В 2016 году Высшая школа приняла пятилетнюю стратегию развития. Вы остаетесь ей верны?
— Действительно, в университете есть долгосрочная стратегия, но каждый год все структурные подразделения защищают дорожную карту, вносят коррективы под вызовы времени. Медиасреда — самая динамичная, всеядная, поскольку быстро поглощает технические решения, а потом обдумывает, что с этим делать, поэтому дорожную карту в этой сфере сформировать очень непросто.
Что конкретно было сделано в Высшей школе с того времени?
— Невооруженным глазом видно, что с 2016 года большое внимание уделялось техническому переоснащению Высшей школы. У университета есть серьезное конкурентное преимущество — наличие собственного телеканала Univer TV, который последние два года тесно взаимодействует с образовательными процессами в Высшей школе. Там проходит техническое довооружение. Мы оснастили Высшую школу специализированными аудиториями по производству новостей — ньюсрумами. Уже далеко за пределами Высшей школы и даже Казани известен наш шоурум — большой телевизионный павильон, оснащенный техникой, работающей в формате 4K/UHD. Там студенты записывают большое количество проектов, в том числе учебных. Не все из них выходят на большой экран, но шоурум используется и для этих целей. Переоснастили ряд аудиторий компьютерами, есть планы по дальнейшей модернизации. Нельзя говорить, что мы осовремениваем образование, делаем его практико-ориентированным, не имея этих практик у себя. Это был бы пустой разговор.
Какие ваши дальнейшие шаги?
— Теперь нужно понять, насколько структура Высшей школы отвечает вызовам времени: цифровая экономика, появление все новых платформ для распространения контента и его доставки, высокие требования к анализу того, что происходит на медиарынке. Здесь, помимо журналистики, телевидения, реализуются еще направления рекламы, связей с общественностью, медиакоммуникация. Словом, весь комплекс, связанный с функционированием медиапространства.
Как будете подстраиваться под вызовы времени?
— Достаточно давно сложившаяся структура Высшей школы уже не в полной мере отражала современные тренды и тенденции завтрашнего дня. Это было ясно даже по названиям кафедр, профилей. Скажем, профиль «периодическая печать». Понятно, что он не актуален и не может автономно существовать без мультимедийного взгляда на процессы, происходящие в медиа.
На днях был ректорат, который поддержал предложения по структурным изменениям в Высшей школе журналистики. Вместо четырех кафедр, которые у нас занимаются направлениями «Журналистика» и «Телевидение», будут созданы две: кафедра глобальных и национальных медиа и кафедра телепроизводства и цифровых коммуникаций. Это названия кафедр, более крупных, более мощных, сориентированных на современные тренды. Мы будем формировать профессорско-преподавательский состав, привлекать практиков с учетом нового функционала этих кафедр. По сути кафедры станет три, ведь есть еще кафедра связей с общественностью и прикладной политологии.
Но структура вторична, главное ведь функция. Сейчас надо наполнить эти новые структуры, пересмотреть учебные планы, предложить рынку более современные и востребованные программы бакалавриата и магистратуры, более серьезно сориентировать журналистику на межотраслевые исследования. Понятно, что журналистика сама по себе не существует, мы не можем ничего делать без помощи математиков, IT-специалистов.
Надо усиливать практико-ориентированную составляющую. Надо прийти к тому, чтобы студенты не просто защищали свои работы, которые написаны, а очень часто списаны, а представляли как итог своего обучения конкретный проект. Желательно, чтобы он был востребован на рынке и через несколько лет, чтобы он успешно капитализировался без нашей помощи.
В связи с изменениями в Высшей школе журналистики будете привлекать новых преподавателей или дойдет до оптимизации?
— На профессорско-преподавательский состав это существенного влияния не окажет, поскольку новые учебные планы не снижают нагрузку на преподавателей. Число студентов, которых мы набираем, растет из года в год. Люди будут нужны – и те, которые есть, и новые. Еще встанет вопрос о привлечении практиков. Нужно найти модели и схемы, чтобы практикам было интересно здесь присутствовать.
