В эпоху глобализации и трансформации общественных отношений важным остается вопрос сохранения национальной идентичности, языка и традиций. Корреспондент ИА «Татар-информ» побеседовал с директором Института истории имени Шигабутдина Марджани АН РТ и бывшим советником первого Президента Татарстана Рафаэлем Хакимовым о том, где лежат истоки федеративного устройства большой страны, и как это влияет на национальную, языковую политику России.
Буквально недавно, в прошедшую пятницу в Казани открылся исторический парк «Россия — моя история». На открытии этой площадки викарий патриарха Московского и Всея Руси, епископ Тихон (Шевкунов) сказал о том, что во многом благодаря предкам нынешних татарстанцев Россия стала наследницей империи Чингизидов. В связи с этим возникает вопрос — какие особенности и традиции государственного устройства унаследовала нынешняя Россия от той империи?
— Да, не только Татарстан, сама Россия — наследница Золотой Орды, но возникает естественный вопрос — откуда есть пошла русская земля. Если взять Киев, то сегодня даже неловко говорить, что Россия возникла из Киева, из Киевской Руси. Не только исторически это не так, но и политически уже никто сегодня не решится говорить об этом. Но тогда какая Русь? Потому что Русь была в Великом княжестве Литовском, и Киев тогда входил в него. Вот если брать Новгород, то это был очень маленький и ганзейский, торговый город. Понятно, что там было 14 тысяч населения, город торговал, была независимая республика, у Новгорода никаких имперских начал не было. А откуда же Россия, как империя могла возникнуть? Для этого нужна структура, бюджет, армия, соответствующая военная, государственная культура. Это была Золотая Орда, поскольку она относилась к русским лояльно, православных иерархов она даже освободила от налогов.
Русские относились к Орде также очень лояльно — хана называли своим царем, а про Бату хана они вообще говорили «саин» — справедливый. Он помогал разрешать междоусобные войны, иногда жестко, конечно, силой меча, иногда уговорами. Поэтому Орда воспринималась нормально. Во-первых, это тоже была вертикаль власти, то есть князей назначали. Второе — это была дань, 10 процентов — очень даже щадящий налог. Там были поборы, но это шло уже от князей, а восстания русских были как раз против коррупционеров — князей. Третье — это военная обязанность. Вся эта вертикаль власти состояла из трех позиций, поэтому, конечно, там сложилась вся эта культура, дух имперский. Потому что у русских такого духа не было изначально, а вот татары принесли. И по сути дела Москва полу-татарская была, это, конечно, при Менгу-Тимуре возникло, Даниилу он отдал эту территорию. Истоки понятны, политически это трудно признать, но историки это понимают. Мы с историками, кстати говоря, очень легко находим общий язык, потому что у нас последний критерий — это документы.
Давайте посмотрим на документы, и становится ясно. Но у политиков у них есть своя история — наследие и от Екатерины, от Петра еще раньше. Екатерина занималась, и немцы занимались историей России, и Сталин очень хорошо понимал этот вопрос. То, что в 1944 году появилось постановление против изучения Золотой Орды — это же не случайно. Еще Берлин не взяли, на западном фронте бои шли, и вдруг появляется постановление о том, что нельзя изучать Золотую Орду. Между прочим, Сталин не глупый был в этой части, зловредный, но прямо скажу — он понимал значение истории.
В новый учебник истории мы внесли свой вклад, полной удовлетворенности нет, но тем не менее многое мы смогли внести. К нам прислушались ученые во главе с Чубарьяном. Многое мы смягчили, но что-то осталось там типа Куликовской битвы, ведь даже не могут найти поле, где прошла эта битва, а музей в Тульской области открыли. Там точно не было битвы. Вот что можно точно сказать — в Тульской области битвы не было. Нет даже следов вообще какой-то битвы, нет ни стрел, ничего не осталось в земле, а музей открыли.
