В августе 1920 года в Казани проходит первая областная конференция, в которой на равных правах с мужчинами принимают участие женщины. Они участвуют в обсуждении организационных, общих вопросов продовольственного характера, агитации и пропаганды, выборов областного комитета партии и большинства других важных тем.
Зоря Баймбетова (1899 – 1986) – одна из женщин – представителей членов РКП (б) на I Областной конференции партии. Она первая женщина-коммунистка из татар.
В 1920 году начинается подготовка к проведению выборов в Казанский совет депутатов. Депутат Казанского совета Зоря Баймбетова была выдвинута в качестве представителя от рабочих Казанского порохового завода. Как член областного комитета партии, в 1920 году Зоря Баймбетова работает заведующей женским отделом при РКП (б). С 1920 года занимается привлечением рабочих, крестьянских женщин и домохозяек к участию в политической и экономической жизни республики, что существенно помогает развитию самосознания у женщин. Женский отдел также занимается созданием образовательных учреждений, организацией партийных школ, обучением безграмотных, проведением женских митингов, конференций, собраний делегатов, декретами в области правового, семейного и имущественного положения женщин, а также детьми, в том числе инспекциями беспризорников, школьными инспекциями и другими актуальными вопросами.
В январе 1921 года заведующая женским отделом Зоря Баймбетова организует первый съезд рабочих и крестьянских женщин, в котором принимают участие более 400 делегатов. В работе съезда также активно участвуют партийные и все ответственные руководители Правительства республики во главе с товарищем Саид-Галиевым. Съезд проходит в актовом зале Казанского университета.
Зоря Баймбетова своим активным участием в становлении республики показывает пример другим татарским женщинам.
Фото: Зоря Баймбетова в среднем ряду первая справа
Автобиография Зори Баймбетовой. Москва, 25 ноября 1965 года.
С мая 1918 года представлена как «член КПСС – персональный пенсионер союзного значения – Зоря Ахтямовна Баймбетова»
Моя биография очень проста. Я родилась в 1899 году в городе Уфе в семье пролетария Ахтяма Зиангировича Муслимова.
Мой папа – выходец села Салих Караякупской волости бывшего Уфимского уезда, сын нищего безземельного крестьянина. Очень рано уезжает в город в поисках работы и остается там.
В молодости отец работал на Уральских стрелках и золотых приисках, а когда мне было 6 – 7 лет – золотых приисках в Красноярском крае. Упав вместе с клеткой в колодец шахты, получает сильное увечье. Папа возвращается из Красноярска в 1910 году, восстанавливается после долгого лечения, но уже больше не может работать на тяжелой работе. Тогда папа обучается плотницкому делу и всю оставшуюся жизнь работает плотником на стройке, на лесных делянках за рекой Белой. Но все время кашляет, задыхается, хромает на правую ногу, потому что во время аварии в Красноярске у него были сломаны шесть ребер и правое бедро, повреждены легкие. Папа работает до тех пор, пока старшие дети не встанут на ноги и не начнут помогать семье деньгами.
Моя мама – Фахри Валиулловна Рахманкулова, башкирка из села Сартчишма Стерлитамакского уезда. Мама очень рано осталась сиротой, родные ее семилетнюю привезли в Уфу и отдали на служение семье знакомых – русских, владельцев небольшого поместья Курковских. Мама до 17 лет остается у них. Хозяева обучают ее работать в своей усадьбе под Уфой и своем доме на улице Пушкина в Уфе. В течение 10 лет мама работает бесплатно всего лишь за то, чтобы ее кормили, одевали и обучали работе. Выйдя замуж за папу, мама по-прежнему продолжает работать за копейки.
Папа и мама очень любили детей: нас в семье было 9 детей. Несмотря на тяжелую жизнь, родители старались нас обучить грамоте. Еще в 1905 году я начинаю ходить в татарскую школу при мечети, там в течение двух лет учусь читать молитвы на непонятном для меня арабском языке и писать арабские буквы. Мама просит у попечителя Оренбургского учебного округа, семье которого она служила много лет, принять меня за счет казны в интернат Уфимского русско-башкирского женского училища, и таким образом мне удается уйти из школы.
В 1907 году я поступаю учиться в это училище и живу в интернате на полном казенном обеспечении. Это было первое училище, нацеленное на подготовку преподавательских кадров для обучения башкирских и татарских детей на русском.
