Ильшат Рафкатович, добрый день. Давайте начнем с истории. Несколько лет назад в республике начался процесс объединения вузов под юрисдикцией КФУ. Насколько на сегодняшний день вы оцениваете этот процесс: он удачный или неудачный? Каковы результаты?
– Я был участником этих процессов, так как в 2010 году решением Правительства РФ был назначен ректором формирующегося КФУ. Университет образовался за счет объединения большого количества вузов, которые долгое время работали самостоятельно. Нельзя сказать, что федеральный университет создавался на площадке КГУ, поскольку все вузы объединялись на равных. Одним из основных пунктов указа Президента РФ было то, что мы на протяжении определенного времени должны сохранить коллектив, сделать университет нового формата, который получит статус федерального. Этот процесс был непростым, так как во всех присоединяемых вузах работал ряд однопрофильных факультетов. На первом этапе к нам присоединились Казанский финансово-экономический институт, Татарский гуманитарный, Казанский государственный, Академия государственной и муниципальной службы при Президенте РТ и Елабужский педагогический университет.
На втором этапе присоединились Камская инженерно-экономическая академия и филиал Российского государственного торгово-экономического университета. Этот процесс затянулся на несколько лет. Самое сложное было сформировать общую корпоративную культуру и понимание того, как двигаться дальше, в виде нового университета. Этот процесс был сложным, поскольку затрагивал разных людей. Мы достаточно долго обсуждали формат, который имеем сегодня. Он тоже возник не сразу, были различные точки зрения. В частности, говорилось, что нам необходимо сохранить Татарский педагогический университет и финансовый институт такими, какими они были. Но в этом случае не было бы объединения. Была бы некая ассоциация институтов, которая управляется из одной точки. Нам удалось сформировать нормальную, работоспособную структуру, которая отвечает вызовам сегодняшнего дня в глобальном смысле. Это стало понятно, когда мы приняли решение участвовать в проекте глобальной конкурентоспособности 5-100.
Ильшат Рафкатович, вы утверждаете, что на сегодняшний день университет сложился как единый механизм, а не разрозненные шестеренки?
– По сути да. На сегодняшний день преподаватели университета в своем большинстве и, самое главное, наши студенты, рассматривают КФУ как альма-матер. В первые годы они говорили: «Я из татарского гуманитарного или я из финансового института». Особенно амбициозными были студенты КГУ. Они воспринимали это объединение как девальвацию собственного статуса. По истечении восьми лет можно оценить все, что сделано. Хочу сказать, что мы не допустили больших ошибок. Ни один вуз самостоятельно не сумел бы получить такой статус и вряд ли был бы признан в мире. Сегодня достаточно много обсуждается, каким мог бы быть Казанский государственный университет. На я всегда задаю один вопрос – скажите, после Великой Отечественной войны какое значимое открытие было сделано в стенах КГУ? На него мало кто может ответить, поскольку сказать «особо ничего не сделано» язык не поворачивается. Значимых открытий, за исключением явления электронного парамагнитного резонанса, обнаруженного в 1943 году доцентом Казанского университета Завойским, по сути, нет. Все сделано в 1950-х годах. Госзаказ на исследования и науку всегда отдавался институтам Академии наук республики, именно они были центром ответственности. Университет рассматривался как место, где студенты получают высшее образование.
Я работаю в информационной среде достаточно давно и видел после вашего прихода определенный негатив. По истечении двух-трех лет эта волна упала. Сейчас негатива практически нет. Благодаря чему?
– Чтобы оценить любое действие, должно пройти много времени. Когда вы сидите в лодке, то не можете оценить скорость перемещения, поскольку не видите берегов. После крупного объединения вузов столкнулись разные точки зрения. Появилась возможность высказываться внутри вуза, в интернет-пространстве и кулуарно. Считаю, что в университете не должен работать управленец, не знающий предмета управления. Если самолетом управляет не летчик, то происходят трагические события. Человек должен иметь опыт работы в разных сферах деятельности. Университет сегодня – это не
только учебное заведение. Мы стали большим холдингом и конкурируем за финансовые и людские ресурсы в глобальном пространстве.
Студенты вместе с нами создавали университет. Они всегда смогут сказать в своей биографии, что принимали активное участие в данных процессах. Я очень благодарен им и преподавателям за то, что у нас не было выходов на улицу. Было много людей, которые пытались это сделать, особенно когда возникали вопросы, касающиеся подготовки специалистов для национальных школ. Мы всегда имели свою точку зрения, которая кому-то нравилась, а кому-то не нравилась. Можно сказать садоводу, что он неправильно сажает цветы, но при этом самому не уметь их сажать.
