«В бывшем казанском ЗАГСе мы ощутили энергию 19-го века»
«Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему. Все смешалось в доме Облонских…» Диана, здравствуйте. Сколько раз вы перечитали эту книгу?
— Много раз. Я до сих пор продолжаю перечитывать. От начала до конца я перечитала ее два раза, а потом уже безостановочно возвращалась к книге во время репетиций, постановок. Мы постоянно открывали те куски, которые нам были нужны, и разбирали их.
Когда прочитали в первый раз?
— Еще в школе, но тогда я вообще не восприняла эту книгу серьезно. Понятно, что с возрастом она читается совсем по-другому.
Почему вы решили вернуться к «Анне Карениной»? Чем эта книга вас зацепила?
— К спектаклю мы пришли так: сначала нашли здание, затем появилась идея постановки иммерсивного спектакля. Уже потом возникла мысль поставить здесь «Каренину». Здание было найдено не для постановки спектакля, мы его использовали в нашей ежегодной лаборатории «Город АРТ-подготовка», которую проводим в Казани. В этом здании ставила спектакль художник Ксения Перетрухина. Это была скорее художественная инсталляция – «Дневники Веткина» – по архивным документам. Это реальные дневники человека, который проживал в Казани во времена перестройки.
Во время «АРТ-подготовки» мы работаем над постановками спектаклей вне театральных пространств. За неделю художники, режиссеры, артисты в режиме сжатого графика должны подготовить эскиз будущего спектакля. У нас много примеров, когда эскизы перерастали в спектакли. Некоторые из них сейчас проходят в творческой лаборатории «Угол».
Возвращаясь к разговору о здании. Здание стояло пустым три года, оно было отключено от всех коммуникаций. Мы сюда вошли и ощутили, что здесь сильная энергетика 19-го века.
Сам по себе особняк очень классный. Подобного рода зданий мало, тем более оно пустовало. Стало как-то обидно за это здание, что его вдруг бросили. При этом оно памятное для всех казанцев, дорого им. Нам не хотелось, чтобы оно стало коммерческим объектом или госучреждением. Поэтому появилось желание наполнить его культурным контентом, чтобы зрители смогли снова прийти сюда и посмотреть на особняк с другой стороны, почувствовать ту энергетику, которую мы ощутили, когда впервые сюда пришли.
Ответьте мне, почему «Анна Каренина», а не «Дни Турбиных» или другие произведения, которые предполагают интерьеры 19-го века?
— Тот год был Годом Льва Толстого в Татарстане. Праздновалось его 190-летие. Все-таки Лев Толстой жил и творил в Казани, поэтому мы к нему, возможно, пришли.
Но почему не «Война и мир»? Не нашлось помещения для бала?
— Так мы решили. «Война и мир», может, будет потом. Спектакль будет идти cлишком долго.
«Анна Каренина» была актуальным произведением тогда и до сих таким остается. «Все смешалось в доме Облонских». О чем эта фраза? В ту эпоху в государстве было несколько шаткое политическое положение, и люди не знали, что будет завтра. Они не знали своего будущего. В этих исторических условиях все эмоции и чувства, которые они переживали, были на грани. Это был переломный момент в истории России. Хотя кажется, что мы все время живем в эпоху перемен и переломов.
Эта тема должна быть близка вашим гостям, которые приходят на спектакль.
— Да. Эти исторические предпосылки, сам роман, написанный про людей, которые жили именно в эту эпоху, само здание — все это породило постановку именно «Анны Карениной».
«Моя сверхзадача как режиссера, чтобы зритель посмотрел в глубину себя»
Вы читаете отзывы в соцсетях, слушаете людей, которые выходят после спектакля. Вам удалось достичь той цели, которую вы ставили перед собой? Люди чувствуют это погружение, эту смуту? Находят ли после нее в себе то, что позволяет им жить в современном мире?