Здесь сильно ощущалось притеснение по национальному признаку: говорить по-татарски строго запрещалось, классные учителя постоянно следили за воспитанницами и наказывали за разговоры на родном языке.
Курс обучения был 6-летним. В 1913 году я окончила училище с красным дипломом как самая прилежная, передовая ученица, ни в одном классе не оставалась на второй год, хотя большинство поступавших вместе со мной девчонок в разных классах оставались на второй год. Из 30 девочек, поступавших вместе со мной, в 1913 году училище окончили лишь шестеро. Настолько жесткими были требования к ученицам.
В том же 1913 году я поступила на трехлетние женские педагогические курсы в Уфе. В Уфе татарок было мало, все курсистки были русские, поэтому мне надо было не отставать от них ни по какому предмету. Я и не отставала. В 1916 году окончила полный курс, получила звание преподавателя народных училищ для детей инородцев.
В сентябре 1916 года меня назначают заведующей-учителем в земское начальное училище для мальчиков в большое татарское село Арслан Караякупской волости Уфимского уезда, так как прежний заведующий был призван на войну и находился на фронте.
Февральскую и Великую Октябрьскую социалистическую революции 1917 года я встретила в этой татарской деревне и пережила поразительные события: в это время под влиянием темных и фанатичных мулл и кулаков наши ученики начали разрушать школы и нападать на русских учителей.
Летом 1917 года во время каникул я ходила из самых далеких районов Башкортостана до Аргаяша и работала защитницей равноправия мусульманских женщин. В этих районах башкирского населения было особенно много, точнее – башкирских женщин, потому что мужчины почти все на войне. Нам надо было сформировать самосознание мусульманских женщин, объяснить им права свободных российских граждан.
Это была очень интересное и довольно опасное путешествие, потому что для мусульманского духовенства в деревнях права женщин были неравны. Мне даже пришлось из Духовного управления мусульман в Уфе получить что-то вроде охранной грамоты, где было написано, что мне разрешается вести агитацию о равноправии женщин не только от имени власти, но и духовного собора. На грамоте стояла подпись муфтия Баязитова!
Осенью 1917 года я вернулась в свою школу и продолжила работу: участвовала на собраниях учителей и конференциях. После Октябрьской революции в деревне у мужчин настроение было хорошее, особенно у тех, кто раненный приехал с фронта, каждый день в нашей школе проходили бесконечные собрания, митинги, касающиеся событий дня.
Однажды вернулся директор училища – бывший учитель Мирсаид Ашимов. Он – большевик и на фронте вступил в партию. Вот после этого у нас началась интенсивная работа с населением и учащимися по разъяснению декретов советской власти о земле, фабриках, заводах и правах крестьян.
Но весной 1918 года я вновь вернулась в Уфу и приступила к агитационной работе среди женщин.
На одном из собраний в отделе народного образования к нам – учителям обратились с призывом вступить в ряды партии большевиков и активно бороться на местах за советскую власть, организовать население к выборам. Среди довольно большого числа русских учителей я тоже тут же написала заявление с желанием вступить в партию большевиков, и, так как наша агитационная и учительская работа были известны всем, я безо всякой протекции была принята в члены партии. Все это происходило 5 мая 1918 года, в день столетия со дня рождения Карла Маркса.
После вступления в ряды партии меня безотлагательно направили на работу в губернский мусульманский комитет для ведения агитационной и пропагандистской работы среди женщин в Башкортостане, взяли инструктором. И тут же я, для проведения избирательной кампании делегатов на съезд Советов в Уфе, вместе с другими сотрудниками выехала в Иглинский район.
Вскоре состоялся съезд губернских советов, и я вместе с другими делегатами была направлена в Москву на 5 съезд Советов. На съезде я впервые увидела и послушала выступление великого вождя нашей партии и главы советского правительства В. И. Ленина.
В Москве я стала свидетельницей удивительных политических событий: в городе было объявлено военное положение, ходить по улицам опасно, кажется, что из угла выскочит кто-то из врагов и застрелит…
После завершения съезда наша уфимская делегация и я по призыву партии и Ленина выехали на Восточный фронт, где на станции Свияжск близ Казани была сформирована 5-я Армия.
В политотделе меня взяли агитатором для проживающих в деревнях по прифронтовой дороге татар, и я вела эту работу, пешком преодолевая 10 – 12 километров расстояния от станции.
