Настоящий ресурс может содержать материалы 16+

Лауреат международных конкурсов Ильгиз Мухутдинов: «Татарам мешает излишняя скромность»

Лауреат международных конкурсов Ильгиз Мухутдинов: «Татарам мешает излишняя скромность»
Ильгиз Мухутдинов – очередной герой проекта «Шәһәрчеләр» ИА «Татар-информ», посвященного молодым представителям татарской городской культуры.

 Ильгиз Мухутдинов студент Казанской государственной консерватории. Поет, пишет музыку. В этом году в рамках проекта TAT CULT LAB он подготовил эскиз оперы Назиба Жиганова на либретто Мусы Джалиля.

Главное правило проекта «Шәһәрчеләр» – герои ведут нас в дорогие для себя и любимые места Казани.

Ильгиз Мухутдинов позвал в студию звукозаписи на Астрономической улице.

Улица Астрономическая – бывшая «Поперечно-Воскресенская», новое название получила из-за близости к астрономической обсерватории Казанского университета. В истории Казани известна тем, что здесь когда-то стоял один из домов Шамиля (дом Марьямбану Шамиль Апаковой). Дом не сохранился.

– Руководитель этой студии – Айрат Ганиев, он тоже человек с консерваторским образованием. Здесь записывались очень многие. Рузиль Гатин, Артур Исламов, Гульнора Гатина, Алина Шарипзянова, Илюса Хузина пишутся в этой студии. Композитор Эльмир Низамов довольно часто приглашает сюда исполнителей, они записывают его песни. Мы сейчас находимся во второй комнате, а запись производится вот в той, первой. Здесь артисты готовятся к записи. Если подошло назначенное время, пришло вдохновение – идут в соседнюю комнату и быстренько записываются. Свои самые первые песни я тоже делал здесь, например песню «Бик бэхетле булыр идек без».


 А народные песни здесь звучат?

Здесь пишутся современные песни, а народные, мне кажется, требуют больше простора, такие песни хочется петь в больших залах. Их надо делать живьем, с инструментами. Хочется богатой аранжировки к таким песням, а не два-три инструмента. Народной песне нужны большие залы. И публика.

 Народным в студии, значит, тесно. А современные как-то умещаются. Мы сами теперь стали меньше?

Мы надеемся, что когда-нибудь и наши песни будут звучать так же, как народные, даст Аллах.

– Ильгиз, у студента Казанской консерватории не могу не спросить о нашей мечте – Музыкальном театре.

Об этом театре мы мечтаем давно. Еще в музыкальном училище появилась информация, что будет такой театр, и мы загорелись этой идеей. Несколько актеров поют на сцене, разыгрываются какие-то сценки. Тогда это нам было очень интересно. И сегодня нас это также вдохновляет. При этом труппа музыкального театра должна состоять из молодых артистов. Потому что часто режиссеры, приехавшие к нам в консерваторию ставить оперы, мюзиклы, отмечают, что работать с молодежью интересно, «они горят, источают энергию». И в своих интервью говорили, что молодые стремятся чего-то достичь и им интересно делать новое, готовы пробовать. Получается, смысл этого театра – в молодых артистах. Безусловно, и без мэтров не обойтись. Нам ведь и учиться у кого-то надо.

 Ваше поколение до сих пор горит этой идеей?

Пока да. Сколько еще это продолжится – не знаем. Хотя нам уже скоро выпускаться из консерватории, надежда еще есть.

 Что хотели бы ставить?

С репертуаром проблемы не будет. У нас для театров музыкальной драмы есть цикл произведений Сайдаша, новые композиторы пишут. Есть произведения Эльмира Низамова, Ильяс Камал сейчас тоже что-то пишет – оперу или оперетту. Авторы, которых мы не знаем, наверное, и у них есть какие-то вещи… Но ведь ставить негде, поэтому они и не говорят, что у них там есть. Придет время – эти композиторы появятся. 

«Историю мы должны знать» 

– Мы говорим, у нас есть музыкальное наследие. Но это произведения советского периода. Мы видим, что большинство драматических произведений для современной сцены уже не подходят. Может так же получиться и в музыке?

Да, события, идеи, описанные в некоторых операх, комедиях, драматических произведениях, мюзиклах, они больше для своего времени, а сейчас, возможно, и потеряли актуальность. Но что бы ни было, это все равно наша история. Ее мы должны знать. Если это военное время, то оно так и будет: те же ружья, пламя, танки, взрывы. Как ты это все уберешь? При всей нашей развитой фантазии мы не можем полноценно представить, как тогда все происходило. А театр это может показать. В опере «Джалиль» тему войны показали через кинокадры на большом экране – очень впечатляет.