Такие проблемы, они остались. На этой выставке («Россия — моя история) многое тоже решили, потому что сам владыка Тихон очень такой гибкий, он слушает ученых, там нет никакого диктата. Главное ему доказать, что так это было и, конечно, он о многих вещах сам прямо говорит. О том, что Александр Невский не говорил знаменитых слов «Кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет», а вот он говорил вещи, которые вполне показывают не столько вражду русских и татар, сколько союз, взаимопонимание. И мы вот 7 томов (История татар с древнейших времен — прим. ред.) написали, и мы видим — нигде антагонистического этнического или религиозного противостояния не было за исключением периода после Петра I до Екатерины II. В период христианизации было реальное противостояние. Но Екатерина II сняла эту проблему своим указом о веротерпимости.
Это новый для нас этап, когда мы доносим свое понимание истории татар. Конечно, приятно, что сам владыка Тихон опирается на Гумилева в этой части. Перед нами стоят большие задачи: у нас на турецком языке вышел атлас Tartarica, на английском вышла работа совместно с Оксфордским университетом. Мы так тихо-тихо доносим правду об истории татар. Она сложная, противоречивая, это средневековье, там все враждовали, но, тем не менее, умели находить общий язык.
Чтобы избавиться от золотоордынского наследия надо перейти к федерализму
Мы понимаем, что нельзя переносить наши современные представления о реальности на прошлое, тем не менее, истоки находятся там. В Золотой Орде, в древнем государстве, которое включало в себя разные территории, народы с разной культурой, какой была национальная и языковая политика?
— Во-первых, была Яса Чингисхана, по которой все религии были равны, все народы признавались равными, а священнослужители освобождались от налогов. Огромная империя — как ею управлять из одного центра. Даже сегодня это немыслимо, это фантазии некоторых шовинистов, которые считают, что из Москвы можно все видеть и всем управлять. Я знаю по себе, в Татарстане я был советником Президента. Управляемость в Татарстане начала возникать после того, как мост построили через Каму, а до этого на полгода было иногда не доехать до некоторых районов. Эти фантазии невозможны, потому что как можно Дальним Востоком руководить из Москвы, когда те проснулись, а здесь еще спят. Просто это физически невозможно. В Золотой Орде считалось, что законы даны сверху: от неба, от божества, твоего божества, и важно было, чтобы ты верил в свое божество и в свои законы — вот откуда законопослушность. То есть, карал не Чингисхан, он этим вообще не занимался, и ханы карательными делами не занимались, карал сам бог, твой бог. Вот идеология какая была.
Поэтому все народы свою культуру сохраняли плюс к законам и обычаям, которые были в народах, были соответствующие ярлыки, ханские указы. Они, как правило, касались назначения князей и налоговой системы для торговцев. Налог для торговли был довольно гибкий. Если завозили ценности какие-то, например, украшения или золото они не облагались налогом, чтобы финансовая система была крепкая. Если вывозили кожу, то налог доходил до 40 процентов, поскольку считалось, что кожа нужна для армии — из них делали седла, амуницию, и сама броня была на основе кожи. Вопрос был в том, как собирать дань, налог. Во-первых, была перепись оседлого населения, на основе этой переписи и взимался налог 10 процентов. В начале, после нашествия Бату с русских брали «с дыма», то есть с одного дома, хозяйства, с тем, чтобы разрушенное хозяйство восстановить, потому что некоторые города действительно были разрушены, но быстро восстанавливались. А с кочевого населения брали по родам, по кланам. Тогда было четыре ведущих клана, которые были основными, они составляли правительство и поставляли этот налог. Как иначе возьмешь налог с кочевников? Другого способа не было.
