Сегодня Фарит Губаев презентует в ЦСК «Смена» фотоальбом «Казань — Париж», для которого отобрал 200 архивных снимков и нашел параллели между очень разными столицами.
Что общего между Казанью и Парижем?
Фарит Саитович, почему вы решили найти общее между столь непохожими городами, как Казань и Париж?
Месяца два назад мне предложили сделать проект, посвященный сотрудничеству Татарстана и Франции. А конкретно — «Казань — Париж». У меня есть много материала, но была одна сложность — трудно совместить в одной книге виды Казани и Парижа, уж очень большая разница между этими двумя столицами. Однако всё получилось. Если пройтись по каждому из этих двух городов, то мы увидим одно и то же: влюбленных, прохожих, зевак, наблюдающих за древними сооружениями. И это сближает Казань и Париж, несмотря на всю их разность. Уже на титульном листе книги я дал понять — это не столкновение архитектуры двух столиц, а их равновесие. Это касается не только архитектуры, но и человеческих эмоций.
Почему именно сейчас было важно рассказать о сотрудничестве Татарстана и Франции?
Ровно 20 лет назад была встреча с ЮНЕСКО, которая стала началом активного сотрудничества с Францией. Причем в этом деле Татарстан был первым среди регионов России. Штаб-квартира ЮНЕСКО обычно сотрудничает в области культуры с государствами, но республика проявила инициативу, вышла на прямую связь с представителями штаб-квартиры, и они предложили сотрудничество. Спустя 20 лет мы видим результаты: Болгар получил статус всемирного культурного наследия, также его получили Казанский кремль, Успенский собор в Свияжске. И в целом сотрудничество идет активное.
Но вы ведь не специально ездили в Париж, чтобы создать этот фотоальбом? Это архивные снимки?
Я ездил туда дважды. В первый раз в 1995 году, тогда пробыл в Париже две недели — это очень хороший срок. Во второй раз это был 2005 год. И снова поездка была не туристическая, мы занимались созданием выставки, поэтому тоже была возможность походить по городу и осмотреть его.
Если говорить про Казань, в основном это фотографии последних 10 лет. За это время город так изменился, что его просто невозможно узнать. Хотя есть и более ранние снимки. С Парижем было иначе — пришлось довольствоваться тем, что я уже успел отснять. Ведь я не могу каждый день туда ездить.
Долго вы занимались подготовкой этого сравнения Парижа и Казани?
Почти месяц сидел дома, создавал макеты и подбирал фотографии. Я считаю, что такого рода издания в Казани еще не было. Взяв в руки альбом, вы можете пойти на прогулку одновременно и здесь, и в Париже.
Мне до сих пор не верится, потому что сложно в такие короткие сроки сделать книгу. От идеи до выхода книги из типографии прошло чуть больше месяца. Это сжатые, я бы сказал — рекордные сроки, потому что полиграфия — процесс трудоемкий.
Давайте откроем любой разворот, и вы расскажете, как подбирали фото? О, памятник Мусе Джалилю около Казанского кремля!
Сначала снимок Джалиля я поставил рядом со снимком какой-то другой парижской скульптуры. Это была скульптура на тему Древней Греции, и мне казалось такое сочетание нормальным. Но, перебирая архив, я обнаружил снимок Де Голля. Я вижу, что это сочетание ближе, а по композиции эти два снимка — один в один.
Над каждым разворотом были раздумья. Нужно было уже запускать файл в печать, но я до последнего сидел в типографии, говорил: «Ой, а я нашел другой снимок, давайте поменяем». Объем нельзя было менять, но поменять снимки получилось за полчаса до печати, я вмешивался в макет и менял картинку на более подходящую.
Как Фарит Губаев признавался в любви легенде фотодокументалистики Анри Картье-Брессону
Вы лишь дважды были в Париже, но одна из этих поездок подарила вам встречу с легендарным Картье-Брессоном, одним из основателей агентства Magnum Photos. Расскажите, как это было.
Когда я приехал в 1995 году в Париж, я совершенно случайно оказался на выставке фотографов из Magnum. Я пошел, это все-таки Magnum, уровень! А это была выставка почтенного фотографа, который в основном снимал культуру, театр, музыкантов. В основном это было интересно тем, кто знал всех этих французских деятелей культуры.