 Тема войны есть также и в опере «Ильдар», эскиз которой ты подготовил в рамках театральной лаборатории. Хотел бы видеть эту оперу на сцене?

Очень хотел бы. Во-первых, это либретто Мусы Джалиля, во-вторых, музыка Назиба Гаязовича Зиганова. В свое время это был большой тандем – «Алтынчэч», «Ильдар»… Это пока только два известных нам произведения, сделанные в этом тандеме. Может быть, есть еще что-то, и они найдутся. Может быть, что-то было сожжено, ведь в свое время Джалиль был под грифом «секретно». Когда задумали делать эскиз, оперу «Ильдар» мы искали долго. Очень сложно было найти ноты. Либретто я искал целую неделю. В одном из томов Джалиля нашел пьесу «Лачыннар» – оказалось, это она, в скобках было написано «для оперы». Стали делать эскиз, а у меня и режиссерского опыта нет, за две недели что-то большое сделать не получилось. Но я попробовал. Молодые артисты подключились быстро, с большим желанием и работали с большим энтузиазмом.

 Ты уже представляешь себе, как это произведение можно было бы сделать для сцены, в современном формате?

Пока не очень хорошо представляю. Но на сцене эту оперу я хотел бы видеть. И причем участвовать в постановке не в качестве режиссера, а в качестве артиста. Чтобы получилось «вкусно» для всех – и для зрителя, и артистов, ее должен ставить опытный, талантливый режиссер. 


«Эстрада для меня страшное слово» 

Еще немного – и ты уже выпускник консерватории. Что дальше? Каким видишь свое будущее? Есть ощущение, что ты здесь нужен, востребован?

– Да, остался всего год, и, конечно, есть некоторый страх перед будущим. Строишь какие-то планы… Чтобы попасть в оперный театр, тебе нужно очень сильно стараться, более того, ты должен болеть этой оперой. Во мне этого нет. У нас вся консерватория мечтает об оперном. У меня такой мечты, наверное, уже нет, потому что в театр всех нас не примешь. Меня очень радует, что практически вся труппа Казанского оперного театра состоит из выпускников нашей консерватории. Особенно в последних постановках почти все партии исполняют наши.

– Значит, голос Ильгиза Мухутдинова пополнит нашу современную эстраду?

– Современную… Сложный вопрос. Для меня сегодня слово «эстрада» – страшное слово. Я не люблю это слово. Я вообще не делю на эстрадные песни и народные. Ты певец – должен уметь петь и эстраду, и народные песни, и какие-то зарубежные. И играть должен уметь, и танцевать. Концерт должен быть богатым по содержанию.

Люди ведь разные, и вкусы разные – кто-то любит соленое, кто-то – сладкое…

Если кому-то нравится народная песня, а второй, может быть, любит современную эстраду. Ты ведь учился в консерватории – можешь петь какие-то арии из опер. Сам растешь, и вместе с тобой растет твой зритель. Я это знал не всегда. С романсом познакомился только в училище, даже не знал такого слова – «ария». Это только сейчас, разучив много романсов, понимаешь их красоту и богатство. Если бы не поступил в музыкальное училище, может быть, и не узнал бы вообще.

А ведь многие и не знают.

– Да, довольно много таких. Эта проблема уже не только в нас. Это проблема телевидения, радио, остальных СМИ. Что они показывают? За что платят, то и показывают. Вот мы, молодые исполнители, выпускаемся из консерватории. Куда идти?! У тебя есть песни, есть репертуар. Идешь на какое-нибудь радио. Тебе говорят – вот прайс, ты смотришь на него и говоришь – к сожалению, не хватает. А тебе – ну, тогда извините, и на этом все. Где взять молодому артисту столько денег? Как ему отдать песни на радио? 

И что этот артист делает?

– Ищешь какие-то пути, находишь. Те же банкеты… если совсем в этом не увязнешь и не потеряешься. Или кто-то начинает работать с продюсерами. Сегодня, видимо, по-другому не получается. Миром управляет информация.

Значит, Ильгиз Мухутдинов, став дипломированным оперным певцом, где-то будет находить деньги и ротировать свои песни, если получится, соберет свою группу и будет ездить на гастроли. Если понравится организаторам официальных концертов, то будет выступать на них. Ты такое будущее видишь?

– Сейчас все гонятся за деньгами. Если у меня появляется нужная сумма, то идешь записывать песню. Смысл ведь в этом – ты популяризируешь свой продукт. Разными способами. Сейчас помогают социальные сети. Поэтому теперь все стали блогерами. Это бесплатная реклама. Возможно, потом уже и на радио отдаешь, когда появляются деньги. Ты стараешься, чтобы твою песню услышали, чтобы она разошлась. Самое приятное – это комментарии слушателей, когда пишут, говорят: «Вы так хорошо поете, у вас красивая музыка». Пожелания успехов. Вот это дает силы что-то делать в будущем.

