Кристина, здравствуй.
Добрый день.
В последнее время у меня в программе министры, начальники, директора и очень давно не было творческих личностей. Поэтому я рад вас приветствовать.
Мне тоже очень приятно, что вы меня пригласили.
Практически год назад страну сковала пандемия. Для театров и актеров 2020 год был совершенно нетипичным. Как вы пережили этот год? Что происходило с вами?
Как и для всех, для нас это было огромное потрясение. Для артистов это сложное время — нужно было держать себя в форме. Репертуар шел как обычно, и никто не думал, что могут взять и резко отменить спектакли. Мы, наверное, самыми первыми ушли на самоизоляцию. Все дома занимались классом, кто-то даже успел приобрести линолеум, купить балетный станок домой.
Часто старались заниматься по Zoom. Конечно, репетиций никаких не проходило в этот момент, все старались держать форму как могли. С утра я занималась гимнастикой, потом делала класс в домашних условиях.
Сколько месяцев вы находились в таких условиях?
Около трех месяцев. Изначально вышли только солисты, и то допуск был по спискам в театр, и мы занимались все по времени. Когда разрешили выйти всей труппе, то класс был поделен на две группы. Естественно, мы не находились все в одном помещении. Занимались в масках — это было экстремальное условие, потому что для дыхания артиста это не совсем комфортно и удобно. Потом уже начались репетиции.
Много в труппе переболевших?
Я думаю, что все уже переболели.
А вы переболели?
Я тоже заболела. И рада, что успела до Нового года переболеть. Станцевала спектакль, даже не подозревая того. Чувствовала себя потрясающе, хорошо. И буквально на следующий день у меня поднялась температура и я свалилась. И уже на второй день ни запаха, ни вкуса.
Ребята тоже постепенно уходили, заболевали. При этом никакие спектакли у нас не срывались — у нас есть вторые и третьи составы солистов, мы все менялись. Поэтому это не сказалось на репертуаре.
А сейчас вакцинируются участники труппы?
Нет, нас не обязуют.
Как после болезни вы входили в работу?
Был сложный период восстановления. Я вышла в конце декабря, потому что у меня были небольшие осложнения. Мне просто нельзя было допускать тяжелую нагрузку. Я ходила только на урок, потихонечку начинала. Было очень сложно выдерживать на дыхании. Буквально пара каких-то движений, даже на уроке, и всё, я задыхалась. Просто потеряла всю свою физику.
Долго проходило восстановление?
В начале января я вышла в спектакль «Щелкунчик». Грубо говоря, я сама себе сделала вызов — мне нужно было это. Я понимала, мне нужно быстрее нагонять, но тоже старались потихонечку репетировать, сильно не нагружать организм.
Но у вас же вполноги танцевать не получится.
Просто брали на репетициях не сразу все, а какие-то отдельные куски и делили их на разные дни. В целом было сложно. У меня стоял спектакль «Шурале» на Нуриевском фестивале в декабре. И, к сожалению, из-за сложившейся ситуации я не смогла выйти, потому что он был очень сложным именно в плане дыхания. Я просто бы не смогла, поэтому я заменилась.
Как сейчас вы работаете? Какие действуют ограничения?
Сейчас так же занимаемся, репетируем. В театре в основном все стараются в масках ходить. Обрабатываются все помещения после всех репетиций. На сцене тоже после репетиций обработка. Все стараются друг друга беречь. Мы были счастливы и рады, что разрешили проводить спектакли, и неважно, какое количество зрителей посещает театр. Потому что я думаю, что и для них это была огромная радость, и для нас дарить эту сказку.
За последнее время было очень много плохих новостей в мире, и, конечно, театр — это праздник. И зрители всегда принимают на ура вне зависимости от количества. И мы благодарны им, что они не боятся, приходят и посещают культурные мероприятия.
Сколько сейчас допускают зрителей?
Чуть больше половины.
Достаточно ли энергетики от половины зала?
Они стараются за двоих и действительно очень нас поддерживают. Буквально недавно я танцевала спектакль «Анюта», и это было очень феерично. Я давно не слышала таких аплодисментов, такой благодарности и радости. У меня было ощущение, что не просто полный зал был, а словно два или три зала собрали.
К театру были серьезные претензии Роспотребнадзора?
