Месяц назад мы пообщались с Рафаэлем Ильясовым. За организацию нашей встречи мне хочется поблагодарить музыковеда Сирину Латыпову. То ли она подготовила артиста, то ли это было его желание, но на мой звонок Рафаэль абый ответил благосклонно и на интервью согласился сразу же. Но сослался на болезнь и попросил перенести встречу. Я позвонила ему в условленный день. А на следующий день он уже сидел у нас в редакции.
Это было последнее его интервью. Но тогда казалось совсем наоборот.
Мы планировали на днях выпустить интервью в свет, но до опубликования хотели отправить Ильясову для ознакомления. Очень жаль — не успели.
— Рафаэль абый, как вы переживаете нынешнее неспокойное время? Пандемия пугает?
— В период болезни всем боязно: нельзя пойти, куда хочется, и встретиться, с кем желаешь, приходится откладывать дела. Спасибо за приглашение — мне хотелось общения. Я ведь на радио работал очень долго. С одной стороны, слава Аллаху — работал, с другой — наверное, не всем и не всегда удавалось угодить. Люди приходили с разными просьбами, разными хлопотами. Как бы там ни было, я благодарен Аллаху за всё — я хорошо там работал. Усталость, вероятно, была — наверное, поэтому я и ушел. Потому что работать там было не просто.
Контингент там капризный. Артисты народ неуступчивый, всем не угодишь. Но я старался не ударить лицом в грязь. Мне посчастливилось поработать с величайшими композиторами. Один Жиганов чего стоит! Назиб Гаязович! Вот!
Интересные были времена. Слава Всевышнему, руководству нравилась моя работа. Отмечали мой труд подарками по праздникам. Одним словом, работа на радио приносила мне удовольствие, я трудился с желанием.
— Вы проработали на радио более 40 лет. Какой период вспоминаете с особой теплотой?
— Вероятно, вам покажется странным, но не могу выделить определенный период как более удачный, или наоборот. Требования к нашей работе всегда были одинаковы.
Наше радио Татарстана работало в тесной связи со Всесоюзным радио. На каждый праздник готовили радиопередачи для Всесоюзного радио. Конечно, на русском языке. Москва высоко оценивала наш труд. Мы получали письма благодарности Всесоюзного радио. Они писали, что конкретная передача вызвала отклики, а другую слушатели оценили положительно. Такие отзывы всегда нас радовали.
— Каких деятелей искусства вы представляли на весь Союз с особым трепетом?
— Звучали в основном произведения именитых композиторов. Мы старались передать красоту татарской музыки, самые прекрасные образцы музыкального искусства. Делали наши передачи с трепетом, с большой любовью.
К нам приезжали из разных республик, о башкирах и говорить не стоит — с ними мы жили как родные братья…
— Наше поколение выросло на передачах по обмену башкирского и татарстанского радио.
— На каждый праздник мы готовили передачи друг для друга. Радиослушатели Башкортостана называли наши программы «номером один». Не знаю, почему номер один?.. Нам — тем, кто трудился – казалось, что делаем старательно. Братская, но все же чужая республика — старались сохранить дистанцию. Уфимские коллеги слушали нас с удовольствием. Начальство им говорило: «Почему вы не берете пример с татар?» Я всегда твердил: «Постарайтесь создать свой пример, нет смысла повторять за нами».
— Рафаэль абый, давайте вспомним время, когда вы впервые пришли на радио.
— После окончания консерватории многие люди советовали мне идти либо на радио, либо в филармонию. Я решил пойти туда, куда велит мое сердце, и одним ранним утром постучался в двери радио. В дверях встретились с Фасилем Ахметовым, работавшим на этом месте ранее. Оказалось, он пришел за расчетом. Я знал, что он там работает, и удивился его внезапному уходу. И тут заходит один самодеятельный композитор. «Один ушел, другой уже приходит», — сказал он, получилось не очень красиво. «Если напишешь хорошую музыку и научишься говорить по-человечески, тебе всегда будут открыты дороги», — сказал я ему. «Смотрите-ка, как злобно заговорил», — отвечает он. Я не растерялся и сказал: «Если ты пришел на радио Татарстана – будь добр, приходи с благими мыслями! И мы в свою очередь будем конструктивно работать».
— Впредь вы общались с этим человеком?