Нельзя мыслить категориями, у тебя больше людей или меньше, — это неправильно. Люди должны быть эффективными, они должны давать качественное образование и всегда быть на острие практики. В медиа нельзя долго без практики, иначе тут же выпадешь из медиапространства.
Почему вам важно привлекать практиков к образовательному процессу?
— Я всегда говорю, что медийное образование отличается от медицинского, к примеру, тем, что там много этапов. В медиа и сложнее, и проще — тут не пройдешь через симуляторы. Это должно отрабатываться параллельно с получением основательных, фундаментальных знаний. В этом особенность медиаобразования, поэтому нужно, чтобы во время всего образовательного цикла практики были рядом с нами.
Расскажите, как у вас получилось распиарить шоурум, пригласить в гости Николая Баскова, Тину Канделаки, Алексея Венедиктова?
— Наш шоурум начал функционировать в январе прошлого года. Количество медийных личностей, которое здесь было, такое большое, что всех сразу не вспомнишь. Договариваемся по-разному, но есть один принципиальный момент — все они приходят бесплатно. Некоторые недооценивают тот фактор, что для многих известных и состоявшихся людей, у которых, в общем-то, все есть, престижно появляться на площадках ведущих федеральных университетов. Мы же этот фактор приняли как аксиому и каждый раз убеждаемся в том, что так и есть.
Здесь появляются и главные редакторы, и генеральные директоры крупных медиакомпаний, известные шоумены. Мне все время припоминают Баскова. Видимо, он больше других запал в душу, а это ведь тоже преподаватель одного из вузов Москвы, который учит сценическому мастерству, пению. Ему небезынтересно, какая завтра молодежь придет в медиа, потому что взаимоотношения медиа и шоу-бизнеса — это целая история, и довольно непростая. Надо отдать должное, здесь это был совсем другой человек. Человек, которому важно наладить контакт с молодежью и поселить в них надежду на то, что взаимоуважение в медиапространстве восторжествует. Разумеется, когда более агрессивное поколение журналистов уступит место более прагматичным коллегам.
Приятно, что площадка стала престижной для людей самых разных специальностей: для политиков, экономистов, ученых, артистов и, естественно, для журналистов. Они считают своим долгом быть здесь и общаться с теми, кто завтра хочет стать большим, известным, талантливым журналистом.
У современных детей есть желание заниматься журналистикой?
— Сегодня в школах, гимназиях, лицеях, домах детского творчества созданы медаклассы, медиакружки, школы молодого журналиста, телевизионщика. Часто эти дети знают даже больше, чем мы, потому что дети растут на современных технологиях. Я поражаюсь: третьеклассники приходят на День открытых дверей в Высшую школу журналистики и задают такие вопросы! Просто молодцы! Жаль, что нельзя принимать с третьего класса, эти дети уже почти готовы. Хотелось бы все эти кружки и секции держать под каким-то методическим, технологическим сопровождением, чтобы подтягивать их знания и принимать в качестве студентов уже более готовых ребят.
Вы уже сказали о Дне открытых дверей. Это единственный формат общения со школьниками и будущими абитуриентами?
— Форм общения с молодыми людьми очень много. Даже День открытых дверей меняет свой формат. Раньше как было: вот у нас День открытых дверей, приходите, мы вам покажем наших преподавателей, они вам расскажут, как хорошо у нас учиться и как сюда поступить. Сегодня это не очень хорошо заходит по нескольким причинам. Во-первых, и дети, и родители очень продвинутые. Они в состоянии всю эту информацию посмотреть в интернете, на портале университета. Они к нам приходят, все это уже зная. Может, кого-то интересуют детали типа «сколько это стоит».