Ильшат Рафкатович, приняла ли вас академическая «тусовка»? Вы стали здесь своим за прошедшие годы?
– Я учился в КГУ, там защитил кандидатскую диссертацию, работал в педагогическом институте. Также учился в финансово-экономическом институте, где защитил докторскую. Поэтому большинство людей мне были знакомы. Другое дело, когда ты знаком и с кем-то дружишь, и совсем другое, когда ты возглавляешь большой, непростой коллектив. Недавно прошел чемпионат мира по футболу. Футбол – это командная игра. Представьте, если бы каждый играл только сам с собой и на себя. Он мог бы даже перепутать ворота. Мы были похожи на такое сообщество. Имелись люди, которые в свое время ушли по тем или иным причинам из Казанского университета, хорошо устроились в Татарском гуманитарном или финансовом, а теперь пришли – и опять нужно работать на площадке одной кафедры или института.
В итоге вам удалось создать команду? Убрали кого-то, отчислили или уволили?
– Думаю, что команду удалось создать без больших потерь. По большому счету все, кто работал и проявлял себя тогда на разных позициях, работают и сегодня. Ректоры присоединяемых вузов получили право возглавлять институты. Институты – это самые большие структурные подразделения нашего университета, которые в свое время были созданы путем объединения однопрофильных факультетов. К примеру, был факультет филологии в ТГПУ и в КГУ, в университете мы объединились и создали Институт филологии и межкультурной коммуникации. Его возглавляет бывший ректор Татарского государственного гуманитарно-педагогического университета. Директора институтов назначались первые пять лет, сегодня они избираются. Мало кто может меня обвинить сегодня, что я что-то сказал, но не сделал. Вот вы задали вопрос: убрали кого-то, отчислили или уволили? Но кто-то увольняется, а кто-то приходит. Университет – это живой организм, и более того – на работу здесь принимают на конкурсных условиях.
В принципе место вуза достаточно легко сейчас определить, существует масса рейтингов – российских и мировых. Какое место сейчас занимает КФУ в системе этих рейтингов? Довольны ли вы этим рейтингом и что предпринимаете для улучшения ситуации?
– Есть два рейтинга, которых мы придерживаемся. Это рейтинг THE и рейтинг QS. Мы находимся в диапазоне 400–450-й позиции в мире. Это институциональные рейтинги по всем предметным областям. Оценка по предметным областям тоже возникла не просто так. Университет в целом, может, не особо продвигается, но есть узкие предметные области, где он точно лидер. С каждым годом количество предметных рейтингов, где мы представлены, увеличивается. Мы достаточно продвинулись в области лингвистики и education.
Мировой рейтинг – понятно, а российский?
– В российском рейтинге мы всегда по разным оценкам входим в первую десятку – то шестые, то девятые, то восьмые. Вы знаете, мы единственный вуз в Татарстане, который представлен в мировых рейтингах. Сегодня ряд университетов, которые продвигаются в международных рейтингах, тратят собственные ресурсы на покупку статей или исследований. Они платят известным ученым, которые работают в топовых вузах. В итоге считается, что в области ядерной физики или медицины у вуза есть достаточное количество публикаций. Считаю, что это в корне неправильно. Все наши публикации и вложения остаются в университете. Это результат наших научных исследований либо на научных площадках совместно с партнерами. Мы должны оставить будущему поколению материально-техническую базу, позволяющую им хорошо работать.
Есть такое понятие, как индекс цитируемости. Известно, что это проблема российских университетов. Как вы к нему относитесь? Как нам попасть в глобальное информационное научное пространство?
– У нас индексы цитирования растут. Мы занимали лучшие позиции по рейтингу «Таймс», когда они приезжали к нам и проводили позиционирование вузов. Мы были шестыми в Российской Федерации. Потом опубликовали глобальный рейтинг, и мы стали десятыми. Оказалось, что рейтинговое агентство просто поменяло механизм оценки. То есть, образно говоря, вы готовились играть в футбол, вышли на поле, и вам говорят: «Нет, сегодня играем в регби». Вот что происходит иногда, и мы сегодня меняем собственную стратегию, хотя основные ее принципы остаются неизменными. У нас есть журналы, которые реферируются базой данных SCOPUS и базой данных Web of Science. ТНЕ ранее придерживался журналов, реферируемых базой Web of Science, и вдруг он перешел на SCOPUS. Там огромное число реферируемых журналов, но, например наши физики в основном печатаются в журналах Web of Science. Журналы тоже бывают разные, надо помнить, что есть журналы открытые, когда доступ к этим статьям бесплатный, а есть закрытые журналы, когда за текст статьи нужно заплатить. Наша библиотека каждый год платит порядка 50 миллионов рублей, чтобы получить все, что печатается в мире, а наши ученые имели возможность работать с актуальными данными, причем на разных языках.