— Приходилось. Обидчивый был человек, не любил слушать советы. Я старался донести свою позицию — принимая на работу, нам четко были разъяснили все требования. Вот таким образом незаметно прошли почти 50 лет жизни…
— А сейчас этот композитор известен?
— Сейчас его произведения нигде не звучат. Тогда что-то звучало, а что не прозвучало — извольте…
— Жалеете о чем-нибудь? Быть может, по ошибке или как, обидели кого?..
— Старался не обижать никого. Всегда внимательно слушал, учитывал мнения. Порой кого-то защищал, иногда приходилось и отчитывать. Если бы мне посчастливилось поработать с Салихом Сайдашевым, вот ему бы ни за что не высказывал замечаний. Это было бы невоспитанностью. С Мансуром Музафаровым, Рустемом Яхиным, Загитом Хабибуллиным, Назибом Жигановым так же нельзя было разговаривать и работать абы как. Конечно, они не стали бы жаловаться, что «Ильясов груб, Ильясов невежлив», но дали бы понять, кто они, а кто мы. Слава Аллаху, с нашими композиторами мы всегда хорошо общались.
Приходили на помощь музыкальные специалисты. У нас работал очень талантливый, образованный, деловой специалист Махмут Нигмедзянов. При общении с ним требовалась особая деликатность.
— Да, характер у него был непростой.
— Он очень выручал нашу редакцию. Первым делом я давал прочитать программу ему, потому что его мнение было важным, большой авторитет. Работа на радио, с одной стороны, была интересной, но требовала большой ответственности.
— Рафаэль абый, существовали ведь еще и худсоветы, не так ли? Вам эта тема хорошо знакома. Кто-то их ругает, кто-то требует вернуть. А как вы считаете?
— Сейчас худсоветы не живут, потому что все эти вопросы может решить художественный или музыкальный редактор. Когда был редактором, кому-то мое мнение нравилось, кому-то нет. Невозможно понравиться всем сразу. Да мы и не старались. Цель была одна — дать правильную оценку новым песням, верно служить. Первичную оценку песням давали мы, а потом передавали худсовету. Иногда наше мнение совпадало с мнением худсовета, и мы радовались такому единогласию — значит, мы идем верной дорогой.
На радио были разные времена. Может быть, не всегда композиторы оставались довольны. Мы вместе обсуждали, если песня исполнялась неправильно. Иные перезаписывали на радио. Художественный совет ставил строгие требования.
— А вы можете уверенно сказать, что худсовет всегда рассуждал по совести?
— Худсовет не всегда оценивал одинаково. Отдельные члены могли высказать критику и уничтожить произведение. Задача редактора в этом случае — отстоять произведение. Порой это сказывалось на взаимоотношениях. Проработав столько лет, я ни разу не ушел домой удовлетворенным своей работой. То тут что-то не по нраву, то здесь, казалось, чего-то не доработал… по-разному всегда было.
А все годы работы на радио я назвал бы самым успешным периодом моей жизни. Работать на радио очень нравилось, но и ответственность не давала покоя.
— Кого из композиторов вы вспоминаете с особой теплотой?
— Из самых великих композиторов того времени Рустем Яхин был тем человеком, который ставил для себя большие требования. Его нельзя было ставить в один ряд с начинающими композиторами. Если ты хочешь разговаривать с самим Рустемом Яхиным, ты должен был подняться до его уровня. А достичь его уровня было непросто.
Наши исполнители любили записываться с Рустемом Яхиным. Рустем абый не заставлял себя упрашивать, но и на каждый зов не бежал. Знал свой уровень. Он с закрытыми глазами мог сыграть любое свое произведение и на любой тональности. А подбор тональности для певца очень важен. Поразительной скромности и аккуратности был человек. Такие личности встречаются редко.
— Вы могли с ним запросто посидеть, поговорить?
— Сидели. Мы приглашали его на худсовет. Приходил с удовольствием. Как человек деликатный, воспитанный, он никогда не начинал с ходу критиковать. Отмечу, что среди композиторов воспитанность довольно редкое явление. Рустем абый был особенным человеком. Любил свою работу. «Почему ты всегда пропагандируешь Рустема Яхина?» — предъявляли мне порой. Я отвечал: «А вы постарайтесь написать такую же музыку, как Рустем абый, — пожалуйста, тогда и к вам будет такое отношение». «С тобой невозможно разговаривать», — отвечали мне и уходили. Дурной я был, да?