Сюда приходят с желанием посмотреть базу. Теперь, когда люди задумываются, куда поступать, знают, что выбор есть. Но им надо объяснить, почему учиться в Казанском федеральном не менее престижно, чем, например, в МГУ. И родители, и дети должны понять, почему база подготовки здесь не хуже. Получается, люди хотят увидеть университет своими глазами, так что не зря мы начали с технологического перевооружения.
Второй момент: люди хотят узнать, что будет дальше, все теперь смотрят далеко вперед. Поэтому мы проводим Дни открытых дверей в формате встречи с будущими работодателями, которые руководят медиа, являются звездами журналистики или пиара, телеведущими. Подросткам и их родителям важно понять, что работодатели действительно ждут этих специалистов, что диплом будет не только гордо носить имя Казанского федерального университета, но и наполнен востребованным содержанием.
Используете социальные сети для общения с абитуриентами?
— Мы же говорили, что мы специалисты во всех современных платформах для передачи контента, а сами это не будем использовать? Как же так? У нас есть департамент университета по пиару, и мы пользуемся их предложениями. Например, Instalive, где мы рассказываем о Высшей школе, собирает до 1000 человек сразу. Какой мы должны провести День открытых дверей, чтобы махом собрать такое количество? Их мы физически не сможем разместить, даже если соберем. Тем более мы хотим рассказывать о себе по всей стране, не только по Казани. Это позволяют современные формы.
Используем активный выход на все социальные площадки, причем не так, как традиционно все говорят: «Переходите на наш аккаунт». Надо, чтобы человек сел и нашел именно твой аккаунт и подписался на Высшую школу журналистики Казани, а не Высшую школу журналистики Санкт-Петербурга. Не факт, что он так сделает, поэтому нужно идти во все сети, через них рассказывать о себе, общаться, отвечать на вопросы. Все инфоповоды, которые вы вспоминали, — известные личности, приходящие гости на UniverTV, наши студенты, которые работают в СМИ во время учебы, — это поводы заявить о себе.
В конце марта на ток-шоу факультета медиа ВШЭ пригласили пресс-секретаря Президента РФ Дмитрия Пескова, но деканат удалил запись ток-шоу по окончании программы. Как вы можете прокомментировать эту ситуацию?
— Есть принципы, которые еще во время моей работы в «Татар-информе» выработались: все пресс-конференции, все встречи с интересными людьми должны идти только в онлайн и выкладываться в полном объеме на сайт. Это вызывает доверие, это ключевой момент у молодежи, которая за свободомыслие обеими руками. Это нельзя угробить, особенно у журналиста, который собирается каждый день переосмысливать мир. Мы этот принцип используем и здесь.
На чем Высшая школа экономики погорела? Они взяли такой же формат студенческих ток-шоу, как у нас, у них есть медиацентр. Скажу сразу, я их очень люблю, чтобы коллеги не подумали, что я их критикую, но смотрите, что у них с Песковым получилось? Встречу они записали, потом поняли, что он что-то не то сказал, и решили: «Давайте спрячем». У нас это невозможно: пришел человек, сказал, а это все было в онлайне. Чего прятать? Сидела куча журналистов, которая все это слушала.
На студенческие ток-шоу вы нередко приглашаете СМИ, для чего это делается?
— Во-первых, нам важно, чтобы студенты общались с будущими коллегами. Во-вторых, СМИ должны сами видеть, что тут происходит, потому что зачастую спикеры более откровенны с молодежью, чем с профессиональными журналистами. К сожалению, это проблема медиасреды, наша проблема, что мы понизили доверие к себе, а к молодым его сейчас больше. Когда на площадку приходят действующие журналисты, когда все в онлайне, когда здесь присутствуют не только наши студенты, но и из других университетов, что потом спрячешь? Это вызывает доверие у тех, кто сюда приходит, и самоуважение у тех, кто у нас учится. Важно, чтобы будущий журналист шел в профессию, уважая себя и понимая, что все, чему его учат, не от лукавого. Это не ситуация из серии «Мы вас учим быть свободными, честными и справедливыми, но вот давайте это ток-шоу никому не покажем». У нас это невозможно.