Я слышала об этой новости, но мы между собой это не обсуждали. Нас это особо не касается — это дело администраторов. Я могу сказать, что в нашем театре все очень четко и строго. Я не думаю, что могут быть какие-то вопросы.
Границы были на замке и зарубежные гастроли невозможны. Как вы это переживали?
Конечно, мы привыкли каждый год ездить на гастроли, и для артистов это действительно важно. Для кого-то опыт, для кого-то возможность танцевать новые партии, посмотреть страны. Но в каждой ситуации есть свои минусы и плюсы. Я думаю, что так случилось и нужно это принять. Зато в новогодние праздники мы были дома, радовали казанского зрителя. И мы смогли опять же подарить им сказку, станцевать потрясающий спектакль «Щелкунчик», который очень редко идет на стационаре, потому что мы находимся на гастролях. И это был праздник для всех.
Критики говорят, что театр танцует по деревням и это несолидно. Где вы выступаете?
А откуда эти критики знают, где они берут эту информацию? Мы выступаем на разных площадках. Конечно, не все площадки могут быть огромными, но, в принципе, в Европе такие театры. Там очень мало больших площадок. Но это никак не сказывается на уровне спектакля, все так же выкладываются и работают. Не сокращается количество артистов, оркестра, хора. У нас все идет так же. Самое главное, что люди нас ждут и всегда принимают восторженно, с постоянными аншлагами.
Какая у вас публика?
Бывают разные ситуации. Был случай, когда я танцевала «Ромео и Джульетту», уже идет сцена в склепе — казалось бы, серьезная: дрожь, драма, слезы. Но бывало, что в зрительном зале кто-то может посмеяться. Где-то, может быть, не понимают, хотя для нас это был шок. Люди же наверняка знают, о чем «Ромео и Джульетта», какая сцена сейчас идет.
Но в целом во Франции зрители очень импульсивные — и топают ногами, и свистят, хлопают. В Голландии на протяжении спектакля в основном сдержанны, но в конце фурор.
Сколько лет вы ездили на гастроли?
Лично я 11 лет.
А маршруты разные или одни и те же города?
В основном города повторяются, но бывают новые страны и новые города.
Во время пандемии ваш доход не пострадал?
Я скажу за себя: я не жалуюсь. Мы государственное учреждение, и это здорово. Нас поддерживают. У нас в театре во время самоизоляции зарплата была без сбоев, поэтому мы благодарны.
Многие артисты по стране жаловались, что очень серьезно доход упал.
Да, я слышала это.
В каких постановках вы сейчас задействованы и какие новые спектакли с вашим участием?
Ближайший — это спектакль «Коппелия», 1 апреля я танцую «Жизель», 3 апреля — «Лебединое озеро». А далее начинается постановочная работа к Нуриевскому фестивалю — новая редакция спектакля «Спящая красавица». Сейчас как раз готовятся новые декорации, новые костюмы — где будет добавляться хореография. И текущие спектакли на Нуриевском фестивале тоже будем репетировать и готовить.
Я посмотрел переписку в Инстаграме, где развернулась целая баталия о твоем имени на афишах. Берут билеты на тебя, негодуют, почему тебя так мало в спектакле. На администрацию были даже такие наезды. Почему были замены?
Буквально несколько дней назад мне написала девушка в Instagram и попросила перейти в группу театра и посмотреть, как меня любит казанский зритель. Конечно я перешла, прочитала все комментарии. Для меня это очень важно. Это было просто до слез — очень трогательно, я очень благодарна нашей публике за такой отклик.
У тебя наверняка весь личный Инстаграм пестрит восторгами.
Да. Но завистники и гадости тоже есть. Почему так мало репертуара — это вопрос не ко мне, потому что наш репертуар на месяц составляет наш художественный руководитель.
На творчество каких балерин ты ориентируешься?
У меня не было кумира. Да, есть много исполнительниц, которые мне нравятся, у которых есть свои плюсы и минусы. У одной одно подсмотрел, у другой другое. Но за последнее время, если взять, кто действительно мою душу трогает, — это Вика Терешкина, прима-балерина Мариинского театра, Светлана Захарова, прима-балерина Большого театра, и прима-балерина Большого театра Екатерина Крысанова.
А ты сама себя кумиром не чувствуешь? С учетом такого большого количества поклонников.
