Вы написали новую книгу о Казани 1960-х годов «Казань-ностальжи». Откуда пришла эта идея? Почему вы выбрали именно это время, а не 1970-е, 80-е или 90-е?
Р.Г.: Во-первых, я хочу сразу сказать, что это книга не краеведческая и не публицистическая. Занимаюсь литературным творчеством уже давно. У меня выходили рассказы, повести и даже сценарии. И они тоже печатались в издательствах. И это по сути своей — мое самовыражение, моя ностальгия и мой долг перед любимым городом. Я всегда чувствовал, что должен моему любимому городу, и хотел его воспеть так, чтобы уменьшить этот долг. И сейчас я написал эту книгу, она писалась легко, и это не было для меня трудом.
Это было такое наслаждение, я просто погружался в свое прошлое, каким оно представлено во мне, которое всё время во мне прокручивается. Если взять любого человека, то каждый возвращается в свое детство. Оно запечатлевается. И я подумал: «Боже мой, что же я это всё время прокручиваю в голове, когда можно всё выразить и представить читателям!» Эти прекрасные сеансы ностальгии, возвращения в детство, стали меня посещать в 2015 году, после того как я закончил съемки своего полнометражного художественного фильма «Режиссер мозга» и у меня возник творческий вакуум. Я думал, чем же еще заняться в творческом плане. Я получил прокатное удостоверение на свой художественный фильм «Режиссер мозга» и думал, какой еще творческий проект начать. Буквально каждое утро меня стали посещать эти представления, которые я просто срисовывал. Каждый вечер я ждал, когда проснусь в 5 утра, и 3-часовые сеансы «срисовывания» моего детства шли где-то в течение года. Таким образом, было написано около сотни рассказов. И это было такое наслаждение, я не считал это работой, это было какое-то очищение. Более того, я всем советую ностальгировать, самовыражать себя.
Так получилось, что рассказы я параллельно публиковал в Kazan Nostalgique — социальной сети под управлением Андрея Шритта. В соцсети мои рассказы выходили как «История чувств о Казани», а также как «Тайны казанского дворика» И каждое утро, когда я заканчивал новый рассказ, выкладывал его именно туда. И тут же читатели поддерживали мою ностальгию, опять начинались слезы. Я заканчивал этот рассказ, и у меня появлялись слезы, и эти слезы очищения продолжали быть у моих интернет-читателей. Это была уже такая мощная группа читателей, они просто «подсели» на мои рассказы. И я уже понял, что в ответственности за своих читателей в рамках этой социальной сети. И тут уже встал вопрос: а не издать ли это всё? Естественно, я понес текст в издательство, и это было принято на ура. Спасибо, кстати, Татарскому книжному издательству, которое издало эти рассказы раньше времени тиражом в 1,5 тыс. экземпляров. Надеюсь, что книга будет также любима и теми, кто не посещал социальную сеть.
Получается, это сборник рассказов о том, как у вас проходило детство?
Р.Г.: Да. По сути, это книга, написанная глазами 10-летнего мальчика, то есть меня. Я родился на улице Баумана в доме номер 36. Я горжусь тем, что родился в центре города, на Баумана. Ведь жители центра — это особая категория казанцев. Моим двором была улица Баумана, эти старые дворики. И я описывал людей этих двориков, этих коммуналок. Описывал дыхание Казани того времени. Это не краеведческая книга, я не описываю здания, расположение улиц, нет. Кстати говоря, в соцсетях некоторые авторы пытались написать в таком формате, и они не имели успеха. А мне, видимо, удалось ощутить этот нерв и заинтересовать читателя, донести ему историю чувств о Казани 1960-х годов. Историю чувств, а не города, понимаете? Сквозь призму своих переживаний, коммуналки, дворика Казани, дыхания, да даже асфальта того же самого. У меня есть рассказ «На серой печи Казани». Если привести вкратце название рассказа, то оно говорит само за себя. «Как я с дядей Мишей рассвет встречал», «Мы идем купаться на "Локомотив"», «Самое лучшее небо», «Коржик в стране труда». Потому что я жил в таком месте, в моем дворе было сосредоточено около десятка производственных предприятий. И я мог наблюдать, как взрослые трудятся. Поэтому у меня есть рассказ на этот счет рассказ «Коржик в стране труда». Жить под боем курантов казанской Спасской башни — это особое ощущение, особенно когда ты с утра просыпаешься и не знаешь, что такое часы, но я жил под бой курантов с детства, с 10 лет.
