочитал за последний год (меньше одной).

С интервью вот да, некоторая засада: я уже научился не вздрагивать, оказываясь в роли интервьюируемого, а не интервьюера, но по-прежнему мучаюсь из-за того, что приходится более-менее одинаково отвечать на одни и те же вопросы. Это, конечно, честно и неизбежно, но бесит: с детства повторы ненавижу.

Брать интервью, само собой, интересней: всякий раз что-то новое узнаешь и можешь рассказать. А про себя-то я и так почти все знаю. Тем не менее, пока могу, отказывать коллегам не буду. Иначе какой из меня коллега?

— На вашей страничке в соцсети много постов о вашей кошке, которая нередко крутится у компьютера. Насколько кошка может быть плодотворным соавтором? Не жалко с ней делиться славой? Кстати, Лобсанг Рампа некоторые книги посвящал своим кошкам…

— Кошек я всю жизнь терпеть не мог, а свою так просто ненавижу и щемлю при каждом удобном случае. А она меня. Соавтор из нее неважнецкий, а вот воспитатель смирения и стрессоустойчивости — один из лучших. Так и норовит экран перегородить в самый ответственный момент. Работа у нее такая, что поделаешь.

«Кто читает газеты, управляет теми, кто смотрит телевизор»

— И серьезно пару моментов. Журналистика в России ­насколько свободна (от денег, власти, собственной совести авторов)?

— С одной стороны, печалька: журналы, газеты и новостные порталы закрываются пачками или переключаются на развлекательный контент, по соцсетям бродит скрин объявления медиахолдинга о поиске опытного редактора и какой угодно уборщицы — второй, понятно, предлагается зарплата выше, чем первому.

Сегмент качественных СМИ скукоживается, все больше пространства занимает адская триада из официозной хроники, желтого треша (селебрити, расчлененка и прочая услада обывателя) и пропаганды, плавно перетекающей в фейк-ньюс. Газеты в России перестали быть коллективным пропагандистом и организатором, но так и не стали осознанной необходимостью и частью осмысленной жизни. Во многом потому, что так и не научились эту осмысленную жизнь отражать честно и полно.

Вспомним стандартный ход из голливудского фильма. Герой, желающий узнать подробности ДТП условного 1957 либо 1998 года или просто уточнить дату смерти двоюродной бабушки, идет в библиотеку и копается в подшивке местной газеты, бумажной или микрофильмованной. В итоге он либо находит нужную информацию, либо убеждается в том, что на самом деле ДТП (факта смерти) не было. Теперь представим на месте голливудского героя нашего соотечественника — и вздохнем.

С другой стороны, сектор качественных СМИ таки есть и стремительно распространяется на новые платформы и каналы. Он востребован читателем. Ну и вообще принцип «Тот, кто читает газеты, управляет теми, кто смотрит телевизор» никто не отменял.

При таких данных вопрос свободы от власти, капитала и самоцензуры значим не меньше, чем сто с лишним лет назад, когда им задавался Владимир Ильич. Но для конструктивного ответа на него у честного современного журналиста возможностей все-таки чуть больше.

В России детектив умер, а триллер не родился

— Современная российская литература: главные проблемы, лучшие авторы, самое интересное литературное событие в 2018 году, на ваш взгляд?

— Главная проблема — очень не хватает качественной беллетристики и качественного нон-фикшна. 

За последнюю пару десятков лет мы привыкли к тому, что новая проза, как и во многих других областях, образует пирамиду. В ее основании лежит коммерческая фантастика, детективы, дамские романы и прочий трэш, издаваемый гигантскими тиражами. На этом базисе покоится нестыдная беллетристика (средние тиражи). Вершину же образуют образцы высокого стиля и отточенной мысли (тиражи небольшие, но «выстрелившие» книги могут посоревноваться со средним ярусом). Так вот, пирамида давно превратилась в неровный столбик: тиражи фантастического и криминального трэша, быстро и успешно убивающего себя и своего читателя, скукожились и сравнялись с показателями так называемой большой литературы (2–5 тысяч экземпляров), а серединка истончилась: детектив умер как класс, триллер и родиться толком не успел, хорошая фантастика малозаметна, как и крепкая реалистическая проза.

Ну и надо сказать про перекос вершины: просвещенная общественность с почтением относится к биографиям, историческим романам и семейным сагам, не слишком приветствуя прочие темы. Хотя во всем мире несущими колоннами, скажем так, премиального мейнстрима служат также остросоциальный роман, интеллектуальная фантастика и роман взросления.

— Какие книги вы бы порекомендовали нашему читателю?

— Мне самому как читателю очень не хватает хороших книг. С другой стороны, та же «Большая книга» каждый год позволяет открывать как минимум одного-двух авторов, работающих в интересных мне направлениях: в этом году не победили, но отлично прозвучали роскошный роман Алексея Сальникова «Петровы в гриппе и вокруг него» и остросоциальный, как я люблю, «Патриот» Андрея Рубанова. В прошлом году в финале были отличные «Автохтоны» великолепной Марии Галиной, а в победители вышли гениальная «Зимняя дорога» Леонида Юзефовича и очень любопытный «Авиатор» Евгения Водолазкина. В общем, стандарты качества есть, осталось дождаться количественного роста. Дождемся, думаю. 

Наша справка. Шамиль Идиатуллин — один из победителей престижной литературной премии «Большая книга» в 2017 году. Третье место он получил за роман «Город Брежнев», повествующий о жизни подростка в Набережных Челнах в лихие 80-е годы. Родился в Ульяновске. Жил в Набережных Челнах, Казани, сейчас живет в Москве. Профессионально работает в журналистике с 1988 года. 9 лет проработал в газете «Известия Татарстана» (позднее преобразованной в республиканское деловое издание «Время и Деньги»), последние годы — заместителем главного редактора. Одновременно с 1994 года был собственным корреспондентом Издательского дома «Коммерсантъ» в Татарстане.

В 2001 году стал главным редактором «Коммерсанта» в Казани. С ноября 2003 года работает в московском офисе ИД «Коммерсантъ». В настоящее время руководитель регионального отдела.