Вы знаете, нет. Причем все мои близкие, родные и друзья удивляются этому. Не возношу я себя. Я порой удивляюсь тому, что у меня столько поклонников. Я даже не представляла, что могу приносить людям такие эмоции.
А ты разве не ради этого работаешь, чтобы доставлять эмоции людям?
Согласна. Это, наверно, самое главное взаимодействие. Мы танцуем не ради техники, а действительно ради того, чтобы трогать души, чтобы было до мурашек и до трепета.
Ты смотрела российский фильм про балет «Большой»?
Смотрела. Но нет.
Американцы лучше сняли?
«Черный лебедь»? Тоже очень много выдуманного. Приукрасили. Честно, мне ни тот ни другой фильм не понравился.
Действительно ли конкуренция в балете очень сильная?
Да, конечно. Как в спорте. Потому что без конкуренции, я думаю, мы, наверно, завяли бы совсем. Но, опять же, вопрос в том, какая конкуренция. Она должна быть здоровой и конкурент должен быть достойный. Вот тогда это конкуренция и это интересно.
Как портят жизнь? Соцсети используют?
Конечно, никаких стекол, отрезанных ленточек нет. Косые взгляды. Но это в принципе в любом большом коллективе встречается, просто в театре это гипертрофировано. Конечно, когда танцуешь на сцене, за кулисы кто-то специально приходит посмотреть. Наверняка кто-нибудь ждет, чтобы у тебя что-то не получилось. Но чтобы подлые вещи — нет.
Что касается сообщений — естественно, это есть. Я уже знаю об этом. Но люди, которые создают специальные страницы «ноготочки, волосы», которые, видимо, стесняются своей внешности, конечно, пишут разные гадости. Когда-то очень давно я это принимала близко к сердцу, мне было обидно. Ну а потом, наверно повзрослев, поняла что это обратная сторона медали. Бывает, открываю, прочитаю. Конечно, я не отвечаю на это.
Переписываешься в соцсетях?
Вообще стараюсь поклонникам балета отвечать. Насколько, конечно, у меня хватает возможности и времени. Очень часто кто-то за кулисы подходит, мы общаемся. Стараюсь всем уделить время. Есть, конечно, прям фанаты-фанаты, от которых мне немного страшно становится. Они ходят за тобой по пятам и вообще не пропускают ничего. Даже кто-то предлагал замуж выйти.
Были ли маньяки, которые преследовали тебя?
Такого не было.
Как ты относишься к тому, когда критикуют твой театр различные издания?
«Господи, сохрани их! Люди, не читайте плохих газет!» — вроде так звучит цитата. У нас нормально к этому относятся, но кто-то ходит и это обсуждает, а кому-то все равно. Мы уже к этому привыкли, это не один год. Если такая система у людей, то это все не просто делается.
А почему вас не любят?
Я не знаю, честно, в чем проблема или конфликт. Но опять же, когда это здоровая критика, правильная. Действительно, человек приходит, пишет и может указать на какие-то ошибки, которые ты можешь исправить. А когда льют помои — это не критика для профессионалов. Поэтому обращать на это внимание не стоит. Зачем тратить свои нервы? От этого ничего не поменяется — сколько людей, столько и мнений.
Для тебя чья критика является определяющей?
Конечно, в первую очередь это мои педагоги, которые проводят со мной все репетиционное время. Строят меня, делают из меня актрису, балерину. Конечно, в первую очередь мне важна их оценка. Мне важна оценка нашего руководства театра.
Конечно же, мне важна оценка моих родных и близких. Моих родителей, которые, к сожалению, не часто приезжают в Казань и не часто попадают на мои спектакли, но все записи балетов всегда отправляю домой. Мама следит в Инстаграме. И мои близкие друзья, которые могут мне сказать не только в лицо, как все прекрасно, а могут сказать какие-то вещи и я, наоборот, не обижусь. Я жуткий самоед.
Как ты себя оцениваешь?
Я все время в себе копаюсь и, наверно, занижаю самооценку.
Тебя не первый год вносят в список невест. Где твой принц на белом коне или «Мерседесе»?
Конечно, я не ищу. Не важно, на «Мерседесе» он будет, на коне. Как любая девушка, я мечтаю встретить человека. Я представляю, каким бы я хотела его видеть, с какими качествами он должен быть.