— Это больше вопрос к зрителям. Если говорить о том, что я читаю, то отзывы в основном положительные. Понятно, что такая форма может кому-то не подойти. Во-первых, передвижение — это тяжело физически. Не все довольны этой формой, есть и такие. Но вообще отзывы тех людей, которые смогли отключиться и прочувствовать себя в этом моменте, только положительные. Это, конечно, очень радует.
Я от нескольких людей тоже слышал отзывы. Кто-то с первого раза не «въехал», кто-то понял, что делать, только на второй раз. У вас нет какой-то памятки, как смотреть иммерсивный спектакль?
— Есть правила, что здесь можно делать и что нельзя. Остальное зритель должен прочувствовать сам. Эта памятка выдается до начала спектакля, но там нет никаких маршрутов. В этом и есть идея иммерсивности. Наша цель — помочь зрителю погрузиться, постараться погрузить его в те обстоятельства и сюжетные линии. Для этого мы используем различные инструменты, которые взаимодействуют со всеми нашими органами чувств. У нас работал парфюмер над тем, чтобы, когда вы входите в локацию, вы ощущали определенный аромат, который действует на уровне подсознания.
Тактильные ощущения есть?
— Да, все можно трогать.
Можно станцевать с актером?
— Если пригласят. Актеров трогать нельзя до тех пор, пока они сами не станут с вами взаимодействовать. Все зрители в масках. У нас есть такое понятие: personal experience — персональное взаимодействие с актером, когда зрителя уводят в тайную комнату, раскрывают какой-то секрет, просят что-то сделать, признаются в любви — все что угодно. Тогда со зрителя снимается маска.
Получается, актеры его вовлекают в свой круг?
— Да, и эта грань между актером и зрителем в определенные моменты стирается. Лично для меня это очень яркие впечатления.
Почему этот жанр актуален на сегодняшний день? Мы все живем в какой-то динамике, гонке. Некогда бывает заглянуть к себе в душу. Мы живем в погоне за временем, за деньгами. Еще и столько информационных потоков, которые проходят через людей. Когда люди приходят сюда, они поначалу находятся в непривычных для себя условиях. Таким образом, они выходят из зоны комфорта, к которой привыкли.
Мы привыкли, что театр другой, поэтому здесь зрители находятся сначала в непонимании, а потом начинает подключаться интуиция. Появляется ощущение пространства, осознание себя в моменте. Step by step зритель погружается, если не отвлекается на своих друзей.
Гаджеты отбираете?
— Не отбираем, но пользоваться ими нельзя. У нас есть служители дома, которые за этим строго следят. Вообще очень радует, что зрители выполняют все условия. Бывает, конечно, что и перешептываются, но после двух замечаний они обычно перестают это делать.
То есть по ходу спектакля обсуждать нельзя?
— Нет, разговаривать вообще нельзя. Можно только в определенных зонах, куда можно в любой момент спуститься и самому сделать антракт.
Сколько по времени длится спектакль?
— Постановка идет три с половиной часа. У ВИП-гостей немного расширенная версия. Их приглашают чуть пораньше.
Вы можете посоветовать прочитать книгу перед тем, как прийти?
— Смотря зачем зритель идет к нам. Если вы хотите проследить за сюжетом, проанализировать роман, то, конечно, да. Может возникнуть такое чувство, что не все понятно, потому что линии пересекаются, сбиваются, расходятся. Все актеры живут от и до три с половиной часа, они не уходят за кулисы. Иногда они делают транзит, когда зритель может потерять актера из вида, но параллельно всегда идет другая линия. Ты заходишь в соседнюю комнату, а там идет совсем другое. С другой стороны, мне кажется, что так смотреть даже интереснее.
Мне говорили, что лучше «вцепиться» в какого-то персонажа изначально, и тогда у тебя более-менее сложится картинка.
— Можно ходить за персонажем и конкретно смотреть одну линию. Но можно ходить по локациям, исследовать их, посмотреть, что где происходит. Можно вообще никуда не ходить. Сесть в одном месте и смотреть, сцены будут сами появляться в вашей локации, но с перерывами.
Получается, что самая главная задача иммерсивного спектакля — погружение в эпоху, в запахи, в интерьеры.