В Высшей школе журналистики еще есть бюджетные места или учиться на журналиста можно только за деньги?
— Количество бюджетных мест сокращается. В этом нет ничего приятного, но нет и ничего страшного, потому что оно и было небольшое. Если взять прошлый год, то было четыре бюджетных места по направлению «Журналистика», направление «Телевидение» всегда было коммерческим. Еще четыре бюджетных места было на направлении «Реклама и связи с общественностью». Если еще учесть, что есть льготные группы поступающих, есть люди, пришедшие с очень хорошими баллами ЕГЭ, соберем порядка 250 студентов бакалавриата, а бюджетных мест всего восемь. То есть Высшая школа журналистики была коммерческой, но в этом году это приняло абсолютную форму. Теперь тех самых восьми бюджетных мест нет.
Этот факт может снизить интерес у абитуриентов к Высшей школе журналистики КФУ?
— Я не вижу тут трагедии. Журналистика, телевидение и медиакоммуникации, реклама и связи с общественностью — очень развивающееся направление. Вопрос в том, чтобы в ситуации коммерции не допустить перекосов. Возникает возможность поступить любому желающему, в том числе откровенно слабому и которому вообще все это по барабану. Надо держать планку, поэтому есть минимальные баллы. У нас еще есть два дополнительных экзамена, которых не существует по многим другим направлениям подготовки в университете. Поступающий сюда пишет письменную работу и проходит собеседование, и это тоже форма контроля за качеством тех, кто поступает.
Бытует мнение, что уехать на учебу в столицу престижнее. Вы так не думаете?
— Мне иногда говорят про престижность, но я не думаю, что Казанский университет в этом уступает. Говорят, мол, мы видим всех выпускников МГУ на федеральных каналах, в федеральных СМИ, а наших нигде не видим. Как это мы наших не видим? Мы от наших только и отбиваемся. Кругом наши сидят. Да, не генеральный директор, хотя есть и большие руководители. Например, главный редактор «Российской газеты» — выпускник журфака Казанского университета.
Самое главное не соревноваться, где ты главный, в Москве или в Казани. Когда виртуальное пространство управляет всеми информационными потоками, ты можешь быть где угодно. Вопрос в том, что ты делаешь и что ты выдаешь. Ты можешь стать великим в любой точке мира. И почему надо быть великим и заведовать только каким-то федеральным СМИ? Зато здесь все наши выпускники. Плохо про нас пишут наши выпускники и хорошо пишут наши же выпускники. В регионах Поволжья кругом выпускники Казанского федерального журфака. В том числе здесь учатся студенты от Китая, Бангладеш до самых до окраин.
Нет связи между сокращением бюджетных мест на журфаке и тем, что в этих специалистах не нуждаются работодатели?
— Значительная часть образовательного процесса будет уходить в сторону коммерции. Другое дело, что работодатель должен подключаться. Вечный разрыв — работодатель где-то в стороне ждет и просит: «Дайте хорошие кадры. Пусть либо бюджет оплатит, либо родители студента, а мы потом выберем самых лучших». У работодателей этот момент должен поменяться в сознании. Если рынок хочет завладеть хорошими умами, он должен участвовать в процессе, пока эти умы становятся хорошими.
Почему так произошло, что работодатель стоит в сторонке и просто ждет?
— В медиасреде это связано не с тем, что плохие работодатели, а с тем, что медиа переживали кризисный момент: переход на новые платформы, изменение принципов распределения на рекламном рынке и др. Медиарынок испытал потрясения, которые увели внимание работодателей от подготовки кадров. Сейчас все более-менее устаканилось, можно остановиться и подумать.
Работодатели, о которых мы говорим, — это учредители СМИ, гендиректора холдингов или кто?