У меня профессия достаточно сложная, я публичный человек, и, конечно же, бывают какие-то нападки. Я научилась с этим справляться, но все равно я же девушка, нежное создание. И, конечно, иногда бывает в каких-то моментах сложно. Чтобы я была за ним как за каменной стеной. Чтобы этот человек не боялся моего статуса. Чтобы у него были волевые качества. Чтобы, конечно, он был порядочным, добрым, внимательным. Щедрым — это всем девушкам хочется.
У нас равноправие. По-моему, ты самодостаточна в финансовом плане и заплатить в ресторане сможешь.
Смогу, конечно. Но хочется, чтобы…
Ты не феминистка?
Нет. Быть принцессой, конечно, очень хочется. Иногда думаешь, что все думают, что я такая сильная, все сама, все сама. Да, я, конечно, безусловно этим горжусь, что я сама приехала сюда, одна, в 18 лет. Мне никто не помогал. Все только работой, верой руководства в меня. Конечно, мне бы хотелось, чтобы рядом был человек, с которым я могла бы расслабиться. Чтобы я выдохнула и чувствовала себя нежным и хрупким созданием.
Когда ты увольнялась из театра и вернулась спустя три месяца — что это за история была?
Цели уйти в какой-то другой театр у меня не было. Но, к сожалению, в жизни каждого, наверно, артиста наступает такой период, когда тебе организм говорит «стоп». Всю свою карьеру в театре я очень много работала, часто не обращая внимания на какие-то вещи: выходила танцевать с температурой, у меня были какие-то мелкие травмы — я всегда молчала. Я думала, что не могу подвести. Я никому никогда не говорила об этом, я ставила уколы, пила обезболивающие, мази. Все, что только можно было.
И в какой-то момент организм уже не выдержал. И по состоянию здоровья мне нужен был отдых. Поэтому так сложилась ситуация. И как раз вот эти три месяца я восстанавливалась, и спасибо Рауфалю Сабировичу (Мухаметзянов, директор Татарского театра оперы и балета им. М. Джалиля, — прим Т-и), он меня понял, принял мои переживания. Мне хватило этого времени, чтобы восстановить себя.
Каких только слухов не было: и про зарплату, и условия не создали.
Я ничего не комментировала и сегодня в первый раз комментирую эту ситуацию. Так случилось. Понеслись какие-то вещи, что из формы я вышла, что где-то проверялась. Да нигде я не проверялась. Я была здесь. Двери театра были открыты. Труппа просто уехала на гастроли. Да, там немного встал вопрос ребром — я не смогла поехать, поэтому так случилось. Я ходила занималась, параллельно я ходила восстанавливать свой организм. Женщины уходят в декрет, бывает, выходят через год, два. Артисты травмируются — выходят через полгода, через год. Ничего в этом такого нет.
Я считаю, что это пройденный этап и об этом давно стоит забыть. И самое главное, что я здесь. В любимом, родном театре, с моими коллегами, с моими друзьями. С моим самым верным зрителем — это самое главное. Двигаемся дальше.
Что нужно, чтобы быть в такой форме? Много ли ограничений приходится соблюдать?
Про вес, я поняла. Раньше, когда я была моложе, с этим проблем как-то не было. Но возраст дает о себе знать. И это не только в балете, но и в жизни — все мы люди и все с этим встречаемся. Да, выдался очень сложный сезон. Да, от сложной постоянной нагрузки я выпала немного, конечно, это тоже сказалось. Потом был Covid, я резко похудела, потом опять набрала — говорю как есть, все хотят знать. Моя любимая фраза, как говорила Майя Плисецкая: «Лучшая диета — это что? Не жрать». Приходится себя ограничивать.
Я, если чувствую, что мне тяжеловато, я набрала вес немного, стараюсь после шести не кушать. Если у меня много нагрузки в театре, этого хватает. Если ее не хватает, то я хожу в зал на кардио, на дорожку, могу на эллипсе позаниматься. Летом, когда была изоляция, мы с девчонками бегали. Когда разрешили с утра, в шесть мы бегали на набережной. Как-то ты все равно поддерживаешь себя.
Сладкое, в принципе, я никогда особо не кушаю. Не люблю конфетки и тортики, хотя мне очень много дарят, спасибо.
И кому ты их отдаешь?
Могу кого-то угостить. Родителям, подружкам, педагогам отдать. У мне все, кстати, очень худенькие и красивые подружки. Это нормально, я не вижу в этом каких-то вещей, о которых можно кричать.