— Моя сверхзадача как режиссера, чтобы зритель, посетив спектакль, посмотрел в глубину себя, сделал для себя выводы. Хочется, чтобы он не остался равнодушным, чтобы его тронуло.
«Актеры не могут никуда спрятаться и все проживают по-настоящему»
Давайте поговорим об актерах. Они все из экспериментальных проектов или это профессиональные актеры?
— У нас все профессиональные актеры. В январе прошлого года был объявлен кастинг — мы посмотрели 150 актеров или даже больше. Это и профессиональные актеры, и заслуженные артисты. Кого-то, естественно, мы уже потом приглашали на роли. Например, мы поняли, что нужен еще один Стива, и пригласили еще одного профессионала.
Актерский состав сборный. Есть люди из театра Камала, ТЮЗа, Театра на Булаке, из Москвы. Обе Анны Каренины — московские. Есть и непрофессиональные актеры. Например, танцоры. Но это все равно люди творческой профессии.
Каково актерам существовать без рампы, за которой находится зритель, когда он находится на расстоянии вытянутой руки и смотрит на тебя в маске?
— Я думаю, сейчас уже нормально, они привыкли. Мы делали много тренингов. Есть специальная тренинговая программа, которая работает как раз над тем, чтобы актер мог полностью погружаться и чувствовать пространство. Это очень важно, потому что здесь пространство играет большую роль. Они постоянно с ним взаимодействуют, присваивают его себе. Например, есть дом Облонских. Я знаю, что Долли уже знает каждый свой уголок, она сама все расставляет. Плюс у нас достаточно долго шли репетиции — около полугода. Мы уже сжились с этим пространством. Сейчас все сошлось, начало совпадать по таймингу, а изначально был караул. Поскольку есть общие сцены, а есть линии, когда они расходятся.
А ты вдруг где-то не доиграл в прихожей...
— На общую сцену ты должен прийти, да. Иногда актеры существуют сами по себе. Это тоже тренинговая программа — как они должны существовать. Это немного не бытовое существование, тут все по-иному. Это все мы делали в самом начале.
Потом такой момент возник, когда вдруг появился зритель. Мы делали пробные показы для себя, друзей и тех, кто участвовал в производстве спектакля, — швей, художников. Набрали 150 человек. Этого оказалось очень много, мы специально пригласили максимальное количество. В этот день мы играли 5 часов, потому что таймлайн увеличивался, начались транзитные переходы сквозь зрителя — это было тяжело. Первое время я чувствовала, что им тоже некомфортно, потому что слишком много народа.
Сейчас мы остановились на сотне людей максимум. 110 человек — уже тесновато. В целом сейчас актеры чувствуют себя комфортно. Самая большая сложность — они не могут никуда спрятаться, все проживают по-настоящему, все проносят через себя. То есть нет момента отдышаться. Актер погружен от и до.
Маска все равно играет роль некой рамки?
— Конечно. Но мне кажется, актерам помогает даже то, что зритель рядом. Они чувствуют его энергетику и видят его глаза, которые многое могут сказать. Если зритель сопереживает персонажу, актер это чувствует. Единственная сложность — зрители могут вести себя по-разному. Спектакль в целом очень зависит от зрителя.
«Иммерсивный жанр — это разговор с сегодняшним массовым зрителем»
Вы видели другие иммерсивные шоу? В Москве, в Европе они достаточно популярны.
— Изначально я вообще не понимала, что это и что мне нужно сделать, только примерно и теоретически. Конечно, нужно было посмотреть, что происходит в мире. Я видела и нью-йоркскую постановку «Sleep no more». Punchdrunk — это основатели жанра иммерсивного театра и нашего жанра спектакля-путешествия, в котором нет проводника, где ты сам выстраиваешь свой спектакль и получаешь эмоции, которые хочешь получить.
Я ездила в Москву и Санкт-Петербург, где смотрела такие постановки, как «Вернувшиеся», «Безликие», «Зеркало Карлоса Сантоса», «Музей инопланетного вторжения».
