«Медовая пора, время суетливое, дел невпроворот», — заранее предупредил нас младший сын Гани абый — Газинур Назипов, но нашему приезду противиться не стал. Не успели мы войти за порог, как ветеран тут же принялся рассказывать о своей непростой судьбе. Крепкой памяти ветерана позавидует и молодежь. Боль закоренелая, с годами не отпускает — наоборот, хватает крепче, поэтому многие факты Гани Назипов рассказывает в мельчайших подробностях. Во время битвы на Курской дуге он был трижды ранен.
Гани абый стал участником операции «Цитадель», продолжавшейся шесть дней. Немецкие части бросились вперед, сметая все на своем пути. Все шесть суток советские солдаты оказывали сопротивление, проявляя невообразимую отвагу и руша на корню планы врага.
77 лет назад состоялась одна из масштабных сражений в истории Великой Отечественной войны — битва на Курской дуге с участием более 6 тысяч единиц танков. Гани абый живой свидетель этого события.
1 января 1943 года на фронт начали отправлять юношей 1926 года рождения, был среди них и 17-летний Гани. До войны он работал на лесоповале. Отец ушел из жизни в 55-летнем возрасте, семья потеряла кормильца, поэтому подростком Гани пришлось много трудиться.
«Мы работали на лесозаготовке близ Шемордана, доставляли дерево в Мендюш. Пришли на станцию из леса, чтобы отдохнуть, а там нас запряженная лошадь дожидается: оказалось, забирают на фронт. Тут же забрали четырех парней. Из Алана нас было трое и еще из соседнего Салаусь. Еще до вручения повестки я понял, что рано или поздно очередь дойдет и до нас.
Из района отправили около 15 парней. 4 января поставили на военную комиссию. Вручили повестку на 10 января, но уже 7-го вызвали, досрочно. Мороз стоял лютый. Два-три дня новобранцев продержали в Арске и вывезли в город Канаш. Туда как раз привезли армию — видимо, поэтому срочно нужен был резерв. К счастью, мы, земляки, попали в первый батальон одного полка, участвовали в курсах подготовки младших командиров. Учеба затянулась на пять-шесть месяцев, затем нас проводили для участия в операции по освобождению Курска. Думаю, немцы именно там строили последнюю оборону, раз фашистов не пустили ни в Сталинград, ни в Ленинград.
Три эшелона подряд провели в пути около 10-15 дней — по крайней мере, именно так я запомнил. 1 августа нас остановили, сказав, что это и есть станция Курска. Пешком добрались до лесополосы, обосновались, подготовили окопы. Нам сказали, что до 12 сентября наша задача — взять тринадцатую высоту и что помогут нам в этом семь танков и артиллерия. Выдали в руки винтовки, в мешке за спиной — патроны, мины, гранаты. До 12 сентября участвовал в битве за освобождение Курска. Далее двигались в сторону Полтавы. В двух-трех километрах увидели деревню: наша.
12 сентября с утра шел дождь. Комбат спрашивает меня, как там солдаты, знает, что я иду с передовой. Отвечаю — лежат. Комбат говорит: организовываем нападение на фашистов, сегодня во что бы то ни стало необходимо вытеснить врага из леса, уничтожить немцев. Мы еще с вечера выгнали их из деревни, и они ушли в лес. Ночью шел дождь, мы пустили ракеты, чтобы попугать немцев. Рисковое дело на войне: сражаться с глазу на глаз — это одно, а тут надо искать врага спрятавшегося — никак ударит исподтишка.
Комбат велел собрать солдат, посмотреть во всех окопах. Дал мне в руки пистолет-ракетницу. Комбат сказал: «Идешь в нападение с сигнальной ракетой, крича „Ура!“, участвуешь сам». Сказали, что на кухне пообедало порядка 80 солдат. Оказывается, они вели подсчет тех, кто отобедал в столовой. Ну что же, пополз я в окопы, сообщить солдатам о нападении.
Я выбрал удобное место, открытое пространство около леса, выстрелил из сигнального пистолета, и тут же левая рука и пистолет упали вниз. Я стоял, скрючившись, — видимо, фашистский снайпер с дерева выстрелил в спину. А в мешке за спиной, как уже говорил, противотанковая граната, полбуханки хлеба, табак для папиросы. Как только понял, что угодил под фашистскую пулю, я отпрыгнул в сторону — нужно было быстро менять положение. Хорошо еще, пуля не попала в ракеты, иначе взорвался бы я тут же и нашел верную гибель.
Вдруг как будто в ногу ударили битой. То ли осколок попал, то ли пуля — так и не понял, но кровь пошла. Остался я однорукий, другую-то ранило пулей, спина прострелена. Тут-то война для меня и закончилась», — рассказывает Гани абый.
«Несколько раз вырывался из лап смерти»
По приказу комбата двое солдат на плаще-палатке выволокли солдата Назипова в сторону.
«Двадцать-тридцать метров волочили по земле, сняли с меня шинель, осмотрели руку: то ли сломана, то ли что-то еще — никто не знает. И рука, и нога ранены. Говорю солдатам — нога-то у меня пропадает… Я и сейчас диву даюсь, как я тогда вытерпел эту боль, и никак не могу найти ответ на этот вопрос. Аллах сохранил мне жизнь. Слава Всевышнему, мне несколько раз довелось вырваться из лап смерти.
Сижу я в плаще-палатке, и бежит тут Динмухаммет Хакимов из села Бурбаш. Сказал, что с такими ранами меня точно отпустят домой, велел передавать там привет и был таков — побежал дальше.
