«Песня – средство существования»
– Виль, вы все еще поете? Ваши песни в последнее время не звучат на радио, вас не видно на экранах телевизоров...
– Видимо, вы не следите за моим творчеством. Пою. Если меня не видно на ТВ, это не значит, что ушел со сцены. Может быть, нет на ТНВ, а другие каналы показывают – «Туган тел», «Майдан», например.
– Сотрудничаете с «Татар радиосы»?
– Нет, потому что я для них неформат.
– А какой у вас формат? Для какой аудитории вы поете?
– Исходя из тем моих песен, можно сказать, что мой зритель – это люди старше сорока. Авторы моих песен тоже примерно того же возраста.
– Вы себя считаете популярным?
– Нет, не могу себя назвать особо популярным.
– А были популярным?
– Возможно, в начале своего творчества. Звали на разные мероприятия, концерты.
– А сейчас почему перестали быть популярным?
– Это ведь не от меня зависит. Говорить, что я совсем уж не популярный, тоже, наверное, неправильно. Ездим на гастроли. Приходится петь, потому что надо зарабатывать. Для меня песня – это еще и средство существования.
– Можете собрать зал?
– Сегодня на эстраде где-то 80 процентов исполнителей не могут собрать зал. И я среди них. Поэтому большинство известных артистов пошли в самую нелюбимую мной сферу – поют по банкетам или ведут разные мероприятия – свадьбы, юбилеи.
– А это для вас недостойная работа – вести банкеты?
– Нет, просто я не хочу полностью уходить в эту сферу. Могу сходить, но не на любой банкет.
– Каким должен быть человек, который сможет увидеть вас на своем банкете?
– Не могу сказать, каким, но не на все банкеты иду.
– Сколько берете, например, за юбилей?
– Точной стоимости нет. Для друзей могу и бесплатно спеть.
– Но все же?
– От 20 до 50 тысяч.
«Жизнь тяжелая»
– Эстрада изменилась?
– Появляются разные направления. Вот Фирдус Тямаев пришел на эстраду новой волной. Теперь многие ориентируются на него, тоже стали танцевать на сцене. Все перешли на более ритмичные песни. Есть прекрасные исполнители – участники фестиваля «Татар моны», они могут петь хорошие, сложные народные песни. Но эти артисты тоже теперь перешли на более легкий формат. Если так пойдет, как бы наши бабушки в будущем не стали слушать один рэп.
– А почему фестиваль «Татар моны» заглох?
– Почему, он еще работает. Я был исполнителем обязанностей директора. Еще недавно вынашивал идею создания продюсерского центра для наших молодых артистов, которые умеют петь наши народные, аутентичные песни. Но не получил поддержки от министерства.
– Как вы считаете, вот эти направления – рэп, танцевальные, легкие песни – соответствуют нашему менталитету?
– Мне кажется, нет. Я не могу принять такие тексты, но сама видишь, такие песни слушают миллионы. Как говорится, народ «кайфует». Не так просто понять, что же нужно зрителю.
– Значит, у вас не получается собирать залы. Раздаете билеты по организациям?
– По-разному бывает. Приходится и через организации работать. Многие так делают. Просто не все признаются, стыдно.
– Значит, приходится угождать разным руководителям?
– Нет. Но у меня есть друзья среди руководителей.
– Они состоятельные люди? Встречаетесь с ними «за рюмочкой чая»?
– Они главы администраций. Их денег я не считал. А что касается встреч – бывает. Можем посидеть, поговорить о жизни.
– Жизнь тяжелая?
– Не легкая. Жизнь ставит свои условия, надо много и старательно работать. Я сегодня работаю не в государственной организации, а на себя. Если вдруг заболею и стану нетрудоспособным, не дай бог, и если нет накоплений, что я буду делать?!
– А накопления есть?
– Не такие большие суммы, но и они закончатся. Что хочу сказать: у нас сейчас нет уверенности в хорошей жизни в будущем.
– Какая вам нужна сумма, чтобы прожить месяц?
– Не меньше ста тысяч. Если меньше, то не хватает.
– В Татарстане многие зарабатывают 30 – 40 тысяч, еще платят ипотеку.