Первый спектакль, который я увидела, — «Вернувшиеся». Потом я посмотрела его еще раз пять. Я, конечно, очень долго была под впечатлением. Я понимала, что надо делать что-то такое. Тем более «Вернувшихся» ставили участники европейской команды. Они в этом уже разбирались и были ничуть не хуже нью-йоркского «Sleep no more».
Наш спектакль отличается тем, что у нас больше сцен. Сама книга просто огромная. В «Вернувшихся» больше пластического существования, там прекрасные танцоры. Очень здорово украшено пространство — видно, что работала крутая команда художников. У нас больше сюжета. В какой-то момент я поняла, что наш бывший ЗАГС — маленький, потому что непонятно, куда вместить более 80 персонажей для «Анны Карениной».
У вас все персонажи задействованы?
— Нет. В одном спектакле работает 27 актеров. Всего актеров больше 60. Их два-три состава. Среди них есть основные персонажи и персонажи, которые, так скажем, общество — один актер может сыграть одного, второго и третьего.
«Наш спектакль выстроен по классической схеме на современном языке»
Чему вас учили в театральном институте?
— Всему. Театральному искусству. У меня была классическая школа, нас учили актерскому и режиссерскому мастерству.
Помните иголочку, нитку, погружение в предлагаемые обстоятельства, школу Станиславского?
— Конечно, это же основное, тот фундамент, без которого нельзя ставить ни современную постановку, ни классическую. В принципе наш иммерсивный спектакль выстроен по классической схеме просто на современном языке. Он на стыке жанров. Это немного другой формат, который интересен зрителю. Он вовлекает в события, разгадывает загадки. Где-то это квест, а где-то кино.
Приглашали ли вы посмотреть спектакль своего преподавателя? Что он вам сказал?
— Да, посмотреть спектакль приезжал мой преподаватель Михаил Борисович Борисов. Я его специально пригласила. Для меня он большой авторитет. К его мнению я всегда прислушиваюсь. Более того, у меня в спектакле играют студенты моего курса. Например, Константина Левина играет Искандер Нуризянов.
Я не специально набирала близких людей, хотя с Аннами у меня получилось именно так. С Анорой Халматовой и Юлией Маленкиной мы вместе и учились, и работали, я их хорошо знаю. Девочек я пригласила, потому что мы не нашли никого в Казани. Для меня Анна Каренина — роковая женщина: когда она входит, все должны сразу понимать, что это она.
Михаилу Борисовичу понравилось. Он сделал мне мелкие замечания. Я ходила за ним, наблюдала за его реакциями. Я смотрела ему в глаза и замечала, что ему что-то нравилось, где-то он смущен, а в каких моментах у него возникли вопросы. Позже мы посидели, я представила актерам своего мастера. Он поблагодарил всех и сказал, что если бы он мог дать мне что-то, он бы это сделал. Имеется в виду «Золотая маска» или другой приз.
Какую жизнь вы прогнозируете этому спектаклю? Насколько он отличается от классического спектакля, который идет в театрах десятилетиями?
— В европейских театрах уже нет такого, чтобы показывать один и тот же спектакль десятилетиями. Мне кажется, театр должен жить! Может быть, после «Анны Карениной» будет совершенно другой проект. Нужно чувствовать язык зрителя и пытаться говорить с ним на одном языке, слышать, что он хочет. Если это будет интересно зрителю, то и спектакль будет жить долго.
В Казани достаточно консервативное театральное сообщество. Как оценивают вашу работу, что тебе говорят коллеги-режиссеры?
— Мы плотно работаем с ТЮЗом, театром им. Г. Камала. Я очень уважаю главных режиссеров театра Камала Фарида Бикчантаева и ТЮЗа Туфана Имамутдинова, мы часто встречаемся, общаемся. Фарид Рафкатович был у нас на спектакле, ему понравилось. Туфан еще не был на спектакле, но у нас играет много его актеров.
А сами ходите, смотрите? Что из последних вещей понравилось?