Если взять даже сейчас артистов балета, даже в Европе, они все занимаются фитнесом. Помимо класса, репетиций все ходят в зал. Они качают свои мышцы. Я, кстати, не вижу в этом ничего плохого, если это в меру, конечно же. Иметь красивый рельеф, мне кажется, все бы хотели.
Балет одна из самых сложных в физическом плане профессий. С детства приходится себя ограничивать, ломать. Это как-то сейчас на тебя влияет? Тебе легче справляться с другими жизненными трудностями?
Это воспитывает характер. С детства, с 10-11 лет у тебя такой график. Это если профессионально поступать в колледж или академию — это 10-11 лет. Это не назовешь учебой — это работа. Я помню, у меня родители уходили с утра на работу, и так же я. Ты к восьми часам едешь на урок классического танца в театр, потом у тебя общеобразовательные предметы, потом внутриклассная практика, потом сценическая работа — разучиваешь номера. Это очень сложный график. Это с восьми утра, и помню, бывало, меня в девять вечера родители встречали с автобуса, маленького ребенка. Характер закаляется. Плюс если ты еще и готовишься к каким-то конкурсам.
В детстве не было желания бросить всё?
Было, очень много раз! Меня постоянно убирали на самый плохой станок, педагог меня называла лентяйкой, у меня почему-то не получалось, хотя я вроде бы старалась. Но, видимо, она хотела из меня все вытащить, потому что видела мой талант. И, безусловно, это заслуга моих родителей, которые меня поддерживали.
А потом уже постарше появляется другой интерес. Когда начинаются первые балетные конкурсы. Классная атмосфера, азарт, и уже хочется.
Ты заслуженная артистка, у тебя множество наград. Какая из них для тебя самая ценная?
Конечно, каждая награда для артиста очень приятна и ценна. Я не могу сказать, что я работала и стремилась ради наград. Это уже оценка моего руководства, республики. И для меня это огромный подарок, счастье. Это накладывает на тебя огромную ответственность в то же время. Но примерно ты выходишь и есть такой нерв.
Я помню спектакль «Корсар», когда мы узнали, что нам вручили звание заслуженного артиста и объявляли это как раз перед спектаклем на сцене. Вроде бы я уже раз двадцать танцевала этот балет, но меня так трясло. Я переживала. Конечно, для меня это сейчас самая большая награда. И огромное счастье было получить Государственную премию имени Тукая за исполнение партии в балете «Золотая Орда», в нашем национальном спектакле. Этот спектакль вошел в историю мирового искусства, так как он создавался совершенно с нуля. И для меня было очень ценно получить эту награду, потому что этот спектакль ставили на меня. Грубо говоря, я была как муза для хореографа, и это навсегда запомнится.
И получать награду из рук нашего Президента на сцене нашего родного театра было очень почетно.
Какой был самый неприятный момент во время спектакля и самый потрясающий?
Я на сцене себя ощущаю как рыба в воде. У меня нет никакого страха, может быть, это еще и с опытом вырабатывается. Я очень себя комфортно ощущаю. Я четко знаю, что технически буду делать, я об этом не думаю, а думаю только об истории моей героини. Наверное, самое сложное, когда первый раз выходишь с партнером на сцену и какие-то технические вещи, поддержки не совсем так получаются.
Тебя роняли партнеры?
На репетициях было, на спектаклях нет. Но я падала сама. Была очень смешная история. В Амстердаме был спектакль, очень важная для нас сцена. Был балет «Спящая красавица», и вот мой выход — такой озорной, шаловливой девчонки. Я выхожу, все хорошо идет. Буквально прошло секунды две — я сделала маленькие прыжочки и мне нужно отбежать с центра сцены в угол. Просто добежать, без прыжков. Я начинаю поворачиваться, бежать, и я не знаю, каким образом я поскользнулась, я просто плашмя упала на пол. Там был такой звук, что я не знаю, что падало. Я не растерялась, тут же встала. Даже ругнулась там тихонько.
Я помню, что зал и все артисты глубоко вздохнули. А я ругнулась, сказала, что все нормально, и пошла дальше скакать. Естественно, все перепугались, но вроде все нормально было. После спектакля захожу, а у меня на ноге огромный синяк. Как я дотанцевала, я не знаю, но потом уже было больно, когда тело и мышцы остыли.