Потом смотрю, идут с носилками двое парней, с которыми мы в Канаше вместе в учебке были. С вечера на кладбище оставался раненый офицер — оказывается, они идут за ним. Мы говорим, что с вечера там никого не осталось, вроде как всех раненых в деревню отправили. Положили меня на носилки, а над головой снаряды летают без остановки. Парни все-таки доставили меня в населенный пункт, который находился где-то в километре от леса, быстренько затолкали в сарай.
На закате дня один из них по фамилии Иванов наведался ко мне снова, чтобы перевязать раненую ногу. А сам ничего не нашел, чем можно бы перетянуть. Я говорю ему, что у меня в мешке есть бинты, возьми и перевяжи в трех местах. Но ногу чувствовать я уже перестал.
В сарае еще лежал лейтенант без сознания. Лежим мы, снаряды все летают, лежу и боюсь, что снаряд в сарай попадет и настанет нам тут конец. Вдруг перед сараем остановилась повозка. Пополз я к двери узнать — за нами пришли или привезли оружие. Казачок нас на телегу положил, там еще были раненые. Тронулись в путь. Не успели далеко уйти, как вижу, что наш сарай, где мы еще недавно лежали, загорелся пламенем. Стемнело, стало холодать — осень. Стонем от боли, лошадь уставшая, дорога плохая — поэтому идем медленно. Вдоль дороги немцы проложили доски, чтобы помешать танкам. Мы добрались до одной деревни, когда уже начало светать. Нас сняли с телеги около стога сена и стали рассматривать раны».
«От боли проплакал всю ночь»
Было понятно, что до госпиталя на лошади не добраться. К счастью, недалеко проезжал автобус, возивший тяжелораненых.
«Казалось бы, мне и думать уже не стоит о том, чтобы жить дальше. Целый день тряслись в автобусе, трое суток без еды и питья. Нас привезли и расположили в палатках. Сняли перевязку, обработали раны. Нога болела невыносимо. Я сказал, что у меня еще рана на спине. Обратился к врачу, рассказал, что уже три дня перевязки не было. А он отвечает, что и сами трое суток без сна работают.
Врач велел санитарам переложить меня на операционный стол. На ногу наложили гипс, сделали укол. Кажется, хирург был татарин, узнал, что я тоже татарин. На следующий день во время обхода он подошел ко мне и спросил: «Ну, товарищ, как дела, как нога?» Признался, что нога ужасно болит, проплакал всю ночь. Это была абсолютная правда.
После обхода повезли меня на операцию. Сняли гипс. Помню только одно: около двухметрового стола с двух сторон окружили медики, и тут же стоит пожилой дед с седой бородой. Держит в руке молоток. Постучал по ноге и говорит: «Эх, жалко, зря ведь нога пропадает…» Оказывается, за трое суток началась гангрена. Так я остался без ноги».
«Начал жизнь с нового листа»
«В ноябре месяце в холодном вагоне на соломе нас привезли в Уфу. Вагон битком набит ранеными. В Уфе с ноября до января 1944 года я пролежал в госпитале. Там же был завод по изготовлению протезов. В госпитале нас, безногих, было порядка пяти-шести человек. Когда рана зажила, мне поставили протез. Учился ходить заново. Только 15 февраля 1944 года я приехал на малую родину вместе с товарищем, сопровождавшим меня», — рассказал Гани абый.
От судьбы не уйдешь. Многим так и не довелось возвратиться с войны, а кто-то, хоть и став инвалидом, смог оправиться от ран и болезней. Им посчастливилось вернуться к родным, к мирной жизни, в отчий дом. Гани Назипов женился и всю жизнь благодарен той девушке, полюбившей инвалида войны.
«Можно сказать, что я начинал жизнь с нового листа. Из сруба, что достался мне еще от покойного отца, построили дом. Помню, как я собирался духом, уговаривая себя, что жизнь продолжается, что я живой. Бросил курить, пить. Думаю, силы воли у меня хватило. Как попрощался с вредными привычками, Всевышний одарил меня и здоровьем, и долголетием, и силой духа.
Женился на Зайтуне — дочери Насиха бабая из соседнего села Салаусь. Приняла меня такого, каков я был, за что ей тысячу спасибо. Мы поженились лишь в 1949 году. Вырастили трех дочерей и трех сыновей», — рассказал ветеран войны.
Нашел Гани Назипов и свое призвание. По просьбе председателя колхоза начал работать пасечником. Постепенно втянулся, освоил секреты профессии. 9 мая 1945 года радостную весть о победе он узнал именно на пасеке. Сегодня его дело продолжает сын Газинур.
Позже ветеран был избран комсомольским секретарем колхоза, и мельником поработать довелось. Вплоть до 1972 года отвечал за амбарное хозяйство колхоза. Когда в деревне построили новую школу, устроился работать в школьную котельную, откуда и ушел на заслуженный отдых.
«Лучшей жизни и вообразить нельзя!»
Гани Назипов сказал напутственные слова молодому поколению.
«Молодежи желаю стремиться к правильному образу жизни, довольствуясь жизнью. Сейчас условия для жизни настолько хорошие, что лучшей жизни и вообразить нельзя», — уверен ветеран.
Гани Назипов награжден орденом Славы III степени, орденом Великой Отечественной войны I степени, он кавалер множества медалей, в том числе медали Жукова.
Курская битва продолжалась с 5 июля 1943 года до 23 августа того же года. В ней участвовали более 2,1 млн человек, более 6,2 тысячи танков и 4,5 тысячи самолетов. Сражения шли на территориях Курской, Орловской, Белгородской, Харьковской областей и завершились разгромом немецких войск.
Нет комментариев-