— Когда я говорю «работодатель», я имею в виду не только СМИ, это и крупные компании. Ко мне поступает огромное количество писем, просьб, предложений от медицинских учреждений о сотрудничестве с целью подготовки специалистов. Медицина, стремительно развиваясь, тоже требует своего продвижения. Она борется за пациента, за право первой донести свои открытия или предубеждения о том, чего нельзя делать. Потребность в тех людях, которых мы готовим, выпускаем, постоянно растет.
Смотрите, как идет сближение таких направлений, как журналистика и экранное искусство. Сегодня трудно понять, когда мы смотрим телевизор, где кончилась журналистика и началось шоу, искусство, творчество и, наоборот, где шоу переходит в серьезную журналистику или даже в прямую пропаганду. Идет конвергенция, и потребность в людях, которые хорошо, легко и динамично в этот рынок вписываются, очень высока.
Есть ли интерес в медиаспециалистах со стороны бизнеса?
— Бизнес-структуры заинтересованы в отслеживании того, что происходит в информационном пространстве. Пока мы с вами разговариваем, в медиапространство такое количество терабайт новой информации поступило, она распространяется на самых разных платформах. Необходимо обработать ее, выбрать существенное, заметить угрозу в гигантском потоке. Может, там есть капелька, которая превратится в большую бурю, и, наоборот, можно принять за бурю то, что ничего не значит. Говорят: «Вот смотрите, что там пишут». А это, может быть, никто не читает или читает другая целевая аудитория. Ну и пусть читает на здоровье! А та, которая тебе нужна, на тебя внимания не обратила. Кто может профессионально анализировать контент, отвечать за его движение, планировать его и корректировать? Потребность в таких специалистах есть у огромного числа компаний.
Есть какие-то признаки движения работодателей? Кто-то уже подключился к процессу подготовки кадров?
Несколько дней назад компания ТНВ первой заявила, что объявляет грант на три места в Высшей школе журналистики. Она готова оплачивать обучение, трех человек по конкурсу отберет. Мы в свою очередь посмотрим, какие у этих ребят баллы ЕГЭ. Вот первый звонок к тому, чтобы работодатель начал включаться. Я думаю, если такому примеру последуют компании, не только из медиа, это будет серьезное движение. Только одна компания ТНВ объявила три гранта по подготовке татароязычных журналистов. Это одно из условий гранта, но он вполне компенсирует небольшую потерю по бюджетным местам, а также стимулирует рынок развиваться.
В составе Высшей школы журналистики есть кафедра татароязычной журналистики. Еще свежа память о языковой проблеме, которая произошла в республике. Интерес к татароязычной журналистике не иссяк?
— Во-первых, мы готовим медиаспециалистов не только для Республики Татарстан, но прежде всего для России в целом. Практически во всех крупных городах, где находятся крупные татарские диаспоры, существуют свои татароязычные медиа: интернет-СМИ, программы на телеканалах, печатные издания. Там заинтересованы в том, чтобы существовала информационная повестка на родном языке, на татарском. Спрос на людей, которые готовы профессионально на разных платформах, в разных условиях работать с родным языком, никуда не делся, он остается жив-здоров.
Другое дело, что когда говорим «национальное», это не значит «похуже и попроще». Это все то же самое, что на русском языке, только на татарском. Человек должен владеть тем же набором компетенций, быть настолько же адаптивным к меняющемуся медийному пространству. Кроме того, мы пытаемся усилить обучение языкам, и, помимо владения русским и татарским, у нас есть изучение английского как одного из иностранных европейских языков. В новый учебный план закладываем еще один из восточных языков.
Поскольку заговорили о Востоке, сейчас все крупные СМИ так или иначе освещают конфликт в Сирии. Выпускники Высшей школы журналистики готовы к подобной работе?
