Нурминский: «Некоторые говорят: "Когда ты поешь, мурашки по коже". У меня тоже так бывает, когда слушаю свои песни»

– Мы с тобой впервые встречались полтора года назад в этой же студии. Что с тех пор изменилось в твоей жизни?

– Наверное, скажу так: мой взор тогда еще не был так открыт на все происходящее… Сейчас многое изменилось. Вышло много новых песен. Стало больше слушателей. Сейчас я, наверное, чувствую себя как рыба в воде. Есть уверенность, и я знаю, в каком стиле работать, как преподнести людям песню, продукт. Если полтора года назад не знал, сомневался, то сейчас уже я могу сказать точно – я нашел свой стиль и нашел себя.

– За счет чего растет аудитория?

– В первую очередь за счет новых интересных песен. Я сейчас начал писать и на русском языке, поэтому аудитория расширяется. Как татарская, так и русская.

– Ты в русскую аудиторию зашел через татарские песни? Или это шло параллельно?

–. Когда я пел на татарском, меня знали и русские, но они, наверное, не понимали слов песен. То, что начал с татарского, рэп на татарском – это как-то помогло мне. Но в русскую аудиторию я пришел через русские песни. Моя первая композиция на русском вышла в феврале и выстрелила, она понравилась людям и разошлась. И люди начали искать, кто такой Нурминский, откуда, какой он. 

«Мне из Москвы пишут: «Кто ты?», потому что мои песни входят в топ-100» 

– Ты так просто вот рассказываешь, «выпустил первую песню, и она разошлась». Тысячи, миллионы других исполнителей тоже выпускают первую песню – ничего, потом вторую – тоже не выстреливает. Что ты сделал такого, что твою песню захотели слушать так много людей? 

– Мои композиции входят в топ-100 в соцсети ВКонтакте. Спасибо Аллаху, выпускаешь песни, и они попадают туда. И даже не в конце рейтинга, а в начале, в первой тройке! Попасть из тысячи исполнителей в сотню для меня очень хороший результат.

 Сегодня мне пишут из Москвы, еще откуда-то, спрашивают: кто ты, как ты выпускаешь свои песни. Люди просто удивлены. В топ не могут попасть даже те, кто в Москве, кто в телевизоре, кого раскручивают, а я попадаю. А тут какой-то пацан с какого-то района!

 Я не знаю, как песни попадают в топ. Могу сказать только одно: я ни за какую рекламу не плачу, для меня это очень странная вещь. Я пишу песни не для того, чтобы показать кому-то «вот смотрите, что я написал», я пишу о том, что сам пережил. Музыка мне дает шанс сказать свое слово. В микрофон я говорю, что я видел, что испытал сам. 

«Творчество в стиле рэп может переходить от поколения к поколению»

 – Ты можешь сказать, что сегодня твое творчество приносит тебе деньги?

– Я бы не сказал, что сегодня творчество мне приносит доход. Могу сказать, что оно покрывает расходы на него. Например, записывать треки в студии само по себе обходится довольно дорого.

– Сколько?

– Примерно 25 тысяч рублей. Если делаешь «под ключ». Тексты у меня свои. То есть если бы мои выступления покрывали запись песен в студии, то было бы очень хорошо. Я ведь еще только начинаю, даст Аллах, все это будет. Если эти песни и в дальнейшем будут такими же актуальными, что-то и в нашем кармане может будет оставаться. Я бы сегодня не стал громко заявлять: «Да, я зарабатываю своим творчеством». 

Я и цели такой не ставил – зарабатывать песней. Не писал с целью понравиться кому-то. 

Я песни писал, чтобы слушать их в старости. Кто-то пишет дневники, а у меня песни. Если внуки спросят: «Дед, это ты написал?», – я скажу – да. Раньше писали стихи. Моя бабушка тоже писала. А я пишу песни.

– Значит, ты считаешь, что твое творчество, рэп-композиции могут передаваться из поколения в поколение?

– Конечно.

– Мы ведь считаем, что передаваться могут литература, в какой-то степени песни. Но никогда не приходило в голову, что могут передаваться, например, короткие ролики. А о рэпе уже и речи нет – мне, например, в мои 40 лет кажется, что это всего лишь песни-однодневки. А ты говоришь, что они чуть ли не вечные. Почему ты так считаешь?

– Знаете, сегодня ценности меняются. Сегодня история, даже факты о войнах, если честно, молодежи не интересны. Как сказать? Молодежи это не надо… Было – было. Сегодня ты жив, одет, сытый, в тепле – вот что надо молодым.