— Скорее, справедливый. Каких еще композиторов вспоминаете?
— Невозможно не вспомнить профессиональных композиторов. Зарождение татарской профессиональной музыки зависело от этих композиторов. Если бы наши поэты и композиторы не писали все новые и новые произведения, татарская музыка стояла бы на месте. Наши композиторы уважали и себя, и слушателей. Какого бы мы композитора ни вспомнили… самодеятельных мы не считаем… их из одной двери выпускаешь, а они заходили в другую. «А вы еще не ушли?» — с такими словами мы их встречали.
— И среди самодеятельных, вероятно, встречались интересные, талантливые…
— Не так много. Я разъяснял им, как нужно делать. «Я не учу вас писать музыку, песню, но элементарные требования я разъяснить обязан», — говорил я им. Мы старались спокойно, без эмоций обсудить.
— Кого вы можете выделить среди них?
— Были, конечно, но они не были ни Яхиным, ни Жигановым, ни Калимуллиным. Были самодеятельные композиторы, посвятившие музыке всю свою жизнь. Но я даже боюсь называть их имена. Может быть, я неправильно оцениваю.
— Рафаэль абый, если уж человек, проработавший в музыкальной редакции почти полвека, неправильно оценивает… Так не бывает.
— Как бы там ни было, мы и для них находили пару теплых слов. Среди них были и острые на язык товарищи. Выдавал им на руки концертные паспорта из их произведений. Не всегда же уму-разуму учить. Получая готовый редакционный паспорт программы, они с уважением прощались и счастливые уходили. А если кто-то оставался недоволен моей работой, такие заходили прямиком к председателю. Он был человек рассудительный, спокойно объяснял, успокаивал. Говорили ему: «Ильясов нахал». А что поделаешь, без этого никак.
— А как вам работалось с исполнителями? Ильгам Шакиров, Альфия Авзалова…
— И Ильгам абый, и Альфия апа никогда не записывались на радио. «Альфия, ну чем тебе не угодили?» — спрашивал ее. Она в ответ смеялась и разводила руками. А Ильгам считал запись на радио ниже своего достоинства. Ведь это Ильгам! Мы приглашали их на радио по праздничным случаям. Их трудно было застать дома. То здесь, то там, то в Ташкенте, то в Уфе…
— Кто из больших певцов у вас записывался?
— К нам приходили оперные солисты. Среди них были и певцы народного исполнения. Зулейха апа Хисматуллина, выдающаяся певица, преподавала в консерватории, ее студенты старались подражать ей в пении. У нас и к ней были те же требования. Заходя в кабинет, она говорила: «Знаю, знаю, это вам не подходит, другое не понравится…» «Зулейха апа, не говорите так, а может, понравится и подойдет, если вы споете по-особенному красиво», — говорил я ей. Были еще Венера Шарипова, Азат Аббасов. И вот эти певцы, уровень и мастерство которых уходили выше наших потолков, с уважением приходили на радио, записывать свои песни. Когда их песни проходили худсовет и давались в эфир, мы звонили им: «Азат абый, в такой-то день, в такое-то время даем ваши записи в эфир. Если будет время, послушайте». И они радовались как дети. Такие моменты на радио радовали и нас, но и про большую ответственность снова скажу.
— Вы еще и петь успевали…
— Да, между делами успевал петь. Успевал съездить на концерты в Уфу, Москву. В такие моменты учишься «заранее обувать лапти» — готовишь программу за несколько дней до эфира.
— Когда вы в последний раз выходили выступать на сцене?
— Перед уходом… совсем недавно… Профессия ответственна, сложна, понравиться всем невозможно. Сказал себе: «Дед, давай, пришло время». Сам ушел с радио. «Не дурак ли ты — почему на ровном месте бросаешь радио?» — шептали в уши. «Ты ведь тут уже обосновался», — твердили другие. «Молодым нужно уступать», — ответил им. Хотя вроде и не было желающих занимать эту должность, никто не ждал моего ухода, чтобы занять кресло. Повторюсь — ответственность большая. Я ушел и больше там не появлялся. Не хотел, чтобы подумали, что я кого-то пытаюсь учить, указываю.
— Много ли ваших записей в фондах радио?
— Нет.
— Как это нет?