А ради чего сыр-бор? Гранты вы получаете дополнительные, финансирование? Что дает попадание в первую сотню или десятку? Исследования какие-то заказывают крупные?
– Рейтинги делались и создавались для решения тех или иных проблем собственной страны. Китайцы в свое время создали Шанхайский рейтинг, отвечая на вопрос, куда направлять обучаться китайских студентов за государственный счет. Рейтинг показывает студентам и их родителям, в каких вузах надо учиться. Чем лучше твое место в рейтинге, тем лучше в этом вузе научные исследования, а значит, и лучше образование. Все это достаточно условно. В то же время рейтинговые агентства оценивают университеты всего мира. Надо всегда сравнивать себя с вузами мира. Но даже занимая позиции 400–450 по QS, мы можем сказать, что входим в топ 1% лучших университетов мира.
В топ-100 когда войдете?
– Мы все называемся университетами, но мы все разные – так же, как люди. Есть узкопрофильные университеты, которые сконцентрированы на предметных областях. Есть классические университеты, как мы, или Питерский и Московский университеты, которые готовят и врачей, и учителей. В то же время есть Гарвард, Оксфорд, Стэнфорд с большой историей и огромным финансовым ресурсом. Нам наливают полбака топлива и говорят: «Разгонитесь и на финиш придите раньше того, кому залили полный бак». У нас бюджет порядка 10 млрд рублей по итогам прошлого года, бюджет Гарварда – порядка 4,7 млрд долларов. При этом у них 25 тысяч студентов, а у нас порядка 45 тысяч. Скажите, кого сократить? Журналистов, филологов, педагогов? Оставим только брендовые направления – медицину, физику, химию, которые дают достаточно большой вклад в науку. Ведь, по сути, сегодня рейтинги оценивают научную результативность. С точки зрения глобальной конкуренции мы не должны были вообще развивать подобные направления.
Каковы приоритетные направления вуза?
– В 2013 году, попав в проект 5-100, мы выбрали для себя приоритетные направления. При этом учитывали востребованность обществом, государством и бизнесом. С другой стороны, мы посмотрели, чем занимается мир. Исходя из интеллектуальной базы, выбрали небольшое количество приоритетных направлений. Это нефть и нефтехимия, медицина и фармацевтика, новые материалы, инфокоммуникационные и космические технологии, социогуманитарный блок и их применение в народном хозяйстве.
Студенты иногда критикуют нас за большое количество непрофильных предметов в программе. Мы говорим: вы поступили в университет и должны получить универсальное университетское образование, должны не только быть специалистами в узком профиле, но и иметь хороший кругозор.
Что университету сегодня мешает развиваться?
– Говорить о том, что мы имеем недостаточный уровень финансирования, бесполезно. Сегодня Казанский университет, прежде всего, ограничен в инфраструктуре. Нам некуда ставить закупаемое оборудование, нет площадей. Также мы находимся в центре Казани, все наши здания находятся под охраной Минкульта РФ и Минкульта РТ. Главное здание КФУ признано особо ценным объектом культурного наследия указом Президента РФ. В актовом зале, например, нельзя поставить систему кондиционирования. Наверное, это даже хорошо, но, с другой стороны, мы должны работать в современных условиях. Наши лаборатории должны быть не только оснащены по последнему слову техники, но и находиться рядом друг с другом. Благодаря поддержке Президента РТ и компании «Таиф» мы построили в свое время химический корпус на 7 тыс. квадратных метров. Сегодня там свободного места уже нет. Здание перенасыщено оборудованием, в лабораториях работает много людей. Точно такая же ситуация в Исследовательском центре в области биомедицины на улице Парижской Коммуны. Там некуда ставить новое оборудование.
Университету не хватает места?
