Камиль Шамильевич, мы в одном из самых прекрасных мест — в мечети «Казан Нуры», которое носит имя вашего отца. Она очень современная. Ваша работа сейчас так или иначе связана с духовностью, с исламом. Вы являетесь президентом Болгарской исламской академии. Что самое главное в работе академии было за прошедший год? Какой главный итог ее работы?
Я человек своего времени — того самого атеистического прошлого. Разумеется, прийти в ислам было для меня совсем непростым делом. Но мы привыкли жить и верить во что-то — в КПСС, наши программы и идеалы, которые были построены. Потом эту конфетку у нас отняли. Время шло, и хотелось во что-то верить.
Перед смертью папа очень хотел видеть, как сын встанет на намаз. Длительное время он лежал в постели в тяжелом состоянии и попросил этого. Я долго переживал и думал, как же это сделать. Потому что я не привык делать просто так, для того, чтобы сделать. В итоге я встал перед папой на намаз, и с тех пор я уже окончательно в исламе. Ислам ко мне приходил, когда я был еще ребенком, потому что папина мама понемножку учила нас читать молитвы. Получилось так, что я госсоветник первого класса, самого высшего звания в РФ, и мне с исламом нужно было подружиться.
Разве это не сочетается? Будучи на государственной должности, не можете быть в какой-либо вере?
Согласно 14-й статье Конституции РФ религия и государство отделены друг от друга — мы светское государство. Но при этом каждый человек имеет право на любое вероисповедание. Но я хочу сказать, что у меня не было никакого желания становиться президентом Болгарской исламской академии, честно говоря. Я не видел себя в этом. Но потом поступило предложение от Минтимера Шариповича (Шаймиева — прим. Т-и) и Асгата Ахметовича (Сафарова — руководитель Аппарата Президента РТ — прим. Т-и).
Я попереживал, проанализировал свою прошлую жизнь и подумал, что если не я, то кто возьмет на себя этот тяжелейший груз. Почему он был тяжелейший? Потому что нужно было сделать страну более защищенной от терроризма и радикализма, из-за того, что наши ребята вынуждены ехать учиться за рубеж, где с ними работают и обрабатывают их. В итоге они приезжают другими и становятся оружием против нас. С этим нужно бороться.
Поэтому мы создали Болгарскую исламскую академию — высший уровень исламского образования. У нас есть докторантура, магистратура и бакалавриат, также есть медресе — уровень среднего образования.
Должности ректора и президента Болгарской исламской академии разделяются. Ректор занимается своими делами, я — своими. Это непросто, потому что в жизни все пересекается, но мы находим возможности и приходим к пониманию. Думаю, что у нас в итоге все получится.
Этот проект себя зарекомендовал? Встал на ноги?
Он нашел некоторое признание. У нас уже 240 человек подали заявления — не по нужде, им не давали «комсомольскую путевку» или направления от Духовного управления мусульман. Они сами решили у нас учиться, по своему желанию. Заявлений было намного больше — примерно два-три человека на место. Мы приняли только тех, кто сдал экзамены на «хорошо» и «отлично».
Сейчас в академии уже учится 115 студентов. На первом курсе — 58 человек, на втором — 57. Мы уже начинаем приобретать некоторое имя. Но это еще только «первые ласточки» и подводить какие-то итоги пока очень рано.
Какие планы по развитию? Будете ли расширяться, строить новые корпуса? Как обстоят дела с общежитиями?
Это будет, я уверен. Но пока окончательно сказать, как это будет выглядеть, нельзя. Мы должны обеспечить подготовку специалистов для всех общин. В общинах есть духовное управление мусульман, где должны работать подготовленные люди. Но нет такого документа, который бы говорил, что муфтием должен быть доктор наук, а заместителем — кандидат наук. Если бы это было, мы бы составили план по годам.
Кто должен принять этот документ?
К сожалению, такого органа нет. У нас государство и религия отделены. В религии никто не может дать таких прямых указаний. Также у нас в исламе нет объединяющего органа, как в православии. В православии есть вертикаль, на Поместном соборе решили, и все. У нас такого нет. Поэтому нужно знать, сколько народу мы подготовили.
Дело в том, что если человек получил образование за рубежом, то, приехав сюда, он должен отождествить свой диплом с нашим. У нас не пока такого органа, который скажет: признаем этот диплом, знания нам подходят.
А в Болгаре это будет?
Надо, чтобы делалось в обязательном порядке. Это все составляющие генеральной стратегии, которая должна быть в этом вопросе. Самая большая беда общего образования — у нас нет такого, чтобы, получив образование, люди были уверены в завтрашнем дне. Все равно область их использования не светская, а религиозная. Она суженная, своеобразная, обществом воспринимается не полностью.
Как считаете, когда будет доказана научная состоятельность академии?