«Лошадь Бурка в Царстве вина» — вы помните, как ходили, вино развозили по ресторанам? «Как я оказался в доме Заусайлова» — я жил в знаменитом доме Заусайлова на пересечении Чернышевского и Баумана, в бывшем доме, где когда-то располагалось ателье «Руслан». «Дядя Миша и тетя Роза» — это мои соседи. «Человек сахарного песка» — мой необычный сосед. «Тётя Верба», «Рыбаки Бакуркины», — все это люди из моего детства. Деревянные сараи дворов нашего детства помните, сарайки? Они описаны и прочувствованы. Про них же сейчас забыли, а они всегда были во дворах. Это не просто описано, это, повторяю, прочувствовано мною. Вообще я поклонник Хемингуэя, я люблю такие рассказы, где ничего не происходит, но читать интересно. И у меня до этого выходили повести и литературные произведения в рамках психологии, диалоги, драматургии. Я писал сценарии, и фильмы у меня есть. Например, фильм «Личина» — мой художественный короткометражный фильм. Или полнометражный «Режиссер мозга» — там больше у меня драматургии, там психологизм взаимодействия людей.
Здесь же я просто описываю, и ничего не происходит. Но люди гипнотизируются как-то и погружаются в формируемые мною ностальгические представления. Еще один рассказ «Можно к вам на телевизор?» — помню, был в то время дефицит телевизоров, а у нас он был. Во всем коридоре, во всей коммуналке был один телевизор, и я гордился, что к нам приходили его смотреть. В рассказе «У окна» я описываю, как мы с другом, который жил в подвале, наблюдали за обувью прохожих, это особые ощущения. «Дядя Степа купил автомобиль» — старый москвич, я помню. При этом несмотря на то, что рассказы повествуют о людях, я описываю Казань, этот ее дух. «Мы идем в баню» — мы с папой ходили по Булаку, и я описываю поход в баню, которая была напротив бывшего «Комбината здоровья». Я просто описываю баню, описываю, например, газировку, одеколон. Описываю, каково сидеть в очереди в баню — это особые ощущения. И многие казанцы сразу окунутся в этот мир, особенно те, кто жил в 1960-х и 1970-х годах. В какой-то степени я продолжил традиции тех, кто открыл у нас в Казани мир предметов прошлого, то есть Музей соцбыта или Музей счастливого детства. Я продолжатель этого дела, но в формате духа и переживаний этого мира. Можно смотреть на эти вещи, но не видеть и не чувствовать их. Мои рассказы, я надеюсь, позволяют эти вещи и этот мир увидеть и почувствовать.
Вы упомянули, что писали рассказы с самого утра. Вам сон как-то помогал освежить образы?
Р.Г.: Нет, здесь сновидением было само написание, это было как во сне. И моя супруга Резеда — умница, она знала, что у меня идет этот сеанс написания текста, и ни разу не открыла дверь, никогда резко не врывалась. Она ни разу не нарушила процесс, ни разу. Она просто тихо уходила на работу, всё понимала. Люди творческие знают, что это такое. В рассказе «На серой печи Казани» я описал наш казанский асфальт, его раскаленный запах и запах под дождем, это ощущение дыхания. Я описал то, почему мы балдеем от коммуналок, от тех запахов. Чем пахнет коммуналка? Я вам расскажу этот секрет, этот волшебный запах — запах картошки и сырости. Я вам секрет раскрыл, но это не так просто, магию того времени трудно раскрыть. Да и опасно это делать, честно говоря. Ведь если ее раскрыть полностью, то она уйдет. Или, например, в рассказе «Где находится конец Казани» я описываю свои поиски того места, где кончалась Казань. Я ходил пешком и искал эту грань, где еще город, а где — уже его нет. Это уже чудо! Раз! И города уже нет!
Вы так ярко описываете Казань тех лет. А нынешний город, по-вашему, сильно отличается? Может, Казани чего-то не хватает? Или она, наоборот, стала в чем-то пресыщенной?
Р.Г.: Она отличается, но главный идеолог архитектурного развития Казани, замечательная поэтесса Олеся Балтусова, которая оказалась, кстати, активной читательницей моих рассказов, работает над тем, чтобы эта сущность Казани, сохранилась. Мне приходилось с ней общаться на этот счет. Я почувствовал, что ей важно мое мнение как аборигена центра Казани, насколько Казань в архитектурном плане сохранила Себя и Свою Суть. Я же в центре Казани родился. Конечно, многого уже нет. Нет старой улицы Островского, нет очень многих домов на улице Достоевского.
А улица Баумана сохранила свой дух?
Р.Г.: Я так вам скажу — если иметь талант, то можно погрузиться, постараться можно. Особенно когда я стою на пересечении Чернышевского с Баумана, где гостиница «Казань». Здесь стоит мой дом, дом Заусайлова, но он, кстати, сохранил лишь идею и форму. Дом Заусайлова снесли. Мой настоящий дом снесли и построили его копию. Но это уже не мой дом, сохранен только его архетип — копия один к одному. У меня есть рассказ, он так и называется «Тайны моего дворика». Я умудрился стать «черным копателем» собственного дворика, когда мой дом снесли, и был котлован. Я туда залез с лопатой и копал все эти культурные слои. Начиная от 16-го века и кончая современностью. И вы знаете, я ощущаю этот дух Казани когда подхожу к отдельным местам города, которые ещё не разрушили. Туда еще можно зайти, посмотреть, подышать тем воздухом. Всё это еще есть. Этого уже всё меньше и меньше.