Как-то в конце августа чуть не попала в руки врага: во время работы с агитационным материалом на русском языке один из отрядов чехов под руководством офицера Каппеля с тыла проник в село Верхние Ширданы. Я совсем не испугалась. Сутки провела в броневике под огнем и артиллерийской канонадой. Под канонадой артиллерийских пушек, которые прибыли со стороны леса, чтобы разогнать белых. Артиллерийскую канонаду я услышала впервые.
Таким образом, получается, что я первая женщина-татарка, которая в открытой вооруженной борьбе против врагов революции встала на защиту советской власти, в политическом отделе 5-й армии татар больше не было.
После освобождения Казани от белых мы немного остаемся в Казани, и я у клуба коммунистов на Московской улице становлюсь свидетельницей такой сцены (этот клуб был образован во времена Мулланура Вахитова). Группа фронтовиков татарских коммунистов окружили молодую татарку и спрашивают у нее: «Почему не было принято никаких мер для спасения Мулланура Вахитова от татарской буржуазии? Почему Ильяс Алкин как член разогнанного советской властью национального парламента и будучи с ним в самых лучших дружеских отношениях не ходил с ходатайством о вызволении Мулланура Вахитова?» Эта женщина оказалась Аминой Мухутдиновой, она спокойно перенесла эти события в доме отца на Горках, хотя она тоже была членом социалистического комитета, организованного Муллануром Вахитовым.
После Казани мы поехали в Симбирск, оттуда – в Бугульму. Бугульму наши войска взяли именно 7 ноября 1918 года, наш штаб находился на линии железной дороги, внутри вагонов.
В Бугульме мы организовали газету «Кызыл Яу» («Красная Армия») – орган татароязычного политического отдела 5-й армии, и вели работу по восстановлению советской власти.
В родной город Уфу мы прибыли лишь перед Новым годом – 31 декабря 1918 года ночью, когда на улице была кромешная тьма и бушевала вьюга, пешком перейдя железнодорожный мост через Белую: отступая, белые взорвали мост и разрушили железнодорожную станцию.
Не успели мы наладить работу советов, привести в порядок хозяйства предприятий в городе и районах, со стороны Сибири началось новое наступление. Весной 1919 года, отступая вместе с нашими частями, я поразилась масштабам распространения тифа в городе Белебей. И сама в эвакуационных санитарных вагонах болела среди товарищей и только в конце апреля смогла встать на ноги.
В июне 1919 года наш город вновь был освобожден от банд белого Колчака, и я снова начала работать в Уфе секретарем по организации мусульманской секции губернского исполнительного комитета партии.
В октябре 1919 года приехала в Казань, там мой муж давно уже работал начальником политического отдела Центральной Мусульманской коллегии.
Вскоре меня назначают секретарем в Губмусбюро при Казанском губернском исполнительном комитете и одновременно организатором по работе с татарскими женщинами на заводах и фабриках, предприятиях. Работу женского отдела тогда вела Нина Ванькова, я в ее отделе была первой коммунисткой-татаркой инструктором по работе с женщинами.
В ноябре 1919 года прошла губернская конференция татар-коммунистов, там среди других товарищей я была избрана делегатом 2 Всероссийского съезда кммунистов народов Востока.
На съезде в Москве кроме меня не было ни одной женщины-делегата, я была одна, поэтому мне пришлось жить не в общежитии делегатов, а у знакомых, потому что для меня не было отдельных помещений.
На съезде я была избрана в президиум и стенографировала выступления на русском языке, вела работу секретаря.
В. И. Ленин, великий вождь, впервые мной увиденный в 1918 году в Большом театре, говорит о международной ситуации. На съезде мне выпала редкая удача: я увидела В. И. Ленина рядом, у стола президиума, говорила с ним и отвечала на вопросы, с которыми он ко мне обращался.
В. И. Ленин приезжал на съезд несколько раз, несколько раз вместе с Н. К. Крупской и М. И. Ульяновым, помимо них приезжал также со «Всероссийским старостой» – председателем ЦИК РСФСР М. И. Калининым. На второй день М. И. Калинин сфотографировался с нашими делегатами.
В начале 1920 года начались наши работы по проведению выборов в Казанский совет депутатов, сюда я была направлена от сотрудников и рабочих 40-го Казанского порохового завода и в двух составах – седьмом и восьмом созыве была депутатом Казанского совета. У меня на руках есть удостоверения под номером 132 от 7 мая 1920 года и номером 131 от августа 1921 года.
В Казанском совете как депутат также была первой татарской женщиной.