Много таких? Которые хвалят?

– Есть такие.

Они в основном чей зритель? Скажем, Элвина Грея или Альфии Авзаловой?

– Не знаю. Сейчас ведь люди не фанатеют только от одного артиста. «Многофункциональный» зритель – наверное, будет не совсем правильно, лучше так скажу – меломаны. Зритель многогранный в своем выборе музыки. Смотрю чей-то Инстаграм и думаю – ага, он сходил вот на такой концерт. Даже не думал, что ему может понравиться такое. На концертах Айдара Файзрахманова, например, или на концерте Филюса Кагирова могу встретить людей, которых совсем не ожидал там увидеть.


 Пришел на концерт – еще не значит, что фанат. Может быть, артист бесплатно раздавал билеты в организации, где работает твой знакомый.

– По бесплатным билетам люди вообще теперь не ходят. Организация выкупает билеты, бесплатно раздает. А народ говорит – не с нашего же кармана ушло – и не идет. Таких случаев довольно много – артисты рассказывают.

 Теперь вопрос, связанный с проектом «Узгэреш жиле». Как ты думаешь, нужна ли какая-либо реконструкция татарской песне?

Если сделают «вкусно», то пусть будет. В «Узгэреш жиле» довольно много вещей не понравилось, я говорю только по видео, весь концерт посмотреть не получилось. Но некоторые песни понравились, например «Эйткэн иден» в исполнении Айгуль Гардисламовой. Очень «вкусно» ее сделали. Там не грохочут разные инструменты, всего три инструмента и голос Айгуль. И песня красивая, для аранжировки достаточно поставить пару современных ноток, и все – глобальных изменений не надо. Если хочешь услышать совершенно новое, сделать мегавещь – сделай новое: напиши стихи, музыку – затем выведи в народ! А у народной песни есть корни, она и сегодня растет. Даже если задумаем изменить народную песню, ее корень, основание должны сохраниться.

 Вот сейчас дошли до проблем с аранжировками. Кажется, такая проблема на эстраде стоит довольно остро.

Есть проблема аранжировщиков. Аранжировщиков много, но хороших – образованных, знающих свое дело – мало. Учился он или нет – называет себя аранжировщиком, такие есть. По правде говоря, в России такому не обучают. Ты учишься на композитора в консерватории или в училище, и там тебя учат оркестровке. Аранжировка – это условное название. Аранжировка – сведение инструментов в оркестре. Изучив все это, можешь себя называть композитором, аранжировщиком. Например, Зульфат Валиуллин. Он парень из деревни, просто решил попробовать поступить в музыкальный колледж, его взяли. Сегодня на его работу есть спрос, потому что он образованный. Два года назад он окончил Казанскую консерваторию. В своем ремесле потихоньку развивается, растет. Изучает также звучание восточных инструментов. Мы ведь пока не до конца понимаем, как обрабатывать наши национальные музыкальные инструменты. Есть Марат Мухин, делает аранжировки. Они, конечно, всем не успевают делать. У нас ведь эстрада большая. Как найдешь время на такое количество исполнителей? Не только время, еще и здоровья должно хватить. Можете себе представить – в комнате с двух сторон две колонки гремят тебе в уши. Не только уши, голова взорвется от такого количества информации. Каждой песне надо придумать что-то новое, не повторяться. Это большая работа. Нюансов там очень много. Нужны время и терпение.


 В музыке с кем советуешься, кто для тебя авторитеты?

Очень ценю мнение своих родителей. В музыке с советами очень помогают Айдар абый Файзрахманов, Филюс Кагиров. Я им очень благодарен. Преподаватель в консерватории объясняет, с кем общаться, на чей концерт идти, а к чьим концертам даже приближаться не стоит. Или говорит: «Сходи, послушай – сам поймешь». 

«Татарский язык мне дали родители»

 Ты вырос в городе, но корни из деревни. Ты видишь будущее у села?

Будущее у села есть. Мой брат, например, человек, побывавший в армии, с юридическим образованием, сказал, что останется в деревне. Конечно, плохо, если мой брат один такой, но я надеюсь, таких много. Возможно, такие есть.

 А твой татарский – это результат стараний родителей или поездки в деревню помогли тебе сохранить родной язык?

Татарский язык мне дали родители, это сейчас мой татарский стал немного хуже. А так мы дома разговаривали только на татарском. Помню, когда я еще был школьником, папа сказал: «На улице можешь разговаривать хоть на китайском, но дома – только на татарском!» Спустя время он немного смягчился, но в то время был очень строг. Иногда забываешься, вставляешь русские слова и ловишь на себе папин взгляд. Я думаю, он правильно поступал.