Хороший вопрос. Мы в 922 году приняли ислам. И в 1080 году уже был создан образовательный дом — «дом знаний». Он породил нам таких великих людей, как Шигабутдин Марджани. Это все было, но до революционного времени. Сейчас условно за 100 лет с 1917 года у нас все выродилось. Обоих моих дедушек, которые были муллами, расстреляли здесь, на Черном озере. Конечно, сейчас все реабилитированы, но факт остается фактом. У нас даже первых ростков еще нет, чтобы мы сильные статьи публиковали в научных журналах.
Но по-другому мы себя даже не мыслим. Мы взяли себе такое направление, что мы должны обязательно иметь единые договоры с международными вузами и давать человеку двойной диплом, чтобы, выпускаясь, ему не надо было куда-нибудь ехать. Чтобы он получал такой же диплом. Если мы перешагнем этот шаг и будем наращивать свой научный потенциал, даже поднимая наши старые знания, тогда мы можем сказать, что у нас будет научная состоятельность.
Недавно академию посетил Сергей Кириенко (первый замглавы администрации Президента РФ — прим. Т-и). Какие у него были оценки?
Визит Сергея Владиленович стал для нас великим событием. Этот год вообще очень знаменательный.
В январе у нас был Президент РФ Владимир Путин и послушал про нашу академию, когда я о ней рассказывал. Это было великое событие — идет предвыборное время, он очень занят, но все равно нашел время, чтобы посетить нас. Потому что Владимир Владимирович — это человек, который стоит у истоков Болгарской исламской академии и неоднократно высказывался на этот счет.
Сергей Владиленович приехал, чтобы увидеть работу на местах, а затем собирать попечительский совет. Пока эта процедура нам предстоит. Перед этим Сергей Владиленович сделал некоторую репетицию и познакомился с нами.
Когда будет совет?
Это будет зависеть от того, когда мы сделаем документы, которые удовлетворяют понятиям Сергея Владиленовича. Он настроен быть председателем совета. Он примет решение, созовет его и возглавит.
Когда он был полпредом в Приволжском федеральном округе, ислам и Россия были его некой программой. Он занимался этой темой и понимает ее изнутри. Сергей Владиленович познакомился с нашим учебно-жилым комплексом и мечетью, где студенты проходят производственную практику. Он внимательно все посмотрел. Он очень тонко и быстро разбирается во всех элементах процессах.
Мы из Санкт-Петербурга переняли себе их автоматизированную систему управления. Сейчас две наши аудитории оборудованы автоматизированными системами. Кроме того, мы поставили автоматизированную систему управления всей академией — «Галактика». 50 вузов в России ее уже внедрили, и мы тоже этим занимаемся. Она очень интересная. Студент садится, набирает себе предметы из вариативной части. Тут же система проверяет, есть ли у преподавателя свободное время и есть ли свободная аудитория. И он набирает себе предметы, которые ложатся в расписание педагога. Это все делается автоматизированно.
Кругом за рубежом уже давно применяется, и мы у себя внедряем. Он все увидел, быстро понял. Потом нас поблагодарил, что мы стоим на правильном пути. Пока система внедрена не до конца, идут разработки.
Он понял, что мы имеем все условия: и проживания, и педагогов. Посещал занятия и высоко их оценил. Кириенко уехал от нас одухотворенный и понял, что из нас можно слепить то, что нужно государству.
Государству нужно, чтобы центр мусульманского образования был в России, а не за рубежом?
Да. Нам надо, чтобы наши ребята учились умеренному исламу, который есть у нас в центральной части России. Издавна мы живем мирно с православием и с иудаизмом. Вот такой нам в России нужен ислам.
Еще один важнейший вопрос, серьезный кусок вашей жизни — это ваша борьба за возвращение Казанской иконы Божией Матери в Казань. Что вы чувствуете, когда видите, как собор поднимается и растет на глазах?
Много чего чувствую. Казалось бы, идея, рожденная из пустоты. Поясню. У мэра кабинет выходит на балкон, а на улице в это время проходит крестный ход. И все кричат — мэр, верни нам икону. Один год, другой год. Опять одно и то же. И в конце концов мы сели, написали письмо в нарушение всех канонов — оно должно было пройти черед МИД, попасть в посольство и так далее.
Но оно попало в Ватикан очень простым путем — от меня прямо Папе Римскому. Он получил его, обалдел такому вызову, ситуации. И написал нам письмо — приезжайте на аудиенцию, возьмите с собой пять человек. Я тогда подумал — что это за аудиенция с пятью людьми? Пошел к Минтимеру Шариповичу, попросил кого-нибудь найти. Мы собрали делегацию, поехали. Мы ведем с ним аудиенцию вместо плановых десяти минут уже 35, потом члены делегации зашли, он им вручил медальончики и мы сделали совместную фотографию. Вот и все.
О чем разговаривали?