После объявления на областной конференции о создании Татарской АССР я была избрана членом областного комитета ВКП(б). Это тоже было первым случаем избрания татарской коммунистки женщины в состав областного комитета.
Я также была первой женщиной-татаркой, избранной в состав членов Правительства ТАССР и членом центральной избирательной комиссии ТАССР в первом и втором составах, есть членские билеты под номерами 295/3 и 20/6.
В декабре 1920 года на 8-м Всероссийском съезде советов я стала первой женщиной-делегатом с правом решающего голоса от Татарской республики, имею билет делегата под номером 872 за подписью М. И. Калинина и секретаря ВЦИК Енукидзе.
Когда заведующая отделом товарищ Нина Ванькова отказалась от работы и после провозглашения республики уехала из Казани, как член областного комитета партии, я работала заведующей женским отделом. В то время было много таких случаев покидания Казани. Хорошо помню, как председатель губернского комитета – товарищ И. И. Ходоровский на областной конференции партнерства обещал не жалея сил трудиться за благополучие и процветание молодой Татреспублики и потом уехал в другое место… За ним и другие поспешили уехать из города Казани.
Как заведующая женским отделом, я в январе 1921 года организовала первый съезд рабочих и крестьянских женщин. На съезде участвуют более 400 делегатов, также в работе съезда активно участвовали товарищ Саид-Галиев и ответственные руководители партии и республиканского правительства по главе с председателем ТатЦИК Бурганом Мансуровым.
Съезд проходил в актовом зале Казанского университета и был сфотографирован, но, к сожалению, эта фотография у меня не сохранилась.
Осенью 1921 года, когда выявился настоящий голод, вызванный отсутствием урожая и продовольственных запасов из-за засухи в республике, становится известно о гибели детей в деревнях из-за недоедания. В республике обостряются болезни – тиф и холера. Надо было предпринять оперативные меры по спасению населения, в первую очередь детей.
В этот период меня освобождают от работы в женском отделе и назначают начальником Главного управления социального воспитания, то есть на самую горячую работу.
В то же время была организована комиссия по оказанию помощи страдающим от голода детям и эвакуационное бюро для перевоза детей республики в благополучные губернии, Украину, Среднюю Азию. У меня на руках имеются удостоверение под номером 1078 от 9 ноября 1921 года и мандат под номером 9286 от 9 ноября 1921 года, подписанный комиссаром Шахидом Ахмадеевым из комиссаров народного образования.
Это была очень мучительная и нервная работа, связанная с прямыми переговорами с Москвой о санитарных и банно-прачечных поездах для спасения и отправления в дальнюю дорогу этих спасенных от смерти детей.
Эвакуационное бюро страдающих от голода детей имело большой штат работников на местах и в Казани. Они были полномочными представителями по сбору голодных детей, бродящих в деревнях, лесах и полях в поисках чего-нибудь съестного.
В 1922 году меня переводят на другую работу – в качестве заместителя начальника главного культурно-просветительского отдела Совета Народных Комиссаров, руководителем был товарищ Евгений Николаевич Семенов. На руках у меня имеется удостоверение под номером 497, принятое 31 января 1923 года.
Весной 1923 года я начала болеть и по рекомендации профессора Чебоксарова отправилась на санаторий в Крым.
Осенью 1923 года я ушла с работы в Татреспублике и отправилась в Бухару, где работал мой муж.
Стоит отметить, что после провозглашения республики муж был направлен в Москву, работал сначала в Москве, затем на Донбассе, в Ташкенте и Бухаре.
Прибыв в Бухару, я вновь работала в женском отделе ЦК Бухарской компартии, есть удостоверение, выданное ЦК Бухарской компартии. Бухара в то время была народной республикой, приходилось работать через переводчика, было очень тяжело. Так как я не знала бухарский язык, со мной работала Зарифа Азизова, которая хорошо знала таджикский и работала в Бухаре с 1921 года.
Затем я начала болеть малярией и с каждым приступом стала терять слух. Это вызывало у нас сильное беспокойство, и мы с мужем с разрешения Среднеазиатского бюро ЦК БХКП(б) осенью 1924 года уехали в Москву.
В Москве я хотела учиться, но из-за ухудшения здоровья мне пришлось обратиться за помощью в лечебную комиссию ЦК партии. Меня хорошо лечат в кремлевской больнице, отправляют на курорты, санатории и в итоге делают заключение, что потеря слуха связана с сильной травмой нервной системы после тифа, малярии и голода. В то время я обратилась к специалистам по слуху в Ленинграде и там лечилась у профессора Фельдберга.