— Во-первых, наши выпускники и сегодня работают спецкорами в горячих точках мира, и вы можете видеть многих из них на экране. Во-вторых, на базе более крупной, сильной кафедры глобальных национальных медиа открываем новые магистерские программы, причем они достаточно уникальные. Например, международная журналистика по проблематике Ближнего и Среднего Востока. Мы видим, что наш Президент Татарстана все время находится в странах Ближнего и Среднего Востока, здесь постоянно проходят саммиты с представителями тех регионов. Где профессиональные медийщики, которые профессионально пишут об этом? Те, кто постоянно транслирует этот информационный поток, раскрывает, объясняет? Есть, конечно, международная журналистика на федеральном уровне, которая занимается этими проблемами. Там о чем? Про войну? В Сирии стреляют, в Йемене убивают. Все это, конечно, страшно и печально и требует своего информационного сопровождения. Но есть и информационный пласт, который связан с формированием инвестиционной привлекательности регионов. Он ни одним журналистом-международником не обслуживается. Поэтому мы открываем магистерские программы – кстати, с бюджетными местами.
Где ваши студенты проходят практику? Модернизированы ли университетские СМИ?
— Прежде всего – Univer TV, есть созданный студенческий интернет-ресурс Dragon News. Есть единый информационный центр университета, который обслуживает университетский портал, новостную ленту университета. Там практикуется ряд студентов. Ставку делаем на действующие медиа, которые есть в республике. Конечно, ведем переговоры и с федеральными партнерами, но прежде всего студенты практикуются здесь, у нас.
На кафедрах есть интернет-издания, в том числе «Стужурка». В них выходят материалы в рамках учебных программ. Это тренировка перед выходом на более серьезную аудиторию, но это не должно затягиваться надолго. Все должно делаться по-взрослому, по-настоящему, с прицелом на ту целевую аудиторию, с которой ты собрался общаться как журналист. Но учебные издания должны быть, все равно надо тренироваться. «Войну и мир» Толстой тоже написал не сразу, были и маленькие рассказы.
Какая аудитория у Dragon News?
— Это молодежный ресурс, он тоже еще развивается. Наша задача была создать вокруг него аудиторию. Какие темы волнуют молодежь? Большую часть молодых людей не интересует политика или экономика в той интерпретации, какую дают классические СМИ. Их интересуют кинообзоры, геймерство, все, что связано с ними самими.
Не всегда студентам-практикантам доверяют серьезную работу, вы об этом знаете?
— Когда я пришел сюда, читал некоторые отчеты о практиках. Там было написано так: «Первую неделю я носил кофе редактору, потом уносил чашку. На второй неделе я понял, что надо брать инициативу в свои руки и что-то делать, и тогда я стал посматривать подшивки. Вот и вся практика». Вот таких практик не только не хочется, их надо категорически запрещать. Когда мы говорим с медиакомпаниями, мы должны понимать, что практиканты научатся там чему-то уникальному, чему не смогли научиться здесь. Здесь все является симулятором полноценной редакции либо вообще полноценными редакциями, если брать Univer TV или Dragon News.
Другая ситуация, когда работодатель подстраивает студентов под себя и создается ощущение, что в вуз было совершенно необязательно идти.
Вечная проблема: куда бы ни приходили люди из вуза, им работодатель говорит: «Забудьте все, чему вас там учили, там учили ерунде, сейчас мы вас научим правильному». Но что мы видим? Доверие населения к СМИ падает. А СМИ говорят: «Мы не виноваты, не те люди приходят». Поэтому еще раз объясняю: люди после вуза шли в редакции, их там ломали и продолжали ту линию, которая является тупиковой. Отсюда, кстати, и объяснение всплеска всех новых платформ типа Telegram. Люди ищут альтернативные источники, которые подкупают некой искренностью, которой не хватает многим профессиональным редакциям.
Что же надо предпринять в этой ситуации?
— Этот порочный круг надо разрывать, создавать условия, при которых люди, приходя в редакцию от нас, некоторые законы, правила и принципы знают не понаслышке. Не им скажут: «Забудьте, чему вас учили», а выпускники вузов спросят: «Как вы тут еще работаете?» Молодые должны приходить со своими амбициями и знаниями выдавливать старый законсервированный дух, который уже население не очень принимает. Это одна из задач нашего учебного процесса, поэтому надо договариваться с редакциями, чтобы человек в ходе практики капитализировал свое имя. Он должен не со штативом бегать за оператором, а стать не меньшим мастером, чем тот, с кем он практикуется.
