Павел Николаевич, добрый день! Давайте начнем наш разговор с оперативных событий. Вы были в «Алабуге», посмотрели производство. Что это за производство и вообще какова была цель вашего визита?
– Действительно, состоялся ознакомительный тур на завод по производству подгузников компании Drylock Technologies, чтобы убедиться, что в рамках государственного контракта поставляется качественная продукция. Недавно в Казани состоялся митинг, участники которого обвинили меня в том, что в рамках госконтракта поставляется продукция недолжного качества.
Я обратился к руководству компании Drylock, на прошлой неделе в Казани был ее руководитель. Это международная компания, которая имеет производства в семи государствах мира, в том числе в России – в Нижнем Новгороде и на территории ОЭЗ «Алабуга». Поэтому для всех активистов и желающих был организован специальный тур с участием представителей прессы и общественных организаций. Мы пригласили уполномоченного по правам ребенка в РТ Гузель Удачину, представителя бюро медико-социальной экспертизы, «Росздравнадзора», чтобы всем вместе посмотреть лабораторию качества, где проходят лабораторные испытания на предмет качества.
Продукция этого завода предоставлялась людям и по ней были нарекания?
– В рамках третьего квартала поставлялась продукция компании Drylock, произведенная на ОЭЗ «Алабуга», к которой были претензии по качеству. Мы проанализировали в лаборатории образцы и других ведущих мировых брендов, которые встречаются на прилавках. Я воочию убедился, что вся продукция, в том числе и конкурентов, соответствует государственным стандартам.
Надо иметь в виду, что мы сами не придумываем технические задания к госконтрактам. Есть государственный стандарт, который четко прописывает, какие должны быть технические условия. Техническое задание мы прописываем в государственном контракте. Согласно этому госконтракту продукция поставляется нашими поставщиками.
В 2019 году поставщиком подгузников и абсорбирующего белья в Татарстане является Татарстанское региональное отделение Всероссийского общества инвалидов. А кто, как ни сами инвалиды, знают свои потребности? Стоит отметить, что каждая приемка подгузников в рамках госконтрактов осуществляется ежеквартально. В приемке обязательно участвуют представители общества инвалидов, Всероссийского общества родителей детей-инвалидов. Это новая, молодая организация, созданная в прошлом году. Начиная с этого года, у нас с ней организовано плотное взаимодействие. Есть соглашение, в рамках которого мы привлекаем активистов, чтобы принимать не только подгузники и абсорбирующее белье, но и другие технические средства реабилитации, поставляемые в рамках госконтрактов. Эта организация осуществляет общественный контроль, собирают жалобы, решает системные вопросы. Ее представители объединяются с региональными отделениями и пишут соответствующие обращения в федеральные министерства. Все проблемы можно условно разделить на технические, которые можно решить здесь и сейчас, и системные. К примеру, системная проблема – это проблема с очередью на санаторно-курортное лечение.
Если недовольные качеством продукции люди могут обратиться в эту общественную организацию, почему тогда прошел этот митинг в сквере Тинчурина?
– Само мероприятие было для меня некоторой неожиданностью, поскольку основной темой митинга была отставка Павла Николаевича Лоханова. Характер высказанных претензий заставляет задуматься о некой срежиссированности всего происходящего.
Я нисколько не сомневался, что должен выйти к людям и побеседовать, потому что мне на самом деле скрывать нечего. И я готов в конструктивном духе решать все проблемы, которые возникают. Просто давайте садиться за стол переговоров и все проблемы обсуждать.
При этом говорилось, что митинг будет носить массовый характер, в нем примут участие 200-300 человек. Его организатором выступил Никишин Юрий Александрович – руководитель благотворительного фонда «Лучик». На митинге присутствовали порядка 35 человек, в том числе 10 сотрудников Фонда социального страхования, 11 представителей прессы, 5 представителей общественных организаций, которых мы пригласили.
Присутствовала уполномоченный по правам человека в РТ Сария Сабурская, представители полиции в штатском и десять активистов. У пяти активистов были частные вопросы, на которые мы дали ответы. Присутствовала также Ирина Иващенко – представитель общественной организации «Забота», которая представляет интересы родителей детей-инвалидов. На митинге были подняты технические вопросы: претензии по качеству подгузников, претензии к качеству изготавливаемой ортопедической обуви и к срокам ее изготовления. Вся продукция закупается в рамках госконтрактов.