Я сам очень уважаю память о войне, горжусь прошлым. Но эти ценности, исторические факты потихоньку, по-моему, теряются. Их, конечно, стараются удержать в памяти, какие-то организации проводят акции, они молодцы, хорошо. Но они, я думаю, окончательно это не вытащат. Зачем вот это: взрослые говорят, рассказывают, как они были пионерами. Сегодня я услышал, на следующий день забыл. Это ведь было не в наше время, я это не видел, не пережил, это мне неинтересно, и таких как я, наверное, тысячи. Мне кажется, приходит новое поколение, все меняется, новая одежда, новые машины. Все равно будут преобладать инновации. Возможно, в будущем и песни будут в каком-то другом формате – на низких частотах, которые не слышны человеку в обычном понимании звука, а просто воздействующие на мембраны…

– Ты говоришь, машины, новая одежда… Значит, ценности молодых теперь крутятся вокруг материального?

– Я думаю, что духовные ценности, человеческие ценности сейчас исчезают. Сейчас молодежь ведь смотрит клипы. И чем хуже эти клипы, тем они популярнее. Чем клип глупее, тем он популярнее. В современных клипах нет человечности. Везде убийства, снимаются с трупами. Они снимаются на видео с какими-то дохлыми животными.

Вы тоже, наверное, смотрите нынешних блогеров: то ли их назвать мазохистами – они себя обжигают, стреляют в друг друга, поливают водой, ни с того ни с сего ложатся на асфальт, выдумывают какие-то игры… На морозе прилепляют язык к железу… Люди смотрят такие видео. Они сами себе наносят повреждения и при этом получают огромную популярность. Они набирают себе подписчиков, этим зарабатывают.

Сейчас вот рэперов стали запрещать. Они ведь не просто так пишут тексты, выходящие за рамки, они хотят себя показать.

Я тоже мог бы выбрать этот путь. Да, я тоже так могу, это мне нетрудно – выхожу и голый бегу по дороге. И скажут: «О, у Нурминского крыша поехала, бежит по “Миллениуму”». Я понимаю, это будет хайп. Но мне это не нужно. Потому что я за человечность, я против деградации. Поэтому я не пишу таких песен.

Моя аудитория – это дети. Слушая мои песни, они учатся, возможно, делают какие-то открытия, может быть, хотят быть как я. Говорят: «О, я хочу быть как Нурминский». Большинство из них сочиняют, потом мне отправляют: «Альберт абый, зацени уж, пожалуйста, мы вдохновляемся тобой». Я всех слушать не могу, но даже если не слушаю, все равно пишу «молодец», «красавчик». Я же не могу сказать «нет, так не пиши, прекрати это делать». Даже если песня плохая, я пишу ему: «Молодец, успехов тебе». Они радуются, благодарят.

Поэтому я сейчас себя держу под контролем: мой внешний вид, прически, что ношу, что слушаю, с кем разговариваю, как разговариваю – все контролирую. У меня нет вредных привычек, не пью, не курю, чем-то типа кальяна не увлекаюсь. У меня и песня есть «Соблазна много тут». Действительно, очень много соблазна. Знаете, год назад никто не любил, сейчас все любят. Говорят, приезжай к нам, мы тебя любим. 

«Тематика моего творчества связана с моим воспитанием» 

– Как ты думаешь, с чем связано то, что ты отличаешься от других таких же исполнителей? 

– Это, наверное, связано с воспитанием. Во-вторых, вероятно, связано с тем, что вырос в обычном районе, в деревне. Сажал картошку, ходил на рыбалку, выносил навоз. Как и все деревенские люди, рос в труде. Да, я думаю, что среда, в которой я рос, данное мне воспитание, человечность сыграли главную роль. Потому что вырос бы я в других условиях, в городе, был бы я уличным пацаном, то сейчас я и на интервью к вам, наверное, не пришел бы. 

–Говоришь, молодежь интересуется хайпом. Вот я думаю – не навредит ли это в будущем природным инстинктам человечества, в том смысле что человек обычно стремится расти, заводить семью, вырастить хороших детей – это наши инстинкты. Вдруг они перестанут работать? 