– Но из этих ста тысяч платишь аренду, за ротацию и что-то остается на жизнь. Быть артистом эстрады стоит дорого.
– Кредит выплачиваете?
– Да, я построил дом, поэтому пришлось взять кредит.
– Если петь – это дорого, могли бы преподавать физкультуру? У вас и диплом есть.
– Я знаю, что не проживу на 20 – 25 тысяч рублей учительской зарплаты, поэтому пою. А может, выплачу кредит, дострою дом, а потом и в школу. Не могу сказать с уверенностью, что смогу. Чтобы работать с детьми, нужны железные нервы.
– Дети изменились?
– Конечно, изменились. В молодости я преподавал. Дети тогда и дети сейчас – большая разница. Матерятся, курят. К учителю уважения практически нет. Нельзя на ученика поднимать голос, заставлять их работать. Случайно что-нибудь скажешь – ребенок донесет родителям, что учитель ударил, учителя и посадить за это могут.
«Песни не продаю»
– Вы же еще и композитор. За сколько песни продаете?
– Пока не продавал, я их дарю молодым исполнителям. Но придет время, и цену назначу.
– Как рождается мелодия? Появляется ниоткуда?
– Это зависит от текста. Если в тексте увижу какую-нибудь привлекающую меня мысль, тогда и мелодия может родиться. Иногда берешь текст – ничего не рождается. Но проходят недели, читаешь эти стихи заново – получается прекрасная песня.
– Сейчас на эстраде очень много однотипных песен, согласны?
– За других не отвечу. Главное – песня не должна быть похожа на чью-то. И в народных песнях есть схожие мелизмы. Я пишу мелодию – и ее «забываю», то есть не приступаю к другой песне, пока не отпустит эта мелодия. Иначе эти две песни будут похожи.
– Как вы считаете, у нас есть «вечные» песни, которые дойдут до будущих поколений?
– Думаю, что есть. Тридцать лет назад я сочинил песню «Син яшерен йолдыз мэллэ?», ее поют по сей день. Люди слушают ее и спрашивают – это что, новая песня? Думаю, у каждого композитора есть такие песни. У Фирзара Муртазина это «Бер генэ минутка». У Ильгиза Закирова – «Энкэмнен догалары», Сара Садыкова подарила татарской музыке «Жидегэн чишмэ». Но таких «вечных» песен не должно быть много.
«Жене сказал: надо развестись»
– С женой вы прожили 20 лет и развелись.
– Да, мы развелись. Жили, вырастили детей, дали им образование.
– Почему развелись?
– И женщина меняется, и я тоже, наверное, изменился. Бывшая жена выполнила свою работу: родила детей, мы их вместе вырастили. А после этого радость от совместного проживания перестали чувствовать. Я сам предложил: надо развестись.
– Не думали, что этим можете ей причинить боль?
– Мысль о разводе созревает годами и только усиливается. Она уже была готова к разрыву брака. Мне тоже было нелегко уйти из семьи.
– Думали о разводе, но жили вместе?
– Да, жили вместе.
– Собираетесь в будущем жениться еще раз?
– Конечно. Сейчас я чувствую себя одиноким. В моем огромном доме нет тепла. Рядом нет близкого человека, к сожалению.
– Жена должна быть моложе вас? На сколько лет?
– Я должен быть старше ее на 10 – 15 – 20 лет. Это природой так предусмотрено.
– Новый дом построили для новой жены?
– Да, но пока живу один. Если дети хотят, могут жить со мной.
– Взяли бы женщину с ребенком?
– Предпочитаю воспитывать своего.
– Сколько детей хотели бы?
– Не знаю, может быть, двоих.
– Жена будет работать?
– Я считаю, что женщина не должна сидеть дома. Иначе она постоянно будет думать, где муж.
– Что для вас любовь?
– Помню одну мудрость от Туфана абый Миннуллина. Скажу примерно смысл: когда кушаешь намазанный медом хлеб, сначала съедаешь вкусное, а потом остается грызть остальное. И любовь так же – поначалу она сладкая, а потом уже, вспоминая, как было сладко, «доедаешь» остальное.
– Вы человек вредный?
– Этого во мне достаточно. Вредность есть у всех.
Нет комментариев-