Клановая система, она прижилась в России. Я даже могу сказать, что сегодня многие политические вещи легче объяснить не через европейскую политологию, а через клановые отношения. Как управлять огромной территорией? Или клановая система, или федерализм — там третьего не дано, поэтому надо выбирать. Поскольку федерализм не очень нравится в Москве, то они выбрали кланы, но предполагалось, что будет примерно четыре клана, но там их получилось больше десяти и те, кто собственность успел похватать, те и определяют поступление в бюджет. Газпром, Роснефть и другие, связанные с сырьем компании. Это наследие есть, поэтому чтобы от золотоордынского наследия избавиться, надо перейти к федерализму.
Что, по вашему мнению, является основой сохранения языка? Семья или государственная инициатива?
— Что касается Золотой Орды, там татарский язык был языком межнационального общения — лингва франка. Все государственные бумаги писались на татарском языке. Монгольского языка не было, хотя историки пишут, что монголы писали на монгольском, но нет документов. Ни одного документа не сохранилось, где бы было написано на монгольском. Это просто путаница: когда говорят про тех монголов, путают их с сегодняшними халха-монголами, которые появились позже. Правящая династия черных татар называлась монголами. Это был не этноним, а название династии. Поэтому татарский язык был в качестве государственного, но тогда понятие государственного языка отличается от нынешнего. Сегодняшнее понятие государственного языка возникает после Великой Французской революции, но никак не раньше. В Золотой Орде татарский был языком чиновников, торговцев. Международный язык был татарским, но с большой долей персидской и арабской терминологии.
Кодекс Куманикус, можно его посмотреть, он понятен современным татарам один к одному. Там даже перевод не нужен никакой и объяснения не нужны. Татарский был языком общения, но он в основном нужен был торговцам. Но и язык государственный не сильно отличался, вот мы читаем эти документы, они понятны. Ну а там, где русские жили, там русский язык был, но эти князья все владели татарским языком. Я так думаю, что чиновники в Орде, в Сарае, они тоже владели русским, потому что многие документы, указы переводились одновременно на русский язык, на арабский язык и персидский язык, который также был популярным в то время, когда шло общение с другими странами. Ну и латинский тоже был в ходу, посольские документы и на латыни тоже дублировались.
Изучение государственного языка — это определенная привилегия
По вашему мнению, что наиболее важно в деле сохранение языка? Ежедневное общение или должна быть государственная поддержка?
— Если речь идет о государственном языке, то там понятно — государство. И там нечего обсуждать — родной он, не родной, это государственный язык. То есть, если ты признаешь республику, как государство в соответствии со статьей 5-й Конституции Российской Федерации, то значит, за этот государственный язык отвечает государство, оно определяет, как учить. Это вообще-то определенная привилегия, потому что обучают бесплатно. Другой вопрос в качестве обучения, но это уже вторично. Если это другие негосударственные языки, могут быть разные варианты: в семье, в частной или воскресной школе. Кстати, не во всех странах существует статус государственного языка. Скажем, в США не написано, что английский является государственным. Поэтому там есть школы испано-английские, вьетнамские, на фарси. Очень много таких школ, но в разных штатах по-разному. Некоторое неудовольствие высказывается по поводу того, что слишком много появилось школ на японском, на китайском языке, но они существуют. Причем они могут быть государственными, если штат поддерживает их, а могут быть и частными.
Как сделать так, чтобы язык был привлекательным для всех жителей республики?
— Ну, во-первых, детям всегда интересен любой другой язык. Понятие о том, что, если ребенок выучит еще один язык, значит, его основной как-то ухудшается — это все фантазии взрослых.
Доказано, что билингвизм способствует развитию.
— Это я по своей дочери знаю, она на трех языках с трех лет говорила спокойно. Не путала узбекский, татарский и русский, и ей еще хотелось изучать языки. Вот что касается взрослых, то здесь заморочек много. Взрослых ведь никто не пытается насильно учить языку, потому что у нас слава богу ситуация такая, что в Татарстане все знают русский язык, поэтому для общения нет проблем.