– Нам не хватает места для исследовательских лабораторий. Самое главное – поблизости нет места, где мы могли бы что-то построить. Это сдерживающий фактор нашего развития, либо мы должны сокращать некоторые направления и развивать наиболее приоритетные. Придется искать выход в сложившейся ситуации, хотя в течение нескольких последних лет мы увеличили площади, нам передали три здания военного госпиталя. Объединение вузов дало возможность оптимально использовать существующие здания и инфраструктуру. Мы даже ряд спортивных сооружений под лаборатории переделали, но это связано не с тем, что мы не любим спорт. По результатам проведенной Спартакиады нам передали спортивные объекты, строившиеся для проведения Универсиады, в том числе деревню Универсиады (нынешние общежития КФУ). Это было колоссальное решение руководства страны и республики, которое дало большие конкурентные преимущества нашему университету.
В КФУ каждый год приходит все больше молодых преподавателей. Они хорошо разбираются в предмете, поскольку являются практикующими специалистами, но быть специалистом – это одно, а уметь грамотно и понятно преподнести материал – совсем другое. В чем лично вы видите приоритет в подборе преподавателей?
– И то и другое должно быть. Стандарты, которых мы придерживаемся, дают хорошую в процентном отношении долю вариативной составляющей. К примеру, у нас есть институт, известный ранее как ВМК, а сейчас ИВМиИТ. Мы создали Высшую школу информационных технологий и информационных систем – ИТИС. Один из них в свое время возглавлял профессор Латыпов, возглавить другое учреждение мы пригласили достаточно молодого человека, учившегося за рубежом и получившего степень PhD, Айрата Хасьянова. Он и сегодня возглавляет ИТИС. Зачем мы это сделали? Тогда IT-компании говорили, что мы готовим специалистов, но не тех, кто им нужен. Было принято решение попробовать с нуля создать высшую школу, где, по сути, программы составляются с учетом мнений IT-компаний. В первое время там не было бюджетных мест. Спасибо министрам Николаю Никифорову и Роману Шайхутдинову, которые нас тогда поддержали. Президент Татарстана тоже одобрил проект. У нас получилось создать эту школу, конкурс в нее сегодня огромен, все ребята уже на третьем курсе работают и зарабатывают.
Мой сын – студент 4-го курса ВМК интересуется: что важнее – получить фундаментальные или прикладные знания?
– Надо сыну сказать, чтобы получал фундамент и параллельно занимался прикладными делами, потому что сегодня молодые люди имеют больше возможностей, чем имели мы. Они получают доступ к огромному объему информации, могут выбирать себе программы в онлайн-режиме. Разработано много образовательных программ, особенно в области IT и изучении конкретных языков программирования. Но университет является еще и местом, где люди встречаются. Все рассуждают, в чем будущее университетов: в оффлайн или онлайн? Я думаю, что классические университеты всегда будут сочетать в себе и то и другое. Онлайн-образование помогает студентам дополнительно. Преподавателям тоже работать нелегко, поскольку интернет-пространство дает возможность самостоятельно обучаться. Многие студенты могут задать на занятии не очень удобные вопросы, на которые преподаватель может не знать ответа. Фундаментальное образование всегда должно быть базовым, и оно рано или поздно проявляется в человеке. Оно позволяет структурировать и концентрировать собственные знания, чтобы потом применять их на практике.
В комментариях к моему посту в Инстаграме с просьбой задать вопросы ректору студенты пишут, что проделана большая работа по ремонту общежитий студгородка на улице Пушкина. Сейчас остаются общежития на Аделя Кутуя и Бутлерова, где годами не работают лифты. Собирается ли университет проводить работу в этом направлении?
– Нам сегодня необходимо строить новые общежития на 1–1,5 тыс. человек. Мы только в этом году приняли больше 6 тысяч иностранных студентов из 94 стран мира, хотя в год присоединения таких студентов было менее 500.
Мы в десять раз увеличили количество иностранных студентов, и это говорит о востребованности университета. К нам идут, потому что считают, что здесь хорошее образование, и оно действительно такое. Мы приняли больше всех студентов на контрактную систему образования. Мы начали с того, что в первую очередь привели в порядок большое количество аудиторного фонда, оснастили лаборатории. Вторым этапом начали делать общежития. Мы все доведем до логического завершения, и лифты тоже начнут работать. Почему мы не с лифтов начали? Все-таки молодые люди специально занимаются спортом. Когда я жил в общежитии, будучи аспирантом, лифты тоже не работали. Мы со студентами собирались и определили перечень первоочередных работ, которые должны сделать в общежитии. У нас очень хорошая система студенческого самоуправления.
Лифты не вошли в этот первый перечень?