— Потому что я не могу занимать чужое время для записи на радио. Я не в обиде. Никогда не пытался себя показывать. Мне хватало и того, что я выступаю на больших концертах. Раз-два в месяц пел на оперной сцене. Выступление на одной сцене с народными артистами для меня было большим достижением. Азат Аббасов, Фахри Насретдинов, Венера Шарипова — они были вершиной нашего искусства. Не удалось сделать что-то большее, чем они, но и старался, наверное, не уступать…
— Репертуар у вас большой?
— Народные песни всегда были востребованы. К произведениям отдельных композиторов всегда относился осторожно. Наши певцы с удовольствием пели песни композиторов.
— Композиторы не говорили вам: «Спой эту песню сам»?
— Нет. Я не допускал этого. Я пришел на радио не для того, чтобы петь песни композиторов. Я пришел, чтобы другие пели.
— Но вы певец.
— В штате я числился не как певец. Я редактор.
— Голос еще жив?
— Голос есть. В последнее время я болел. И о пении не думал. Если сделать распевку, можно и попробовать. Мне очень подходил метод Зулейхи апа в постановке голоса. Из мужчин-артистов подходил голос Ильгама абый. Я не хотел петь, как Ильгам. «Пусть Ильгам сам поет», — говорил я. Работа на радио была ответственной, и на радио я не занимался собой.
— Вы не думаете, что радио помешало вам развивать карьеру исполнителя?
— Я к этому не стремился. Сказали бы: сам поет, а нам не позволяет.
— И что же…
— Это портит настроение. Пожаловались бы руководству, дали бы «черно-белую» характеристику.
— Ну и пусть бы дали…
— Начальник вызывал, говорил: «Что ты там вытворяешь?» Сам улыбался, относился к жалобам несерьезно. Работая на радио столько лет, довелось увидеть и услышать разное.
— Дома поете?
— Очень редко.
— Довольны старостью?
— Очень доволен. А куда деваться?! Я не жалуюсь.
— Слушаете современные радиостанции?
— Изредка.
— И что о них думаете?
— Они стараются не отходить от наших традиций.
— Сегодня появляются красивые песни?
— Редко. Многие наши композиторы ушли. И певцы тоже, а заменить их особо некем. Певцы учатся в консерватории. И прежних высококлассных преподавателей там уже нет… Раньше в консерваторию брали с большими требованиями. Их прослушивал и сам Жиганов. Некоторые после прослушивания вынуждены были отправляться домой. Он был требователен, шутить не любил.
— Рафаэль абый, с кем вы сейчас общаетесь?
— Из певцов?
— Да.
— Все равно они поют не так, как я хочу, о чем с ними говорить?! Не спорил с певцами, никому не читал нравоучений.
— Вероятно, иногда стоило бы…
— Вероятно. Но если природа так задумала… думал я, и не учил. Ильгам тоже никого не учил петь.
— С Ильгамом абый вы общались?
— У Ильгама была привычка: всех, кроме себя, певцами он не считал. По-своему он прав. Нам не раз приходилось выступать на одних концертах. Характер у него был особенный: он мог втоптать в грязь или закончить выступление большой благодарностью. У него был большой опыт. Мог определить потенциал исполнителя, едва тот открывал рот. Сейчас Ильгама нет. Тоскуем. Замены ему пока не видим. Такие певцы, наверное, встречаются один на тысячу. Он появился после эпохи Рашида Вагапова и как яркое солнце осветил татарский мир. Других таких нет. В Казани, конечно, жизнь бурлит. Но былого величия нет.
— Каким вы видите будущее татар?
— Это очень трудный вопрос. Не ответят и президенты. Поживём — увидим. Наш народ — нация трудолюбивая. Наверное, в мире не все желают татарам процветания… Трудный вопрос.
Справка. Заслуженный деятель искусств ТАССР, народный артист Татарстана Рафаэль Ильясов родился 28 апреля 1939 года в селе Нижнее Чекурское Дрожжановского района.
В 1964-2005 годах был главным редактором редакции музыкальных передач на радио Татарстана. Работал на радио до 2014 года.
Рафаэль Ильясов 45 лет на татарской сцене. В 2014 году его творчество было вдвинуто на соискание Государственной премии имени Г. Тукая.
Ушел из жизни 9 декабря 2020 года.
Нет комментариев-