– Конечно, может быть… Но все же не думаю, что настолько… 

Сейчас ведь вся молодежь в интернете, у всех в руках телефон. Они смотрят, они создают моду. Они смотрят любимого исполнителя, а он в клипах делает немыслимые вещи. Молодежи хочется подражать ему. И от меня люди вдохновляются. Если я вдруг поменяю тематику и выкрашусь в розовый, отращу челку, оденусь в рваное, обвешаюсь цепями до колен, переобуюсь в обувь на платформе, они ведь все равно будут меня смотреть. А если бы у меня были вредные привычки, если бы я в своих текстах делал какую-то пропаганду, писал про наркотики? И скажут: «Вот же, Нурминский делает, почему мы не можем? Давайте мы тоже напишем». Это разойдется как вирус, и, думаю, не приведет к хорошему. Я стараюсь показать себя с хорошей стороны и буду это делать, даст бог. 

– Сейчас в России запрещают выступления и концерты некоторых рэперов. Ты следишь за этой ситуацией?

– Я слышал об этом, одним ухом, если честно. Так в подробности не вдавался. Потому что это мне неинтересно. Потому что я за ними не слежу. Какие игроки есть в России – не отслеживаю. Наверное, я их должен знать. Но, вы знаете, в себе настолько уверен. Если бы мои песни не попадали в топы, и не верил бы. Если бы у меня ничего не получалось, я провел бы себе мониторинг, выяснил бы, что я неправильно делаю. Но, пусть сегодня они за мной следят. Я не люблю за ними смотреть.

Я вообще русские песни не слушаю, больше зарубежные. Мне интересен их товар, продукт. Кто бы ни писал. Терпеть не могу Америку, если честно, они против нашей страны вводят санкции, хотят ввести свои правила. Несмотря на это, мне нравятся их артисты. 

«После трех русских песен взял и спел по-татарски. Люди не знали, как реагировать» 

– Нурминский, в последнее время часто звучит мысль о том, что нет лидера, способного собрать татарскую молодежь и повести за собой. Как ты думаешь, каким должен быть этот лидер?

– На татарском языке?

– Да, чтобы мог привлечь эту молодежь в национальные ценности, привить им национальное самосознание.

– Мне кажется, этот лидер должен быть скромным, не должен ставить себя выше других, строить из себя кого-то. И даже если выделяет себя, то должен знать, когда это стоит делать. Время от времени он должен нормально общаться с людьми. Это надо, чтобы люди его уважали.

Человек, знающий историю. Потому что история повторяется, надо брать из нее уроки и не допустить повторения ошибок.

Должен быть человек, который в правильных ситуациях дает правильную оценку и принимает правильные решения.

И он должен быть татарином, я считаю. Не может же лидер, изъясняющийся на татарском языке, приехать откуда-то из Чувашии и вводить свои правила.

– Ты сам мог бы стать татарским лидером?

– Я, если говорить по правде, сейчас немного “съезжаю” с татарского. У меня есть песни на татарском и песни на русском. И у меня русские песни выходят лучше, потому что мышление больше на русском. Я сперва думаю на русском, потом перевожу в мыслях и высказываю на татарском (Нурминский вырос в смешанной семье, отец татарин, мама русская. – Ред.). 

– Если тебя позовет Москва, заграница, мы что, тебя теряем, получается?

– Нет уж. Знаете, я вам скажу секрет один. Из-за того, что пишу по-русски, меня зовут выступать за пределами Татарстана. Я выступаю в российских городах. Конечно, моя программа не состоит только из русских песен. Мы приезжаем, нам надо показать стандартную программу на 1,5 – 2 часа. А русских песен у меня на 20 минут. Подумайте, что я должен делать? Вот спел все, что есть на русском. Люди просят, что я должен делать? И я начинаю разговаривать со зрителем: «Я из Татарстана», «А вы татарский знаете?». 90 процентов татарского и не знают. Знает, наверное, 15 – 20 из 200 человек. И те язык понимают, а сказать не могут. Я продолжаю, говорю, у меня есть татарские песни. «Вы когда-нибудь слышали рэп на китайском?» Нет, говорят. «Например, слышали на французском, на татарском?» Говорят, да, слышали, а кто-то не слышал. Говорю, я вам сейчас спою. Говорят, давай-давай. Они его слушают, по-своему пытаясь понять.

Знаете, меня ведь зовут выступать как Нурминского. Я приезжаю, исполняю песни на русском, меня трогают за ноги, визжат, не знают, что делать. Я одну песню пою на русском, одну на татарском. Начинаю петь на татарском – зритель меняется, и все. Тот же человек, в той же одежде, там же стою, даже с места не сдвинулся. Но как будто вышли два разных человека. Нурминский поет на русском – им все восхищаются. Тот же Нурминский поет на татарском – для них я как какой-то новый человек, смотрят, будто вышел пацан, только что начинающий делать рэп.