– В первый перечень лифты не вошли, но после нашей с вами дискуссии, я думаю, они обязательно войдут.
Как будет расти плата за обучение? По каким критериям вы ее повышаете?
– В рыночных условиях все исходит из спроса и предложения. Хочу сказать, что количество платных мест мы увеличивать не будем. Дело в том, что если мы примем решение и установим слишком маленькие цены, тогда будет большой приток. Тогда мы будем вынуждены проводить достаточно жесткий отбор исходя из каких-то параметров: либо это ЕГЭ, либо дополнительные экзамены в университете. Но введение дополнительных экзаменов даст возможность для коррупционной сделки. Там, где есть человеческий фактор, есть такая возможность и люди пытаются ее реализовать. Поэтому как бы ЕГЭ ни критиковали, на сегодняшний день это фактор входа в университет. По таким востребованным направлениям, как юриспруденция, экономика и международные отношения, цены устанавливаются исходя из анализа цен на аналогичные направления в других вузах страны. Мы ориентируемся на Московский госуниверситет, Высшую школу экономики.
Какая зарплата у профессорско-преподавательского сообщества сегодня?
– Доволен ли я своей зарплатой? Могу сказать, что нет, потому что мы так устроены. Всегда чего-то не хватает, и в то же время всего достаточно. Все зависит от возраста. Базовую зарплату преподавателям поднимут. Совсем недавно мы ее тоже подняли на 5 процентов, с 1 ноября коллеги уже получат зарплату по новому начислению. Хочу сказать, что она приличная.
Я слышал, что зарплата в вузе даже больше, чем у нефтяников.
– Этот пример я приводил, когда выступал в Елабуге. В советское время преподаватели институтов и вузов всегда получали больше, чем люди на заводе или нефтяники. Я не буду озвучивать уровень зарплаты, поскольку у нас на сайте все опубликовано. Кому нужно, пусть посмотрит базовые зарплаты по итогам года. Вы узнаете среднюю базовую зарплату отдельно по преподавательскому составу и по университету в целом. Мы даже отдельно выделяем ее по доцентам, ассистентам, заведующим, старшим преподавателям, руководителям кафедр. Нас всегда СМИ критикуют. Говорят, что ректор получает миллионы, а преподаватель 20 тысяч. Таких зарплат точно нет. Во-первых, и ректор никогда миллионы не получал. Это все выдумки, которые запускаются и потом как клубок раскручиваются. Зарплата ректора устанавливается ежегодно по контракту с министром, исходя из уровня средней зарплаты всего коллектива.
Давайте вернемся к студентам. Западная модель образования, когда родители годами собирают на обучение, или российская, при которой еще можно поступить на бюджет и даже получать стипендию, – какая более приемлема?
– Бесплатной учебы нет. Просто за тех студентов, которые поступают на бюджетные места, платит государство.
В Америке такого нет. В исключительных случаях гранты дают суперталантливым.
– В Германии такое есть. И даже наши студенты, которые поступают в магистратуру, если изъявили желание продолжить обучение на немецком языке, тоже обучаются бесплатно в ведущих университетах. Но они платят за жилье от 1000 до 1500 евро в месяц. Не оплачивая учебу, они оплачивают жилье. И в принципе сама жизнь там недешевая. Сегодня в России существует образование за счет бюджета страны или из личных средств студентов. Бюджетные места формируются исходя из возможностей государства. Выделяются контрольные цифры приема. Причем иногда мы сами не очень можем понять, как это делается.
Количество бюджетных мест определяет федеральная власть, квоты министерства. Причем они говорят, что учитывают интересы региона. Число бюджетных мест, в том числе для будущих журналистов, катастрофически снизили. Раньше экономистов готовили на бюджетной основе. Мы ужаснулись, когда увидели общую выделяемую Татарстану цифру приема на эти направления. Она снизилась. В то же время московские вузы увеличили. Это говорит о том, что люди, которые не могут поступить по результатам ЕГЭ и конкурса в наш университет на бюджетные места, спокойно поступают в московские вузы. Потом родители говорят: «Вот к вам не поступили, а в Москву поступили». А здесь оставшиеся люди поступают на коммерческих условиях. Рано или поздно выпускники экономфака или юрфака станут середнячками. Это приведет к общему снижению кадрового потенциала республики.
Почему в Татарстане не разработана внятная, эффективная методика обучения татарскому языку?