— Стараюсь смотреть все премьеры, не всегда получается. Последнее, что я видела, — это работа Туфана Имамутдинова «Элиф» с Нурбеком Батуллой. Прекрасный спектакль, который ударил мне прямо в сердце. Видно, что он сделан очень трепетно. На протяжении часа Нурбек один на сцене. Поражает, как он все проживает. Меня этот спектакль очень впечатлил.
«Есть идея поставить спектакль по анонимным комментариям в Интернете»
Расскажите о планах, что в ближайший год будет делать Диана Сафарова и творческая лаборатория «Угол». Что после «Анны Карениной»?
— Летом два проекта. Обещает быть интересным «Город АРТ-подготовка». Возможно, буду ставить там спектакль. Есть идея поставить спектакль по анонимным комментариям к статьям в Интернете. Бывают такие активные комментаторы, что забываешь иногда, о чем в статье было написано. Они иногда так сюжетно заходят, что понимаешь — вот он, театр. Ребята, вы сами тут театр просто делаете! Может быть, попробовать попытаться некоторым зрителям посмотреть на себя со стороны? Есть такая идея, но пока не знаю, как ее воплотить.
Зритель пришел на спектакль, он открыт. А комментаторы, получается, будут все в масках? Они же все анонимные.
— Может быть, они будут участниками спектакля.
Люди пользуются анонимностью, человек за свои слова не ответит, по морде не получит.
— Меня это трогает. Да, человек становится смелым. Чем он занимается сам, если он сидит целыми днями и строчит комментарии в онлайн-режиме? Это данность нашего времени и отношение к существованию Сети в принципе. Безнаказанность, безапелляционность, безответственность. С другой стороны — свобода, которую нельзя ограничить цензурой.
Какие еще проекты планируются?
— В ближайшее время — «Город АРТ-подготовка». Ведется активная организация, поиск волонтеров, собирается административная команда. В августе — «Свияжск АРТель», это формат постановки в нетеатральном пространстве, на острове-граде Свияжск. В этом году, возможно, будут ставить интересные медийные личности. Но не буду пока раскрывать секреты.
То есть в августе в Свияжске будет круто?
— В Свияжске всегда круто. Это такой классный остров, он сам по себе очень мощный, исторически и энергетически. Очень много драматургов туда приходят, вдохновляются воздухом и людьми, которые там живут.
«Издержки на производство спектакля всегда превышают доход»
Давайте поговорим про деньги. Сколько получают актеры?
— Это закрытая информация.
На кастинг приходило 150 человек. Чем вы их заманили? Финансовой стороной или творческой составляющей?
— Абсолютно точно творческой составляющей! Изначально мы вообще не говорили о деньгах. Актерам, которые пришли, я честно сказала, что я сама не знаю, что получится из этого проекта. Для меня и вас это все новое, и мы будем творить вместе. Проект развивался медленно, шаг за шагом, но актерам было самим интересно для их профессионального роста. Понятно, что у них есть зарплата, которая вроде бы их устраивает.
Но, раз уж они прилетают из Москвы, это все-таки интерес или финансовая составляющая?
— Мы оплачиваем актерам перелет на сам спектакль. Например, у нас одна актриса играет блоками две недели, то есть пять спектаклей. Если между спектаклями ей нужно уехать, это не возбраняется, но за свой счет.
Такие спектакли могут быть окупаемыми?
— Вы знаете, театр — это искусство, а когда мы говорим про искусство и деньги — это не совсем правильно. Театр, как любое другое искусство, не может существовать без какой-либо поддержки. У нас в России нет такого опыта, чтобы театр существовал без поддержки. А издержки на производство спектакля всегда превышают доход.
В этом проекте не было цели заработать, целью было показать спектакль наибольшему количеству людей, чтобы он дольше жил. Если спектакль не будет себя окупать зрительским интересом, то мы просто не сможем дальше играть. Наша цель — оставаться как можно дольше на плаву и сделать больше для жителей Казани и города.