– Как смотрят – это им кажется странным, или смотрят как на человека второго сорта, а может, с восхищением?

– Да, им это странно. В чьих-то глазах я, возможно, опускаюсь. Сами подумайте – три песни вышли на русском, они выстрелили, хайп, их сейчас слушают. Мне пишут из Хабаровска, Ханты-Мансийска. Люди ждут, что же будет дальше. Люди ведь ждут что-то, что окажется еще лучше. А я беру и выпускаю песню на татарском! Спел на своем родном языке! И люди остаются в недоумении. Кто-то говорит: «О, Альберт, молодец!» А кто-то: «Что же ты делаешь, у тебя же все шло хорошо, к чему ты возвращаешься?»

Но я не гонюсь за хайпом, мне это не надо, я благодарен тому, что есть. Если я сейчас буду сидеть себя ломать – «мне надо писать песню, люди ждут, что же написать», буду заставлять себя работать – это не будет качественным.

Качественный текст получается только в процессе. Вчера стою на светофоре, сидит мужчина, играет на гитаре, бродяга, он меня так вдохновил. Я стою на светофоре, темно, холодно, много машин, везде все куда-то торопятся, и этот бедняга один сидит играет. Я на него смотрю и в голову приходят какие-то фразы. Я их записываю на телефон. Чтобы написать что-то хорошее, надо что-то пережить… Мне так было жаль этого мужчину, он так старается, играет, там холодно, и перчатка у него порвана, пальцы видны. Я играл на гитаре, знаю, что это пальцам больно. Я взял и дал ему 500 рублей. Он и не ожидал такого от меня. В обычной машине какой-то обычный парень дал ему деньги. «Спасибо, друг», – говорит. Мне его так было жаль. И тут рифма пришла в голову, и я ее записал.

Чтобы что-то записать качественно, мне надо что-то увидеть, пережить. Только после этого оно проникает в сердце человека. Некоторые говорят: «Когда ты поешь, мурашки по коже». У меня тоже так бывает, когда слушаю свои песни. Потому что это реально было, это не с неба взято. Это действительно пережитое. 

“С Элвином Греем делаем татарский проект” 

– Ты следишь за творчеством популярных артистов на татарской эстраде? Например, Элвина Грея?

– Да, мы с ним друзья. С ним общаемся.

– В будущем не планируете сделать что-то совместное?

– Есть такая задумка. Делаем общий проект на татарском языке.

– Совместный проект с Элвиным ожидаем, а не хочешь сделать для татарской сцены что-то совсем неожиданное? Например, спеть с Салаватом.

– У меня был проект с Лилией Хайруллиной. На меня татарские артисты действительно выходят. Пишут в Ватсапе. Недавно писала певица, вроде сказали, это Венера Ганеева… Венера Ганеева… Есть такая?

– Да, есть.

– Написала: «Здравствуйте, Альберт, вы не в Казани?» Я посмотрел, я ее впервые в жизни вижу, я ее не знаю. Я это фото показал своим людям, организаторам, посмотрите, кто это. Она не простой человек, я и сам это сразу понял. Мне говорят: это же любимая певица Шаймиева. Сказал домашним, спрашивают, что же она мне написала. Я говорю – я не знаю, мне это не интересно. Я ответил: «Нет, к сожалению». Она: «Хорошо, спасибо», и на этом диалог закончился. 

Да, если бы я был частью татарской эстрады, то для меня, наверное, это было бы честью. Мне объяснили, кто эта певица, сказали, что она давно поет. Это мне было бы интересно, если бы я ее слушал, был знаком с ее работами, ходил на ее концерты.

На меня выходят с эстрады. Они же видят – Нурминский на хайпе, думают, если с ним что-то сделать, получили бы какой-то результат. «Если сяду к нему в вагон, смог бы он меня с собой повезти» – вроде этого. Я это очень хорошо понимаю.

– А в дальнейшем не хочешь работать как продюсер? 

– Я? Не знаю, не думал, если честно. У меня сейчас есть продюсер, контракт на пять лет. На пять лет я пока сам исполнитель. Если честно, не знаю – мне нравится петь. Возможно, в будущем, когда петь надоест. Некоторые артисты, кто уже 10 лет на сцене, говорят, что это мне надоест. Может быть, и так, действительно. Но сейчас это мое любимое хобби.