Федеральный закон № 44 определяет порядок выбора этих поставщиков. У нас работает поставщик ООО «Радуга», который выигрывает уже второй в этом году контракт на обеспечение обувью. Эта обувь пошивается, как правило, индивидуально в силу различных физиологических особенностей. Снимаются индивидуальные замеры, а производство находится в Московской области. Обувь шьется там, а сюда присылается на примерку. Поэтому по объективным причинам это долгий процесс.
Одной из претензий было то, что до меня невозможно достучаться, но это тоже было достаточно голословно. У меня есть журнал учета обращений граждан, и каждый вторник я провожу прием. Бывает от двух до семи заявителей. Мы с ними сидим и общаемся. Вторник 14.00 – это единый приемный день граждан в органах государственного и муниципального управления. Мы готовы встречаться и в другие дни, если есть необходимость.
Павел Николаевич, как вы считаете, удалось ли после общения с людьми на митинге и экскурсии на производство снять напряжение?
– Да. В поездке на производство принимали участие несколько мам детей-инвалидов, у которых были конкретные замечания по качеству липучек и впитываемости. Была одна критически настроенная мама, которая пыталась выяснить, почему нельзя возвращать эту продукцию. Она говорила, что подгузники, представленные на экспертизу, специально подготовленные.
Я приехал на 15 минут раньше, и мне показали, что берут опытные образцы. При этом видно, что линия идет и компьютер выбраковывает большое количество подгузников – порядка пяти процентов. Они концентрируются в отдельном чане, который идет на утилизацию. Система отбора строгая. После этого они берут подгузники и несут в специальную лабораторию. После этого подгузники проверяются в лаборатории, где проводятся специальные тесты на впитываемость. Специалисты смотрят, как ведет себя абсорбент.
Директор завода говорит: «Давайте ваш подгузник, который вы с собой принесли». Дали подгузник, тут же его разложили и вылили положенные 550 мл жидкости, вскрыли абсорбирующий слой. Было видно, что гель равномерно распределен по всей поверхности. Основная претензия, которую женщина высказывала, что гель сваливается в кучки. Но вся продукция соответствует ГОСТу. Есть мировые стандарты, у этой компании многолетний опыт работы. Но самое главное, что у них технические условия для производства не различаются для тендерной продукции в рамках госконтракта и той, что идет в магазины. 30 процентов производимой продукции идет в Германию и Францию.
А мамы хотели поменять поставщика, потому что у другого продукция более качественная?
– Да. При этом чувствовалась какая-то предвзятость. Женщина дала подгузник, который при ней обработали и показали, что все работает, включая липучки. При ней эту липучку несколько раз приклеивали. Я сам отец пятерых детей, и двое из них еще пользуются подгузниками. Я регулярно практикующий папа и знаю, что с липучками бывают проблемы. Ее хватает на один-два раза. Конечно, бывают случаи, когда подгузник неправильно надет и нужно липучку отлепить и прилепить заново. Но при нас их отлепляли четыре раза. Просто нужно это делать аккуратно и правильно, и на самом деле все работает.
Бюро медико-социальной экспертизы прописывает максимально на сутки ребенку три подгузника. Получается, что один подгузник на восемь часов. При этом сами технологи завода Drylock Technologies сказали, что это неправильно. Ребенок не должен столько времени находиться в подгузнике, будет раздражение. Необходимо с воздушными ваннами совмещать. Нахождение ребенка в подгузнике должно быть четыре часа.
На что мамы вполне объективно и справедливо заметили, что если ребенок тяжелобольной, то он не способен предупреждать о том, что сейчас случится мелкая авария физиологического происхождения, и нужно выдавать подгузников больше.
Фонд социального страхования – исполнитель. Мы предоставляем инвалиду то, что бюро медико-социальной экспертизы прописывает в индивидуальной программе реабилитации. Именно с этой целью мы пригласили представителя бюро медико-социальной экспертизы и попросили дать разъяснения. Здесь потребуется совместная работа с общественными организациями. Мы собрались за «круглым столом» в пятницу, чтобы обсудить все текущие и наболевшие вопросы. В мероприятии приняли участие депутат Госдумы РФ Айрат Фаррахов, заместитель председателя ФСС РФ Алексей Кошелев, руководство Минздрава РТ. Также были приглашены жители республики. Самое главное в этом общении, чтобы мы услышали друг друга. Мы понимаем, что дыма без огня не бывает.