На самом деле такие моменты я не люблю. Никто же не застрахован, а я ненавижу такие моменты. Для меня это значит, что спектакль прошел плохо, это было ужасно. Я вот так реагирую.
А на репетициях бывало. Готовили с партнером «Спартак», это очень сложный балет, где есть даже акробатические трюки, верхние поддержки. И у нас есть такая поддержка — флажок, когда ты наверху находишься и у тебя ноги в шпагате. Он берет меня на репетиции, все нормально, особенно когда высокий партнер, то падать с такой высоты — это «ух». Я понимаю, что он меня берет, — там от нас много зависит, и от партнера и от партнерши, но что-то где-то пошло не так. И я понимаю, что у него рука просто уходит. Я начала группироваться, коленом ему по голове, он уже ничего не видит, и мы вместе упали на пол. Посидели, встали и дальше продолжили. И опять же с ним на следующий день репетируем поддержку, где он должен меня выбросить, я делаю двойной проворот и на плечо прихожу к нему. Но он высокий, шикарный, здоровый партнер. Я иду к нему, он меня забрасывает, и каким-то образом я пролетаю мимо. В пол с высоты.
Он сидел рядом со мной и сказал: «Кристина, я пошел в церковь». Педагог спрашивала, все ли нормально, а я просто лежала и смеялась — у меня была истерика. Но мы продолжили дальше.
Может ли артист балета подрабатывать в другом направлении? Где ты видишь применение таланта кроме театра?
Сейчас я его не вижу в принципе нигде. Хотя знаю, что очень многие артисты открывают свои школы, преподавать либо просто устраиваться параллельно на индивидуальные занятия. На это нужно время. Наверно, у артистов кордебалета его побольше и у них есть такая возможность. У солистов не совсем. Хотя если человек хочет, он всегда найдет время. Это чисто для меня не понятно. Потому что ты либо посвящаешь себя одному делу, театру, всецело отдаешь, либо ты посвящаешь себя школе, потому что это очень много сил отбирает.
«Народники» у меня есть знакомые, которые уходили в подтанцовку, на эстраду. Но мне кажется, что когда ты учишься и все свое детство профессионально посвятил высокому искусству, другого быть не должно. Лично для меня это неприемлемо — если я в театре, то я в театре.
Конечно, у меня есть мечта: когда я закончу карьеру, я бы хотела открыть свою школу. Я даже знаю какую, но не буду раскрывать секретов. Но чтобы это было не так, что это школа, в которой идут растяжки, йога, все подряд. Это была бы школа, которая могла бы стоять наравне с хореографическим колледжем. Я вижу дальше себя педагогом. Не то, чтобы вот карьера закончилась и нет других вариантов, а это мое желание с детства.
Мне это нравится, я очень люблю детей. И я бы очень хотела работать с солистами балета. У меня уже неплохой багаж и мне есть чем поделиться, подсказать. Даже сейчас я смотрю на некоторых ребят и мне есть что подсказать. Но я такой человек — я не буду лезть сама. Если меня спросят — я помогу, подскажу.
Одно дело — знать самому, другое дело — нанести. Педагогика — это же целая наука.
Бывало, человек танцевал ужасно, но у него есть вот это предназначение, бывало наоборот — танцевал потрясающе, а донести не мог. Наверно, это тоже с опытом и желанием приходит. Но, наверно, этому нужно учиться, многое знать.
Какие планы на будущее?
Я люблю свой театр, я всегда про это говорила. Это мой родной дом. Я обосновалась в Казани. Даже когда родители говорят, что моя родина — это Красноярский край, я отвечаю что нет, я хочу домой в Казань. Я полностью здесь. Очень важно артисту найти «свой» театр — я его нашла. И я очень этому рада. Но я всегда говорила, что хотела бы станцевать хотя бы на сцене Мариинского театра.
Спасибо тебе огромное. Я желаю тебе творческих успехов, любви зрителей, уважения начальства. И желаю, чтобы с партнерами были ровные отношения.
Это тоже важно, согласна. Спасибо большое, мне очень приятно. Хотела бы всем пожелать крепкого здоровья в наше непростое время. Добра, любви и призвать всех посещать наш театр — наши двери всегда открыты.
Нет комментариев-