Ваш сборник вышел тиражом в полторы тысячи штук. Вы как автор для какой аудитории пишете? Для узкого круга ценителей ностальгии или широкой публики?
Р.Г.: Нет, не для узкого круга. Эта книга написана для широкой аудитории, в том числе и для молодежи, для желающих возвратиться к себе. В ней схвачены архетипы для всех возрастов, которые помогают человеку возвратиться к себе, к своему детству. Ведь есть вещи архетипические, они повторяются из поколения в поколение. Время течет, эпохи меняются, но есть вещи, которые повторяются. И в этих рассказах это есть. В любом случае, подрастающему поколению было бы интересно почувствовать, как это было, почувствовать время. Это тоже особое ощущение. И кстати, когда я захожу в тот же самый «Музей соцбыта», там ведь молодежь тоже ходит, хотя она не жила в мире этих выставленных вещей, но им все равно интересно. С моей точки зрения, эта моя книга «Казань-ностальжи», по словам некоторых читателей, и сеанс, в котором читатель гипнотизируется и погружается в свое детство.
Кстати говоря, писатели, которые себя в той или иной сфере проявляли, всегда были психотерапевтами и психоаналитиками для своих читателей. Тот же Достоевский со своим психоанализом нашего народа. Я всегда, когда встречаю писателей, руку им жму как своим коллегам психологам и психотерапевтам. У нас один цех! А сейчас я к ним пришел в их цех со своими рассказами. Просто напросто они всё это делают заочно, через свои строки. Влияют на людей, меняют их, перевоспитывают, излечивают. Ну, согласитесь, это профессия общая. Другое дело, что психотерапевты этим занимаются оперативно, быстро, пытаются что-то организовать в кабинете. Хотя в психотерапии есть библиотерапия, отдельное направление, тоже целое направление.
Вашу книгу издали в бумажном переплете. Почему бумага? Почему в 2018 году не перебазироваться в электронный мир, не распространять книгу через интернет-магазины?
Р.Г.: В принципе, я иногда смотрю статистику чтения своих книг в соцсетях, интернете на сайте «Пси-фактор» — она меня радует. У меня многие книги размещены на крупнейших сайтах.
Но есть традиция. То есть если книгу выпускают в бумаге, то это значит, что она достойна издания, чтобы какое-то крупное издательство ее напечатало. Это тоже своего рода тест. «Татарское книжное издательство» для меня авторитет, мощный авторитет, ведь там очень трудно издаться. Они молодцы! В такое трудное время находить возможности издавать и находить средства на гонорар своим авторам.
То есть вы не сторонник полного перехода на электронные носители?
Р.Г.: Книга вечна, потому что существует феномен книги, бумажного листа — это будет всегда. Я могу расписать сто пунктов, благодаря которым книга обладает преимуществом по сравнению со смартфоном или планшетом.
И книга как явление будет всегда. Да, понятно, нацисты сжигали книги, напечатанная информация может пропасть, такое возможно. Но я еще раз говорю, у нее есть разные преимущества, и я уверен, что книжные читатели в мире никогда не исчезнут. Вот я сейчас в метро ехал, там люди сидят и не только смотрят в смартфоны, но и держат в руках книги. В наше время бумажная книга — это некий формат, по которому оценивается значимость того, что представлено в электронном формате.
Кстати, где можно найти вашу книгу в продаже?
Р.Г.: Сейчас она продается на Баумана в магазине «Китаплар», а также на Декабристов, 2.
Не собирается ли Татарское книжное издательство теперь выпустить тираж вашей книги «Казань-ностальжи» на татарском?
Р.Г.: Работа идет. Известная татарская поэтесса и писатель Наиля Яхина, уже перевела на татарский язык половину всех моих рассказов. Она влюбилась в мои рассказы и сказала: «Если бы я не полюбила твои рассказы, я бы этого не делала». Поэтому я благодарен Наиле Яхиной, которая занимается переводом моей книги на татарский язык. У нее тоже свой, особый язык, она как бы ощущает меня, ощущает мой дух. Я читал, это отличный, адекватный переводчик. Она, кстати говоря, перевела мои «Психотерапевтические этюды в стихах», которые вышли в 1998 году, под названием «Психовитаминкалар». Она очень талантливая поэтесса и писательница, и набралась воли переводить мою новую книгу. Ведь это не так просто. Не всякий писать возьмется за это, а она взялась, и у нее получилось.
Нет комментариев-