Какие выводы вы сделали из этого конкретного случая?
– Мы сделали вывод, что нужно чаще общаться. Выйти к митингующим, открыто поговорить, тут же организовать поездку на завод по производству подгузников, провести «круглый стол» по обсуждению всех насущных проблем. Это достаточно серьезные шаги на пути к конструктивному, прямому диалогу.
Уверен, что мы сможем найти точки соприкосновения и выработать общие решении для того, чтобы в дальнейшем двигаться в правильном направлении. А правильное направление – это когда мамы, которые столкнулись с серьезными вызовами по здоровью, могли бы чувствовать себя комфортно и получать от государства быстро и без проволочек то, что им действительно положено.
Павел Николаевич, расскажите, пожалуйста, чем Отделение Фонда социального страхования РФ по РТ занимается, каковы его функции и миссия?
– Фонд социального страхования РФ по РТ – это 14 филиалов, уполномоченные в каждом муниципальном районе, 760 сотрудников, которые обеспечивают деятельность регионального отделения. На учете в фонде состоит 130 тысяч страхователей или работодателей, у которых работает около 1,5 млн работающих или застрахованных граждан. Мы занимаемся обязательным страхованием на случай временной нетрудоспособности в связи с материнством, обязательным социальным страхованием профзаболеваний и производственного травматизма. Мы обеспечиваем государственную функцию по обеспечению родовыми сертификатами, санаторно-курортным лечением и техническими средствами реабилитации.
По санаторно-курортному лечению тоже высказывались претензии: почему медленно движется очередь, путевка выдается один раз в четыре года. Как на ваш взгляд, они объективны?
– Да, к сожалению, это тот вопрос, который не находится в пределах возможности решения на уровне ФСС. Нужно понимать, что в данном случае мы исполняем механизм, который заложен в 178-м федеральном законе, который прописывает, как формируется бюджет на санаторно-курортное лечение.
Бюджет формируется за счет федеральных льготников, которые состоят в очереди. В республике у нас порядка 330 тысяч льготников, из них 113 тысяч человек обладают правом на санаторно-курортное лечение. Бюджет формируется из тех, кто подал заявление на получение санаторно-курортного лечения, а их, в зависимости от времени года, стоит от 40 до 45 тысяч человек. В этом году мы закупили 6807 путевок, в том числе 1106 путевок для детей-инвалидов вместе с сопровождающими.
Согласно 178-му федеральному закону граждане, которые отказались от получения денежной компенсации, берут набор социальных услуг. Сумма, которая там выделяется, – это порядка 1300 рублей. 133 рубля 10 копеек идут на санаторно-курортное лечение и 124 рубля – на компенсацию проезда к месту лечения. По нормативам Минтруда один койко-день стоит 1247 рублей, а стандартная путевка составляет 18 дней для взрослого и 21 день для ребенка. Получается, что из этих 43 тысяч человек по 133 рубля формируется годовой бюджет.
Годовой бюджет мы распределяем по конкурсу. Разыгрываем госконтракты, на основе аукционов определяются санатории для лечения, которые преимущественно татарстанские. В целом ощущается нехватка средств от государства. Мы знаем, что по стране 536 тысяч человек стоят в очереди. В Татарстане сейчас очередь составляет 40 450 человек. Как я уже говорил, в этом году мы сможем обеспечить путевками 6807 человек, в прошлом году было около 6600, а в позапрошлом – около 6500 человек. Это плавающая очередь – кто-то получил путевку, а кто-то только пришел за ней.
Насколько эта очередь прозрачна? Вас не обвинят в том, что кто-то по блату может в нее пролезть? Возможна ли коррупционная составляющая?
– Нас обвинить не могут. Могу сказать, что нас регулярно проверяют. У нас очередь формируется по дате подачи заявления, и перед законом все льготники равны. Очень часто ко мне на прием приходят люди, которые говорят: «Мы столько лет стоим в очереди, и до сих пор не можем получить путевку». Начинают рассказывать про свои жизненные достижения, у каждого своя уникальная история, все люди заслуженные. Очень часто приходят люди, которые действительно послужили своей стране и говорят: «Как так: я всю жизнь свою отдал, свое здоровье отдал и не могу получить путевку?» Конечно, им объяснять этот порядок формирования бюджета бывает очень неприятно и, может быть, даже в какой-то степени унизительно, как для человека, который слушает, так и для меня.