Подводя итог темы нашего образования, хочу сказать, что сейчас, как говаривал Остап Бендер, отовсюду мы слышим стоны о будущем медиаобразования, о том, как готовить и нужно ли готовить медиапрофи. Скажу одно. В условиях, когда главные битвы, а, по мнению многих экспертов, и собственно третья мировая война, идут именно с активным применением медиаоружия, отказ или низведение до факультативного уровня в подготовке с ранних лет собственных медиакадров, владеющих всеми современными технологиями создания и продвижения контента и управления умонастроениями людей, означает досрочную капитуляцию в этой стратегически важной битве XXI века.
Мессенджер Telegram для многих стал новым источником получения информации. Люди подписываются на каналы традиционных СМИ, читают анонимные каналы. Что такое Telegram, по-вашему?
— Telegram — это не больше чем очередная платформа донесения контента до искомой аудитории. Таких платформ очень много и еще, наверное, будет появляться много. В этом ничего запредельного нет. В 2017 году Telegram-каналы испытали взлет в силу ряда причин. Мы сейчас говорим об общественно-политическом Telegram в первую очередь, который начал соперничать с общественно-политическими изданиями.
Недавно канал «Еду в Татарстан» опубликовал анализ просмотров Telegram-каналов и СМИ Татарстана за месяц. По итогу получилось, что просмотров у каналов, больше, чем у всей «Татмедиа». Это катастрофа традиционных СМИ Татарстана или нет?
— Я считаю, социологически не очень верно, когда механически складывают количество просмотров Telegram-каналов с количеством просмотров, например, в «Татар-информе». Недавно видел эту статистику, где вдруг оказалось, что все Telegram-каналы просмотрело в совокупности за месяц больше, чем «Татар-информ». Но у Telegram-каналов есть пересекающиеся аудитории, так что это вопрос к медиааналитике. Я подписан на сотни каналов и у каждой сотни фиксируюсь как очередной просмотр, но я-то на самом деле один.
Второй момент — Telegram-каналы разноплановые: один живет левыми взглядами, второй — правыми, третий — либеральными. «Татар-информ» все-таки выражает одну позицию. Да, своего учредителя, но одну. Чтобы мы поняли палитру, насколько все-таки Telegram обогнал сегодня традиционные СМИ, мы должны все-таки сюда добавить еще «Реальное время», «Бизнес-онлайн» и остальных, кто находится в топ-10 татарстанского медиарынка, провести анализ совпадающей аудитории, исключить повторения. Нужны серьезные медиаинструменты, тут механический счет неприемлем. Надо вытащить уникальных пользователей, не повторяющихся с другими ресурсами, тогда мы их можем уже механически сложить и сказать, где какая аудитория.
Пока не будет запущен инструментарий серьезной медиааналитики, надо немножко остановиться в том смысле, что мы не переоценили роль и значение Telegram. Он один из источников распространения контента. Сказать, что он сегодня всех перещеголял или сделает это завтра, я не могу. Нет этих данных, и никто их пока не в состоянии выдать.
А нужно ли гнаться за этими просмотрами?
— Любое СМИ подстраивается под свою целевую группу. Оно может и не хочет другой аудитории, оно, может, и не нужно. Я могу иметь одного читателя, знаете кого? Владимира Владимировича Путина. И все, мне больше ничего не надо. Если я буду знать, что он каждый день лично читает меня, зачем мне миллионы просмотров? Надо уйти от количественной журналистики к качественной. Нужны качественные показатели реального влияния на аудиторию. Мы должны видеть, как мы влияем на умонастроения, если это общественно-политический ресурс.