Для привлекательности есть несколько факторов. Например, в государственных учреждениях для карьеры, конечно, знание второго языка, допустим, татарского наряду с русским оказывает позитивное влияние. Я знаю точно, потому что хочешь — не хочешь, как бы ни было, татарский язык в государственных учреждениях в ходу. И я по своей работе советником знаю, что примерно 50 на 50. Мы бумаги пишем на русском языке, а обсуждаем на татарском, так происходит очень часто. Часто получается неловкость какая? Большинство, скажем, татары, а когда появляется один русский, и мы говорим на татарском, то для русского это уже некое неудобство. Он хотя бы должен понимать канву, о чем идет речь. Потому что иногда просто никто не задумывается, что надо переводить. У нас в институте два языка равны, любой может выступать на одном из них. Когда на татарском, тогда обычно к русским кто-то подсаживается и переводит. Но многие русские уже знают общие фразы, контекст они понимают, поэтому проблем здесь не возникает.
Есть чисто экономическая сторона. Для меня это очень важный фактор, который многие недопонимают. Татарстан сегодня экспортирует более 50 процентов товара, причем там доля высокотехнологичного продукта, а не просто нефти, она постоянно растет. Куда продавать? В Европе никто нас не ждет. Нефть могут еще купить, но так никто не ждет. А что, вертолеты или КАМАЗы туда продашь? Ну, каучук идет, а все остальное не идет. В Китай? Он сам продает сюда в большом количестве те же КАМАЗы — быстро сделали и завозят с китайским названием. Значит, осталась Азия.
Ближний Восток?
— Ближний Восток покупает, я вам скажу, военные КАМАЗы для армии и чуть-чуть вертолеты — все. По поводу Ближнего Востока, по-моему, немножечко мы фантазируем. Я знаю, Акулов занимался все эти годы, что он там продал —небольшую партию КАМАЗов, небольшую партию вертолетов, все. Больше ничего. А в Среднюю Азию идет наша продукция, они воспринимают ее, как качественную, она им понятна, им легко ее ремонтировать потому, что есть базы, например, КАМАЗа, или те же вертолеты, или даже обычную мебель, холодильники покупают, то есть эта продукция востребована.
Там сегодня они очень быстро переходят на свои национальные языки. Узбекский, азербайджанский, туркмены уже давно перешли. В Баку по-русски еще говорят, в Ташкенте. Кыргызстан и Казахстан говорят по-русски. Но в Кыргызстан продавать нечего, потому что им платить нечем. Казахстан — да, это рынок. Но даже в Казахстане, где говорят по-русски, не мешает знать казахский. Татарский знаешь — казахский понятен, киргизский он почти один в один, уйгурский понятен без труда.
Узбекский?
— Узбекский похож, особенно хорезмский один в один. Уйгурский один в один, и даже с Азербайджаном два три слова по-тюркски скажешь, уже другое отношение. Ты знаешь эту культуру, у тебя легче идет бизнес. Поэтому я думаю, что с этой точки зрения — это перспективно. Я даже как-то в прессе говорил, но меня-то не больно слушают, что при преподавании татарского языка одновременно нужно давать синонимы в других языках: в казахском, узбекском, турецком, азербайджанском. По сути дела, можно показать огузский и кипчакский диалекты, язык сразу понятен становится. Там вопрос скорее произношения.
В 90-м году мы пришли к согласию на основе признания равенства двух государственных языков
Грамматика, основа все-таки одна.
— Одна, все одно. Это вопрос небольшой практики. Просто привыкаешь несколько минут, и киргизский уже понятен, казахский и узбекский — то же самое. Но мне узбекский легче, потому что у меня жена узбечка. В узбекском появились фарсизмы, а так-то это тот же язык, как татарский. Если ты их чуть-чуть знаешь, то это уже не сложно.