Понимаешь, что помочь не можешь, сам лично решить этот вопрос не можешь. Не разделены очереди взрослых и детей-инвалидов. Может быть, это тоже было бы с одной стороны определенным решением. Но принятие соответствующих поправок находится в компетенции Госдумы.
У нас только что обновился состав Госсовета РТ. Вы будете выходить с предложениями к нашим депутатам? Кто может лоббировать интересы всех этих людей, которые к вам приходят со своей болью?
– Айрат Фаррахов – наш депутат в Госдуме РФ, он как раз является куратором Фонда социального страхования и прекрасно знает этот порядок. Более того, это уже обсуждалось на заседании Госдумы.
Когда мы с Айратом Закиевичем разговаривали, я говорил, что так непросто людям объяснять этот порядок: один из десяти человек понимает, и все равно люди уходят, покачивая головой. Получается, что в данный момент у государства не хватает денег, и, действительно, тот механизм, который заложен, для формирования бюджета недостаточен.
Федеральный фонд выделяет бюджет и деньги на реализацию госполномочий по обеспечению техническими средствами реабилитации и санаторно-курортным лечением федеральных льготников. Внебюджетные источники мы не привлекаем. Только в каких-то частных случаях, когда люди обращаются, мы просто используем свои личные контакты.
А было так, что у вас душа разрывалась и вы помогли конкретно кому-то?
– Летом у нас было несколько выездов в районы республики совместно с Уполномоченным по правам ребенка Гузелью Удачиной. Она мне позвонила, сказала, что бывают вопросы по нашей линии, предложила присоединиться. Мы как раз были, в том числе, в моем родном Камско-Устьинском районе.
Пришла женщина, многодетная мать, у нее трое детей. Ей нужен был специальный аппарат для ребенка-диабетика. Аппарат быстро измеряет уровень сахара. Они купили за свой счет в кредит аппарат за 49 тысяч рублей. Я позвонил знакомым ребятам, которые верят в Бога, и спросил, не желают ли помочь? За 2,5 часа они прислали средств в два раза больше, и мы решили еще и другие проблемы.
После этого женщина звонила, была очень растрогана и никак не ожидала, что такое решение будет. Конечно, это частный случай и не решает проблемы в целом. К сожалению, всем так помочь не получается. Но, тем не менее, мы проводим эти «круглые столы» для того, чтобы общественные инициативы по решению тех системных проблем, которые есть, были услышаны, чтобы их можно было оформить и отправить на тот уровень, на котором эта проблема может решиться. В данном случае на уровень Государственной думы РФ.
Недавно слышал информацию, что в России миллиарды собирают средства на различные благотворительные фонды. В магазинах ставят ящики для пожертвований. Сейчас Госдума ужесточает порядок, чтобы аферисты этим не пользовались. Если кто-то захочет помочь другим людям, какие благотворительные фонды вы порекомендуете?
– Нет, специально мы не рекомендуем. Нас могут обвинить в аффилированности или еще в чем-то. Если ко мне обращаются с личной просьбой, то в таких случаях я стараюсь действовать не как руководитель Фонда социального страхования по РТ, а просто как Павел Лоханов. Я кого-то знаю, к ним напрямую обращаюсь, говорю, что есть такой человек, которому нужна помощь. И время от времени это получается.
Вы сказали, что за восемь месяцев работы Фонд несколько раз проверяла прокуратура, федеральное казначейство. С чем это связано? Почему такое пристальное внимание? Я помню, перед вашим приходом были скандалы, связанные с ФСС.
– Ваш вопрос вытекает на самом деле из того, что мы расходуем деньги федерального бюджета. И это деньги немалые. Естественно, деньги всегда подотчетны, любят счет, и поэтому нас проверяют.
В этом году нас проверило Управление федерального казначейства, дважды нас проверил центральный аппарат ФСС, одна проверка в настоящий момент проходит сейчас. Нас пять раз проверяла прокуратура по единичным обращениям граждан, была комплексная проверка.