– Потому что это никогда не поручали профессионалам. В поручении Президента РТ первым стоит Министерство образования и науки РТ. Перед нами сегодня такие задачи не поставлены. Однако мы некоторые вещи делаем в инициативном порядке, более того, хотим внести свою лепту, но когда что-то предлагаем, нам говорят, что это не нравится.
У вуза достаточно интеллектуальных и преподавательских способностей, чтобы обучать татарскому языку?
– Конечно! Вы только послушайте, как говорят наши выпускники на татарском языке! Они владеют татарском, русским и английским языками. Мы готовим конкурентоспособных людей. К примеру, если произошло сокращение педагогов по татарскому языку, то эти люди должны уметь работать и в другом сегменте.
Как вы оцениваете работу ваших филиалов в городах и районах республики? Что будет делаться в этом направлении?
– Вся молодежь уезжает из республики не только из-за низкого уровня образования. Молодым людям нужно видеть, где потом работать и какую зарплату получать, какие условия будут созданы. Сумеют ли они по тем или иным программам получить жилье. Выпускник приходит работать на предприятие и рассчитывает полностью погасить расходы на аренду жилья, еду. Поэтому ему надо дать возможность для карьерного роста, чтобы он мог монетизировать свои способности. В республике есть социальная ипотека. Благодаря поддержке руководства и президента республики более 500 сотрудников университета улучшили свои жилищные условия. А как быть молодым людям? Это один момент, почему молодежь уезжает.
Второй момент заключается в том, что все в наших руках. К примеру, если бы челнинский институт хорошо работал, его бы никто не передал в лоно Казанского федерального университета. Для нас он сегодня не является дополнительным стимулом в продвижении в глобальных рейтингах. У нас есть предметный рейтинг инженерной науки. Если они хотя бы войдут в трехсотку-пятисотку, тогда я смогу сказать: «Да, все у них хорошо». Нам их передали, чтобы подтянуть, в противном случае они бы попали под секвестр и давно уже закрылись.
Как решить проблему?
– Главная проблема сегодня — это отсутствие общежитий. Мы об этом говорим и пытаемся попасть в федеральную программу. Может, нас включат, мы подавали заявку на юбилей «КАМАЗа». Стоит также отметить, что в Набережных Челнах мы подняли уровень зарплаты. Там средняя зарплата составляет более 64 тысяч рублей, это очень хороший уровень зарплаты для города. Мы там сегодня боремся с коррупцией. Вы видите, что делается. Люди привыкли получать не зарабатывая, а так-сяк… Я не говорю обо всем коллективе, но мы будем это выжигать. Других слов я здесь употребить не могу. Сегодня в Набережных Челнах начинаем создавать специальные аудитории для сдачи экзаменов под видеонаблюдением. Даже будет записываться разговор преподавателя и студента, чтобы потом мы могли анализировать уровень сдачи экзамена. Это защитит и преподавателя, потому что всегда найдется студент, который не может сдать экзамен и начинает обвинять преподавателя. Это будет специальная аудитория, откуда будет идти онлайн-трансляция. Если родители будут иметь претензии, мы всегда сможем показать: «Смотри, как твое чадо сдает экзамен».
Вообще мы очень благодарны КАМАЗу. Челнинское подразделение взяли по просьбе руководства предприятия. Надеюсь, что это филиал как наш, так и КАМАЗа. Если КАМАЗ будет его рассматривать как собственное структурное подразделение и будет способствовать его развитию, тогда там что-то получится.
По поручению Сергея Анатольевича Когогина нам открыли двери научно-технического центра. Представители КАМАЗа возглавляют наши кафедры. Таких кафедр где-то четыре-пять. Они получили все права, поэтому, чтобы люди там остались, и город, и мы, и КАМАЗ, прежде всего, должны принять определенную дорожную карту.
Как часто вам удается сесть за руль мотоцикла?
– В последнее время только по просьбе студентов. Знаете, была такая авантюра, когда меня вытащили на сцену УНИКСа, потом это стало привычным делом для них. Они говорят: «Еще у нас юбилей университета, покатайся по сцене». Сейчас еще что-то готовят. Мы достаточно хорошо живем с нашим студенческим сообществом. Я стараюсь отвечать на их вопросы, какого бы характера они ни были. Танцевать они меня заставляют, гири поднимать, на мотоцикле кататься тоже, поскольку это всегда было моей юношеской мечтой. Родители мне мотоцикл не покупали, поэтому сначала катался на чужих, потом повзрослел.
А сейчас редко катаетесь по городу?
– Да, у меня сейчас уже и мотоцикла нет.
Нет комментариев-