На этой выставке я встретил Пинхасова (Георгий Пинхасов — единственный выходец из России, когда-либо работающий в агентстве Magnum — прим. Т-и). Он уже жил в Париже и был членом Magnum. Он мне говорит: «Я тебе советую посмотреть на того человека. Узнаешь?» Я увидел, что возле стены стоит пожилой мужчина, опирается на трость, а рядом с ним женщина. Говорю: «Не знаю», а Пинхасов мне: «Как же не знаешь. Это Картье Брессон». Я подумал, что он меня разыгрывает. Это все равно, что сказать, что там Христос стоит.
В Париже не принято подходить и знакомиться. Пинхасов сказал: «Подходить не рекомендую. Там один парень пытался до тебя, так его Брессон чуть палкой не огреб». Он действительно был уже уставший, все-таки всемирно известный фотограф. Но я решился, подошел к ним. Он меня на голову выше, в годах. Я стал что-то по-английски говорить, а он сделал вид, что не слышит. Не смотрит на меня, общается с женщиной. Женщина была чуть пониже, я к ней обратился. Это, оказывается, была его жена. Она тоже фотограф, Мартине-Франк. Начал рассказывать ей про Казань, что казанские фотографы учатся на фотографиях Брессона. Она повернулась к мужу и говорит: «Анри, человек тебе в любви объясняется, повернись, поговори». Он наклонил голову, стал слушать. Я снова, волнуясь, начал рассказывать, что в Казани есть такая группа фотографов «ТАСМА».
Ему, наверное, понравилось, что я был так взволнован, что я не просто за автографом подошел. Приобнял меня, сказал, что рад встрече. Повел к знакомым фотографам и начал меня представлять: «Вот очень хороший фотограф из России». Он, наверное, подумал, что раз я учусь на его фотографиях, значит, что-то да понимаю, хотя не видел ни одного моего снимка.
Потом я снова подошел к Брессону и спросил: «Можно, я вас сфотографирую?» Он немного напрягся, но сказал: «Валяй!» Я считаю, что сделал хороший для себя портрет. Поставил его в альбом [«Казань — Париж»], нашел оправдание, зачем размещать тут портрет Брессона. Я показываю именитых людей, которых снимал в Казани. Здесь портреты Нуреева и Тарковского. А в Париже есть свои знаменитости — Брессон, а еще добавил фотографию его жены Мартине Франк и ее подруги, фотографа Сары Мун.
Зачем черно-белые снимки нужно печатать красками четырех цветов
Весь ваш альбом «Казань — Париж» — это черно-белые фото, почему приняли такое решение?
Я использовал только черно-белые фотографии — это ближе лично мне и позволяет уйти от «открыточной» атмосферы снимков.
Есть мнение, что монохромные фото делают даже плохие снимки лучше. Вы с этим согласны?
Цветом в жизни очень трудно управлять. Например, если в кадре есть ненужные яркие пятна, то проще перевести всё в черно-белый вид, не в фотошопе же замазывать. Когда переводишь в черно-белое, всё выравнивается. Эти пятна перестают быть такими раздражающими. Возникает иллюзия, что снимок стал лучше, но если фотограф сделал снимок композиционно неграмотным или нерезким, то тут уже ничего не спасет.
Психология восприятия черно-белого снимка немного другая. Нам не мешает дисгармония в цвете, и мы можем ставить акценты на нужных деталях. А еще снимок можно затемнить, нагнать драматизма, так что возникает ощущение, что снимок стал выигрышным.
Типографиям проще печатать черно-белые снимки?
Я очень благодарен нашей казанской типографии, издательству «Логос», где печатался этот альбом. Типография частная. Дело в том, что печатать цвет в общем-то легко. Есть триада основных красок (имеется в виду RGB, аббревиатура английских слов red, green, blue — красный, зеленый, синий — прим. Т-и), которые легко контролируются.
Черно-белый снимок, как ни странно, сложно печатается, потому что если печатать одним черным цветом, то получается преимущество серого цвета на снимке. Трудно регулировать глубину черного, потому что черный достигается за счет смешивания. Если добавить в черную краску красную, будет намного чернее.
Этот альбом печатали в четыре краски, как цветную фотографию. Конечно, от этого он стал дороже, но зато видно качество. Появилась градация полутонов и оттенков. Белое действительно белое, черное действительно черное. Я знаю, что в Москве есть типографии, которые используют для черно-белой печати восемь красок. Но в нашем случае четырех цветов более чем достаточно.
Цензура из фотографии ушла, а самоцензура осталась
Вы снимаете уже практически полвека. Что изменилось за это время?