К нам по старым делам еще приходят сотрудники УБЭП, запрашивают материалы по прошлогоднему делу, которое было связано с выплатой пособий по материнству. Плюс 14 проверок у нас провела Федеральная антимонопольная служба в связи с тем, что мы проводим государственные контракты. Очень часто результаты госконтрактов какие-то фирмы не устраивают, и они подают жалобу. После этого ФАС нас проверяет. В этом году лишь единожды ФАС признала, что мы были неправы, и мы переиграли контракт. Один раз жалоба была признана лишь частично обоснованной. Даже санкций никаких не последовало, потому что в целом мы были правы. Очень часто некоторые болезненно реагируют на то, что проигрывают в тендерах и порой просто используют право на жалобу…
У вас, наверное, есть целый отдел по работе с проверяющими организациями?
– Да, отдел госзакупок занимается закупками. Есть контрольно-ревизионный отдел, в функции которого входит проверка и выявление внутренних системных ошибок для того, чтобы в будущем, когда нас будет проверять счетная палата или центральный аппарат, мы уже таких ошибок не допускали. Для этого КРУшники (сотрудники контрольно-ревизионного управления. – Ред.) и созданы. Сначала их воспринимали как механизм устрашения. Цель КРУшника – найти недочеты в работе, чтобы их исправить.
Когда мы проверили практически все филиалы, начали проверять отделы, то все увидели, что я карательные действия по отношению к директорам филиалов не применяю, а лишь прошу исправить ошибки. Они, как правило, связаны с техническими недочетами – что-то бухгалтерия неправильно насчитала, либо пересчитала, либо недосчитала. Конечно, это не связано со злым умыслом.
Вы сказали, что только восемь месяцев работаете, а на митинге уже потребовали вас снять. Сколько вам нужно поработать, чтобы это требование было логичным? Сколько времени требуется, чтобы вы поняли всю суть работы, и что для этого еще нужно сделать?
– Что из себя представляет работа, я уже понимаю. Обычно считается, что человек вникает полностью три года, а после пяти лет считается, что нужно работу менять, для того чтобы человек дальше развивался. Надо, чтобы я поработал хотя бы три года.
Если за это время не смог исправить какие-то системные ошибки, я считаю, что в таком случае требование было бы вполне закономерным и правильным. Но сейчас, когда ни один календарный, даже финансовый год у нас не закончился, требовать с меня, что я приду и махом решу все системные проблемы, которые даже не зависят от руководящих способностей предыдущего управляющего... Тем более работал он очень эффективно, и руководство Татарстана, руководство ФСС было им довольно. Он перешел на новое место работы, поскольку здесь проработал уже шесть лет и понял, что дальше человек уже не развивается, открыл для себя новые пути и горизонты.
Павел Николаевич, Президент Татарстана пошутил, когда вас представлял: «Мы вернули Лоханова из ссылки». Помните? Вы как воспринимали работу главой в Камском Устье – как ссылку или как вызов?
– Ни в коем случае. Среди друзей в шуточной форме меня частенько подкалывали на эту тему, но знаете, что из себя представляет Камское Устье? Это замечательный туристический рай, жемчужина Татарстана, как ее назвал первый Президент РФ Борис Ельцин. Район действительно непростой, сельскохозяйственный. Там есть системные проблемы, которые относятся ко всей российской глубинке, и не только к Татарстану. Но при этом там есть значительный туристический потенциал.
Считаю, что моим главным достижением за эти четыре года стало то, что Камское Устье стало узнаваемым, стало брендом. За это время Камское Устье по оценкам независимого туристического портала TVIL вошло в пятерку малых городов России по бронированию отдыха на летнее время. Мы построили там комплекс «Камский трофей», я привлек инвестора. Закамский Андрей Анатольевич, наш казанский строитель, вложил серьезные средства. Комплекс «Камский трофей» продолжает развиваться и пользуется определенной популярностью.
Потом в Теньках у нас появилась новая база. Бюджет района получил серьезные деньги, которые тоже были потрачены на развитие Теньковского сельского поселения. В Красновидово у нас ежегодно проходил «Яблочный спас». Это мероприятие уже вошло в план республиканских мероприятий. Более того, «Яблочный спас» стал лучшим событием по популяризации в сельском туризме страны. Сначала мы выиграли конкурс в ПФО, потом отправились на Россию и победили. Мы были номинированы нашим Госкомитетом РТ по туризму на лучшую муниципальную политику по развитию туризма. Это все случилось в прошедшем 2018 году.