 Хотел бы применить эту модель и в своей семье?

Да, применял бы. Судя по сегодняшней ситуации, понятно, что эта модель работает. Я сам живой пример этому.

 Брал только строгостью или мотивацию тоже использовал?

Он старался нас заинтересовать. Говорил, как же ты будешь разговаривать в деревне, если татарского не знаешь…

Родители нам покупали очень красивые, красочно оформленные татарские книги. Дети ведь в первую очередь воспринимают визуально. Мне кажется, это хороший способ заинтересовать ребенка. Мы эти книги читали, папа контролировал, хотя днем они бывали на работе, вечером проверял.

 А сейчас какой может быть мотивация для изучения языка?

Я пока даже не могу сказать. Хотя мне самому тоже предстоит стать отцом. Чем стимулировать ребенка – не знаю. С одной стороны, это даже как-то пугает.

 Как думаешь, искусство способно сохранить нацию?

Конечно. Но это дело не одного человека. Чтобы искусство соответствовало нынешнему времени, артист должен внести свою особенность и заинтересовать этой особенностью. И танцовщик в своем танце, возможно, найдет новые движения. Ведь нельзя ограничиваться только тем, что было когда-то. Должна быть новизна.

 Наш народ не особо склонен принимать новое.

Сейчас ведь жизнь идет вперед, развивается стремительными темпами. И с музыкальной стороны есть развитие. Рождаются новые оперы. Рождаются вот молодые поэты, пишут такие стихи – там глубина смысла и мысли. Не все, таких по пальцам пересчитать, но они есть. 

«Читать у нас нечего»

 Татарскую литературу читаешь?

Недавно перешел на западную литературу, у нас читать нечего. Раньше читал татарскую литературу. Со школы до училища. Сейчас читаю зарубежную литературу, потому что она есть в электронном формате. Пришел ночью домой, открыл, минут двадцать почитал. Слышал, что есть писательница Гузель Яхина, – пока руки не доходят.

 Если бы, например, книги автора исторических романов Вахита Имамова были в электронном формате, стал бы читать?

Читал бы. Такие вещи должны быть и в электронном формате. Это, наверное, невыгодно библиотекам. Но у меня не хватает времени дойти до библиотеки. Сегодня я мотаюсь между тремя зданиями консерватории.


 Как человек, который пишет песни, что можешь сказать о татарской поэзии?

Есть проблема текстов песен. Я говорю по современным поэтам. Потому что я еще не на том уровне, чтобы писать на произведения классических поэтов, меня пока это останавливает. Возможно, начну писать через несколько лет. Читаю Ангама Атнабаева, Ильдара Юзеева. Прочитал стихи Рустама Мингалима.

Из современных нравится поэзия Йолдыз Миннуллиной. Но к ее стихам нужна немного странная, волшебная мелодия.

 Что сегодня можем сделать я, ты и другие татары, чтобы изменить нашу национальную жизнь?

Общаться между собой на татарском языке. Вот вопрос прозвучал, сижу, думаю, что же можно сделать. Я не знаю, как глобально можно изменить. А сам – если только смогу что-то сделать через музыку, через песню.

 Свое будущее ты видишь в Казани?

Да. Если даже уеду, через три дня возвращаюсь. Не знаю, меня Казань тянет. Нет места лучше и красивее, чем наша Казань. Я чувствую, что нужен этому городу. Я буду нужен этому городу – почему-то есть такая надежда. Мне так кажется. Я люблю этот город.

 Кто для тебя самые большие авторитеты в татарском искусстве?

Хайдар абый Бигичев. Он среди татарских исполнителей занимает высокое место. Один из великих. А в театре – Марсель абый Салимжанов. Я ведь его и не видел, почему же так говорю? Когда я был маленький, дома был видеомагнитофон. Сестра записала спектакль «Альмандар из деревни Альдырмыш». Дома мы смотрели его. И там в титрах – режиссер Марсель Салимжанов. Сейчас ведь смотришь спектакль и ищешь смысл. А в детстве смотришь иначе – все остается в душе. Я вижу потенциал Филюса Кагирова. Уверен, в будущем он достигнет больших высот. Потому что он работает. Приходит с утра и до вечера делает репетиции. А еще – Рузиль Гатин. Он тоже очень трудолюбивый – то, что он сейчас в Ла Скала, только его заслуга, результат его собственного труда.

 Получается, авторитет для тебя тот, кто работает над собой, кто старается, трудится. Не мыслитель, а такая трудолюбивая пчела?

Для меня это тот, кто имеет мечту и идет к этой мечте.

 Какую черту татар ты мог бы назвать?

Татарам мешает излишняя скромность.


Оставляйте реакции
Почему это важно?
Расскажите друзьям
Комментарии 0
    Нет комментариев