Ну и конечно основной вопрос — это внутренняя политическая ситуация. Это основной фактор, независимо от того, полезен язык или не полезен. В 1990 году мы пришли к согласию на основе признания равенства двух государственных языков. Это база в политике, благодаря этому стабильность появилась, на этой базе появилась экономическая политика, и мы спокойно смотрим в будущее, потому что знаем — вот это равновесие, которое возникло, и согласие, оно нерушимо благодаря вот этим принципам. Мы два принципа в декларации заложили: равные государственные языки и договорные отношения с Москвой. В Кремле там мечеть и собор, они стоят, как символы, и вот это все вошло в культуру, это очень важный фактор. Этого сегодня многие не понимают, просто они не помнят 90-е годы, а 90-е годы были очень тяжелые. Тогда все эксперты, в том числе зарубежные, сказали — без конфликта не обойтись, мол, произойдет как в Боснии, в Чечне, так же будет и в Татарстане. Но мы этого избежали благодаря этим принципам, но сегодня кто-то не дорожит этим, просто не понимает политику, это надо объяснять.
«Я полноценный татарин без суффиксов и префиксов»
Поколения меняются, может люди не совсем помнят то время.
— Не столько молодое, сколько старшее поколение этот вопрос поднимает. Есть, конечно, те, кто политизирует этот вопрос специально. Ясное дело, что Татарстан слишком выделяется — есть свое мнение, своя экономическая политика оказалась более успешной, чем российская — это 100 процентов. Российская экономическая политика тупиковая — продавать, только основываясь на нефти и газе, конъюнктура которых колеблется, на которую могут повлиять и американцы, и саудовцы — нельзя же на это опираться. В то время, когда у тебя десятки прекрасных университетов, столько мозгов, которые уезжают туда — мы их готовим и отправляем в Европу, которую потом клянем. Опираться только на сырье — это же неразумная политика.
Понятно, что это вызывает такую ревность, и такие замашки унитарные — все должны быть равны в бедности — это всегда было в российской ментальности. Какие-то регионы выделяются — это неизбежно, хочешь не хочешь, это так. А донор он всегда заинтересован в том, чтобы была справедливая налоговая система. Но как — 75 процентов забрали, потом вдруг откуда-то еще процент на прибыль, как это так? Мы же это заработали, это не просто так, это не просто нефть, которая дана, допустим природой, посчастливилось или наоборот не посчастливилось, что есть нефть. Но когда с прибыли — это же продукция, она интеллектуальная, сложная, высокотехнологичная, и ты забираешь. Это наш ресурс. Каталония откуда возникла? Там одна причина — налоговая система. Там нет языкового вопроса, это же решенный вопрос у них, свой язык у них официальный. В Шотландии то же самое. Весь вопрос обсуждения между Лондоном и Эдинбургом, а я участвовал в этих конференциях, — как делить налог?
Понятно, что у Испании дыры в бюджете, Мадрид закрывает за счет Каталонии, но так не делают. Ты сделай справедливое распределение. В 90-е годы в России приняли бюджетный кодекс — 50 на 50, но этот кодекс не работает, и каждый год объявляют мораторий на него. Давайте установим 50 на 50. А сейчас 73 процента и еще там сколько-то. Например, на таможне сразу забирают налог. Это не учитывается как наши платежи, а у нас же больше 50 процентов — это внешняя экономика. Значит это не 73, а больше процентов. Ну, сколько можно забирать? Ну, оставьте хоть чего-то. Вот же вопрос в чем, оно упирается в это. А тут начинают искать причину в языке, вот врага надо найти. Зачем? У нас эта политика оправдалась, да не оправдалась в части качества языка. Все татары с этим согласны, не только русские. Так надо постепенно улучшать учебники, не надо эти суффиксы-префиксы, зачем? Мне это в жизни ни разу не пригодилось, я не знаю татарские суффиксы и префиксы. Я говорю, я могу писать, я читаю, я полноценный татарин без суффиксов и префиксов. Так и сделайте так, чтобы любой иностранец мог учить, любой русский, в конце концов, чтобы те же татары могли учить свой родной язык.
Нет комментариев-