У Telegram есть один большой плюс: люди сознательно выбирают тот или иной канал. Аудитория изначально как бы откалибрована, и она заинтересована получать определенного рода контент. У интернет-СМИ, например, такой возможности нет, потому что там публикуется много новостей. Кто-то придет и прочитает только спорт, другой — только политику, третий — про секс, извините. На Telegram-каналах в этом смысле аудитория более благодарная, в этом создатели Telegram-каналов определенно выигрывают.
Кто, по-вашему, ведет анонимные Telegram-каналы?
— В общественно-политический Telegram по большей части пришли все те же самые журналисты и медийщики. Это и по стилю видно, и по манерам. Telegram претендует на самодостаточность как прообраз нового типа СМИ, но при этом там возник феномен анонимности. Следовательно, туда можно войти, не идентифицируясь, как это и делают многие действующие журналисты, которые днем в одной редакции, а вечером ведут свои каналы. До сих пор анонимность была только в комментариях, которые идут под статьями в интернет-СМИ.
Здесь проблема в том, что журналисты, которые анонимно ведут каналы в Telegram, не могут сегодня найти возможность выразить свои мысли, свои желания, свои убеждения на традиционных публичных площадках. Это плохо и дает повод задуматься. Более того, оказалось, что журналисты боятся это сделать под своими именами.
Почему информация в Telegram появляется быстрее, чем в традиционных медиа?
— Telegram-канал может вывалить информацию, нарушая все традиционные требования к медиа: проверка информации как минимум из двух источников, презумпция невиновности, отсутствие эмоционального налета на новости. Telegram-канал — это нечто среднее между социальной сетью, где такие вещи вполне допустимы, и прообразом нового СМИ. Может быть, это и хорошо, что такая отдушина есть у действующих журналистов и экспертов. Плохо, что побаиваются, что за анонимностью рождается больше интересного контента, чем когда люди ставят свое имя.
Традиционное СМИ несет ответственность в соответствии с законом за недостоверную информацию, а Telegram-канал — нет. Я могу написать, что вы завтра будете назначены министром образования России, а вас туда не назначат. Действующее СМИ несет ответственность за такие вещи. Оно должно перепроверить информацию, найти ей подтверждение. Если оно будет писать, не проверяя, получит ярлык желтого издания, а еще «лучше» — судебный иск.
Тут разные весовые категории, но в этом тоже ничего страшного нет. Для медийщиков нужны новые платформы дополнительного распространения контента, который по каким-то причинам не может вовремя и в такой интерпретации выйти в СМИ. Не надо сталкивать одно с другим. Одно другому не противоречит, они друг друга иногда неплохо дополняют.
Авторов Telegram-каналов хоть что-то ограничивает?
— Ограничения у Telegram-канала связаны с уровнем сознания и культуры того человека, который этот канал ведет. Он ведь тоже какую-то позицию в жизни занимает и некоторые вещи из принципа писать не будет. А если мы ему это предъявим, он скажет: это мой канал, что хочу, то и пишу.
Почему бум Telegram пришелся на 2017 год?
— Вот появилась платформа Telegram, люди писали друг другу, потом группы создавали про культуру, про вязание, про спорт. Вдруг оказалось, что в таком формате востребована общественно-политическая тема. И зазвенело, загремело, в 2017 году произошел всплеск. Почему именно тогда? Технология достигла определенной узнаваемости и совершенства. Плюс предвыборный год, который с учетом анонимности заставил обратиться к этой платформе тех, кто хотел серьезно повлиять на политическую повестку дня, не отвечая за последствия своих слов. Все это простимулировало стремительный рост Telegram. Здорово? Здорово. Душить его? Ни в коем случае. Закрывать? Ни в коем случае. Отменить анонимность? Нет, а зачем? Она должна уйти сама. Человеку должно быть престижно, важно и безопасно выразить свою позицию. Это было бы здорово. В свете последних событий престижность и значимость личностного присутствия в Telegram только усилится.
Нет комментариев-