Разговор получился колоссально интересный. Я не был готов к такому разговору. Хотя мы приехали, мы репетировали, вечерами сидели. Я подготовил постановление о том, что мы место выделили под строительство католического храма, потому что всем мы все дали, а им нет. Я думал, он мне сейчас денежку откинет, мы построим его и спокойно решим эту проблему. Ничего этого не случилось.
То есть мы католикам — храм, вы нам — икону. Вы думали, что торг будет какой-то?
Это был один из элементов завязки разговора. Но главное было не в этом. Когда я начал с ним разговор, а он по-русски понимал, был у нас переводчик, но он поднимал голову — редко, он уже с недугом был, и спрашивал — а вы понимаете, что вы сейчас у меня просите? Я в растерянности, думаю, что сказать, я же атеист, не понимал всех этих моментов. И мне Всевышний, прислал такую фразу — Ваше Святейшество, я-то ладно, приехал, потому что вы пригласили. Но я прошу у вас икону Казанской Божией Матери, потому что удел святого человека — вернуть святыню на место обретения, чтобы она давала людям больше счастья и добра.
Он смотрит на меня удивленный, он же сам всю жизнь в святые стремился, а к нему приехал какой-то татарин и говорит: ваш удел — вернуть ее туда. Он уже совсем по-другому начал рассуждать, и у нас камердинер заходит через каждые пять минут, встает навытяжку, а он его гонит и гонит. А оказывается, в это время толпа собралась на площади в Ватикане, и он должен выйти и помахать, как он всегда делал. Народ на улице, а мы все сидим.
Момент попался, на который он нашел правильный ответ, и он уже был готов отдать. Хотя он говорил: «Вы не беспокойтесь, она никуда не денется, она у меня в придомовой церкви, я купил ее после покушения, она все время со мной. Ее список у меня в кабинете, в машине, это самое дорогое, что у меня есть». Когда он ее все-таки отдал и послал с ней пять кардиналов в Россию — он после этого недолго жил. Видимо, есть что-то такое.
Он даже придумал такую вещь. Ведь мы его не пускали (из-за трений между церквями), иначе бы он ее давно нам отдал. В Монголии живет пять католиков, он хотел к ним поехать и сделать остановку в Казани, во время которой передать нам икону, сидя в самолете. Мы бы к нему зашли и забрали, он же границ не нарушал. Но ему не дали посадку.
Что вы чувствуете, проезжая мимо храма сейчас?
Справедливость торжествует. Это нужно было нашему народу, потому что на нашей земле эта икона приносит больше пользы. Этот вывод делаю не я, а служители. Я это увидел, когда приходил несколько раз к ним. Когда пять кардиналов привезли ее и мы ее принимали в Богородицком соборе Московского Кремля. Я, мусульманин, шесть часов простоял со свечкой, пока шла литургия. Мне было приятно смотреть — наш Алексий (Патриарх Московский и Всея Руси — прим. Т-и), весь из себя могучий, и эти пять кардиналов обнимаются, целуются и передают эту икону. Татарин заставил православного и католика обниматься!
Ну мы же тоже в Татарстане воспитаны в духе толерантности.
Конечно. Вы вспомнили начало моей работы. Когда начинал, ко мне приходили православные: «Верни нам эту церковь, убери оттуда склад». Я начинаю заниматься возвратом. Всех расселил, все нашел, вручаю свидетельство. Проходит один день — ко мне приходит толпа мусульман: «Вы им отдали, а нам чего не отдаете мечеть?» И вот я с тех пор уже всегда сразу два объекта готовил. И мы вдруг оказались первыми, кто синагогу вернул. У нас же Дом учителя там был. Я иудеев собирал: «Ребята, ну дам я вам землю, постройте ее так, как ваши предки строили». Это же что — мэру воевать со своими учителями? Уму непостижимо. Они подумали, потом пришли: «Нет, Камиль Шамильевич, отдай». Но когда мы вернули, все говорили, как здорово. То есть эта толерантность, она прошла через мое нутро в этих делах и жила во мне как единое существо.
Вопрос личный. Ваша дочь Тереза была в свое время одной из светских львиц. Она организовывала много шикарных мероприятий, занималась благотворительностью, была очень заметной фигурой на казанском светском небосклоне. Десять лет она уже не дает интервью, исчезла из поля зрения. Чем она занимается? По моим обрывочным сведениям, она так же ушла в религию, как и вы?
Я бы сказал наоборот, скорее я ушел вслед за ней. Она душой и сердцем раньше меня там находится. И, самое главное, она это делает не из-за моды или прочих подобных причин, не копирует кого-то, это связано с ее внутренним состоянием. Она всегда была такой, еще в детстве с ребятишками они копали грунт в подвале дома, чтобы создать детский клуб. А сейчас у нее десять приемных детей и одна родная дочь. Внучка моя недавно замуж вышла, кстати.
Нет комментариев-