Проблема в том, что со времен Советского Союза считалось, что фотограф — это подручный партии, человек, работающий на идеологию. Поэтому много постановочных снимков, прилизанных фотографий. В 70-е годы в Казани была такая практика, что один мой знакомый фотограф ездил по селам, снимал доярок и механизаторов. С собой он возил белую рубашку, белую косынку. Для чего? Приезжает он на ферму — там, естественно, все грязные. Тогда он надевает на колхозницу эту чистую косынку. Если он принесет в редакцию съемку, где доярки и механизаторы в грязной одежде, снимки не возьмут просто.
Это наложило отпечаток, так что до сих пор люди снимают с оглядкой. Вроде бы нет цензуры, но внутри каждого сидит редактор, который говорит: а вдруг это не надо фотографировать, вдруг тут что-то найдут? Я избавлялся от этого потихонечку. Уже в советское время были двойные съемки: сначала я делал фотографии для редакции, где рабочий весь такой красивый стоит у станка. Потом говорил: «Всё, закончили». Заводчанин выдыхал свободно, и я его снимал уже вживую, в свой архив.
Сейчас уже такого нет, я спокойно снимаю на улице. Хотя иногда натыкаешься на взгляды прохожих, нашей полиции: «Че снимаешь? Зачем снимаешь? Для кого снимаешь?» А если в деревню приезжаешь, то до сих пор проблемы. Старшее поколение все еще запугано, думают, что я шпион. В Париже идешь по улице, никто внимания не обращает. Иногда сам извиняешься, если нагло лезешь в личное пространство. Но фотосъемка ни у кого не вызывает такой агрессии. Здесь же, в России, не успеваешь фотоаппарат вытащить, как на тебя оборачивается половина улицы.
Будут ли еще фотоальбомы Губаева?
Где мы сможем купить фотокнигу «Казань — Париж»?
Я не буду продавать ее через магазин, потому что своеобразная книга. В магазинах чаще можно найти альбомы, рассчитанные на туристов. Они же покупают альбом, если видят там снимки и говорят: «Ой, я здесь был». Здесь другая стояла задача. Это мой несколько романтичный взгляд на два города. Я не навязываю читателю, каким должна быть эта улица или место, я просто делюсь своим взглядом.
Думаю, эта фотокнига будет интереснее знатокам и любителям черно-белой фотографии. Лучше всего эту книгу продавать через презентации. Мне и самому каждый раз будет интересна встреча со зрителями, я смогу услышать мнение человека о книге. Конечно, так реализовать книгу сложнее, но я не теряю надежды. Уже есть предложения приехать с книгой в Москву, Питер, Екатеринбург. Сейчас прорабатываем возможность сделать презентацию в Париже. Там она, само собой, должна пройти.
Тираж книги — 1000 экземпляров. Здесь [в ЦСК «Смена»] будет продаваться небольшая часть. Здесь есть нерядовой книжный магазин для знатоков, который имеет серьезную репутацию. Попрошу, чтобы книгу запечатали в целлофан, дабы не было этого любопытного листания от нечего делать. Книга все-таки дорогая, требует бережного обращения. Книги завернут в целлофан, но один экземпляр будет стоять на полке для ознакомления.
Альбом для фотографа ценнее фотовыставки?
Конечно, для фотографа книга — это то же самое, что для писателя. Книга стоит на полке в библиотеке, ее можно купить в магазине. Это более существенное свидетельство твоей работы. Что такое выставка? Повесили работы, люди их посмотрят, уйдут. Через неделю я даже сам не вспомню, какие работы были на этой фотовыставке.
Я считаю, что эта книга для меня — генеральная репетиция. В ближайшее время хочу начать подготовку своей большой персональной книги. Туда должны войти мои лучшие работы. Меня спрашивают коллеги и в Москве, и за рубежом: «У тебя есть свой личный фотоальбом?» Они удивляются, когда слышат, что еще нет. Люди имеют по десять книг, и это считается нормальным.
Не буду забегать вперед, чтобы не сглазить, но мне бы хотелось выпустить книгу на следующий год. Можно даже приурочить к 100-летию ТАССР. Можно будет сделать выставку своих работ, а на ее фоне — презентацию альбома. О своем альбоме я думаю последние лет десять, разбираю архивы, сканирую негативы, пленки. Многие работы давно гуляют по интернету, были публикации, но хочется все-таки добавить побольше малоизвестных снимков.
Нет комментариев-