А по сельскому хозяйству вы не были в лидерах – почему? Удалось вникнуть за три года, которые вы там проработали?
– Четыре года одну неделю и три дня. Камское Устье традиционно было не в лидерах сельскохозяйственного производства. Ради справедливости стоит признать, что в Камском Устье, и это подтверждено учеными, министерством сельского хозяйства, низкий бонитет почвы. Это стобалльная шкала, по которой оценивается качество почвы. Недра Камско-Устьинского района богаты доломитом и гипсом, там находится старейшая в Европе гипсовая шахта. В районе хорошо растут яблони, груши, сливы, вишни. Садов там много и многие люди живут тем, что продают эту продукцию. Естественно, за четыре года совершить какой-то коренной перелом не получилось, чуда не было.
Но за четыре года, могу с чувством глубокого удовлетворения сказать, там количество фермеров выросло с 14 до 35. При поддержке Президента РТ Рустама Нургалиевича, бывшего министра сельского хозяйства и продовольствия РТ Марата Ахметова у нас была создана фермерская площадка, на которой 10 фермеров из деревни Малое Мереткозино, близ Камского Устья, разработали бизнес-план. Президент выдал заем на 27 лет через «Татагролизинг». Сейчас у них поголовье приближается к 400, живут с новыми надеждами и преисполнены оптимизма. По государственной программе построили новый клуб.
Что самым трудным было для вас во время работы главой района: люди, кадры, молодежь?
– Менталитет. Все-таки, несмотря на то, что все детство провел в Шеланге, понял, что я – городской человек. Там некоторые подходы к управлению не работают. В районе требуется жесткая вертикаль управления, требуется кнут и пряник, постоянный контроль исполнения всех поручений. Отвернулся – тут же про поручение забыли.
Вместе с тем там живут замечательные, талантливые люди. У нас сформировался очень хороший костяк в администрации района. И сейчас, когда я регулярно появляюсь на каких-то субботних мероприятиях, проводимых администрацией, мы с коллегами очень тепло общаемся, у нас сохранились теплые дружеские отношения.
Камское Устье по-прежнему в моем сердце. Это место, где я построил свой первый дом. Были два-три случая, когда мы готовы были выходить на сделку, но что-то срывалось и в этом чувствовалось какое-то божественное провидение. И получилось так, что появилось предложение. Я пришел домой и говорю супруге: «Мне предложили попробовать себя в роли главы района». Жена заплакала. Я говорю: «Не хочешь?». А она отвечает, что плачет от счастья.
Когда в пятницу меня представили на сессии, супруга на тот момент была беременна четвертым ребенком. В следующий четверг она сделала контрольное УЗИ, погрузила всех детей в машину, все пожитки, беременная за рулем с тремя детьми ехала в Камское Устье. Была жуткая пурга, а до Камского Устья 115 км. Она едет и едет, а пурга не заканчивается. Она думает: «Боже мой, куда же я еду». Когда я ей сообщил, что меня возвращают в Казань, она плакала две ночи, и ее слезы были абсолютно искренние, настолько мы прониклись этой размеренной спокойной жизнью в Камском Устье.
Вся социальная инфраструктура там полностью выстроена. Там у нас есть бассейн, где мои дети занимаются плаванием, мы ходим к репетитору по английскому языку, дети занимаются музыкой в музыкальной школе. Моя семья по-прежнему находится в Камском Устье. Потому что здесь мы пока еще все бытовые условия до конца не выстроили, учитывая, что мы из Казани уезжали впятером, а возвращаемся всемером. Тут есть некоторые нюансы.
У вас двое детей родились в Камском Устье?
– Да. Четвертый ребенок – Таисия, родилась в роддоме Камского Устья. К сожалению, в рамках модернизации этот роддом был закрыт, и нас отнесли к Буинской зоне. Поэтому пятый ребенок родился уже в перинатальном центре Казани. Все выходные я провожу в Камском Устье и среди недели по возможности стараюсь ездить, чтобы детей лишний раз обнять, поговорить и побыть рядом. Такую разлуку с семьей воспринимаю очень тяжело.
Большое спасибо! Надеюсь, что ваши идеи по формированию обратной связи с людьми с помощью «круглых столов» и постоянного общения решат текущие проблемы, работа ФСС будет выстроена и таких отрицательных поводов для встреч станет меньше.
Нет комментариев-