Только в 1930 году я смогла поступить на курсы марксизма-ленинизма в Высшую партийную школу Центрального комитета. Окончила курсы в 1933 году и начала работать в издательстве ЦК ВКП(б). Там же работает уехавший из Казани в Москву Хафиз Сайфи (политический деятель, в 1917 – 1919 годах – секретарь организации «Берлек» группы татарских коммунистов в Баку, член Астраханского мусульманского комитета и мусульманской секции РКП(б), редактор газет «Коч», «Кызыл сонге», в 1922 – 1925 годах работал в комиссариате народного образования в Татарстане).
В 1934 году я от партийного издательства была направлена в командировку в Ленинград на высшие курсы переводчиков-редакторов при Восточном институте, там училась два года и, вновь заболев из-за влажного климата Ленинграда, прекратила учебу, и, вернувшись в издательство, проработала здесь до 1936 года.
В 1936 году после нового административного деления Москвы изъявила желание работать в одном из новых районов города и от секретаря Бауманского РК партии была направлена на работу в Куйбышевский район Москвы заведующей секретным отделом президиума районного исполкома.
В 1937 году секретный отдел был реорганизован, военизирован, и он начинает называться спецпроектом, требующим военных сотрудников.
В феврале 1937 года я была переведена на работу в центральный аппарат Народного комиссариата земледелия СССР и вела работу по кадрам в главном управлении охоты и заповедников. В системе управления на периферии выявляется много «специалистов» – надо было вычислять тайных врагов из бывших белых офицеров.
В 1938 году я перешла на ту же должность по кадрам в другое главное управление в системе НКЗ СССР – контору, проектирующую сельхозстроительство. После этого переквалифицировалась в экономиста и перешла в более спокойный для моих ушей плановый отдел конторы. До войны работала там, с началом эвакуации аппарата НКЗ СССР в Омск я решила остаться в Москве и перешла на работу в Главагрометслужбу, там меня назначили возглавлять секретный отдел, но в октябре 1941 года меня все равно вместе с агрометслужбой эвакуировали в Омск, оттуда я в марте 1943 года вернулась в Москву и стала работать во вновь вернувшейся из Омска конторе по проектированию сельского хозяйства.
В 1944 эта контора была передана другой системе, и я перешла в другой главк по электризации сельского хозяйства – в плановый отдел Главного управления электризации сельского хозяйства экономистом и там работала до 1953 года.
В 1953 году начинается новая реорганизация пяти министерств, и после сокращения кадров почти на 50 процентов я из-за плохого состояния здоровья ушла на пенсию как инвалид второй группы.
Таким образом, я с февраля 1937 по май 1953 года, 16 лет беспрерывно работала в Министерстве сельского хозяйства СССР, была очень хорошим работником на производстве и награждалась за хорошую работу.
В эти годы веду большую партийную нагрузку: редактор стенгазеты, заведующая библиотекой местного комитета (в библиотеке было более 6 тысяч книг), работала секретарем первичной партийной организации.
В годы состояния в рядах партии в отношении меня не было никаких замечаний, выговоров, всю жизнь являюсь доблестным членом партии, вела борьбу за чистоту в рядах партии и против национализма и шовинизма.
Когда уходила с работы в аппарате Министерства сельского хозяйства СССР, партийная организация и Министерство сельского хозяйства ходатайствовали о назначении мне пенсии, и мне назначили персональную пенсию союзного значения в размере 110 рублей. У меня уже была назначенная мне еще в 1928 году персональная пенсия РСФСР. Эта пенсия была мне назначена, когда я была в Москве в тяжелых материальных условиях и не могла работать из-за болезни. Тогда мне пенсия была назначена по ходатайству Правительства Татреспублики как бывшему члену обкома и ТатЦИК.
Когда ушла на пенсию, я не считала себя ушедшей от общественной работы и все годы веду посильную партнагрузку и общественную работу среди населения. В частности, в течение пяти лет я вела стенгазету ЖЭК-10, где я живу.
Персональная пенсионерка
Член КПСС с мая 1918 года
(Баймбетова) – (персональная подпись Зори Баймбетовой)Зоря Баймбетова умерла в декабре 1986 года.
С уникальным документом ознакомил главный архивист отдела выставок и печатной деятельности Госкомитета РТ по архивному делу Динар Фатихов.
Нет комментариев-