Когда мы организовывали фонд, у нас не было цели зарабатывать, и сейчас этой цели тоже нет. У нас все фестивальные показы и лаборатории бесплатны, то есть можно прийти, зарегистрироваться на показ, это касается и лаборатории «Свияжск АРТель», и казанских лабораторий («Город АРТ-подготовка», «Аннигиляция» и другие). Мы делаем это, чтобы показы увидело как можно больше людей.
«Если наш «Угол» займет уголок в вашем сердце, будет здорово!»
Диана, а как к вам прийти творческому человеку? Скажем, у меня есть идея поставить спектакль. Я могу получить средства в вашем фонде на ее реализацию?
— У нас фонд не про то, что кто-то кому-то дает деньги. Смотрите, у вас есть идея, вы пишете нам письмо, где описываете основную идею. Затем дается срок на создание эскиза, обычно мы это делаем на площадке творческой лаборатории «Угол». Затем в зависимости от идеи мы начинаем понимать, как и что нужно для реализации полноценного спектакля.
Творческая лаборатория «Угол» для этого и создавалась, чтобы молодые режиссеры могли себя реализовать у нас в Казани. Изначально таких мест здесь не было. Сейчас есть такая проблема, как отток кадров. Я работаю в «Созвездии-Йолдызлык». Ежегодно туда приезжает профессура ГИТИСа и отбирает талантливых ребят, которым впоследствии оплачивается обучение, но когда они возвращаются сюда, им просто негде работать — театров в Казани не так много. Когда мы организовывали фонд, нас как раз волновала данная тема.
Прошло уже 6 лет, вы уже чувствуете, что выполнили поставленные задачи или выполняете их?
— Конечно, да. Мы уже второй год подряд в лонг-листе «Золотой маски» и два раза участвовали во внеконкурсной программе «Маски плюс». В этом году наша опера, которая была поставлена в Свияжске, получила специальный приз «Золотой маски». Мы уже достигли определенных целей, у нас выросла режиссер Регина Саттарова. Она ставила со мной «Анну Каренину».
Сколько творческих людей вовлечены в этот процесс? Люди же не всегда играют в профессиональных театрах? Или они и там и там?
— У нас нет постоянной труппы. Актеры приходят на конкретную постановку, так же как в «Анне Карениной».
Наш «Угол» открыт для всех. Чем больше будет приходить творческих людей, тем лучше. Понятно, что есть люди, с которыми мы несколько раз работали. Например, художник Ксения Шачнева. Она работает у многих режиссеров, и ее даже приглашают ставить в Москву. Как театральный художник она выросла на наших лабораториях.
Я хочу сказать: «Ребята, приходите к нам!» Мы рады сотрудничать и чем-то помочь, мы даем возможность людям реализоваться. Если наш «Угол» станет вашим и займет уголок в вашем сердце, будет очень здорово.
«Мы оживили тихую улицу Мусы Джалиля»
Как вы считаете, у нас есть театральная тусовка и как она воспринимает новшества и эксперименты?
— У нас есть свой зритель, который приходит неоднократно. Есть и критикующие. Мы не идем всем наперекор, а работаем по той же схеме, что и остальные. У нас есть совместные постановки и с ТЮЗом, и с театром Камала. Мы обмениваемся опытом. Иногда мы предоставляем нашу площадку. Например, когда у ТЮЗа не было малой сцены, мы им помогали.
Вы не слышали некоего снисходительного отношения со стороны маститых актеров и режиссеров?
— Что-то слышала, конечно, но это их право. Пускай говорят. Иногда люди критикуют, даже ни разу не придя. Это не очень хорошо. Нужно приходить, вести диалог и помогать друг другу вместо того, чтобы соперничать. Соперничать-то не за что.
Год театра вам в помощь или в нагрузку?
— Это ответственность. Хочется что-то творить и делать. Естественно, мы анализируем, как прошел предыдущий год, ставим более глобальные цели и достигаем их.
Ваши люди растут?
— Конечно, и больше зрителей приходят. Наши лаборатории становятся более обширными: охватывают больше мест, о них узнает больше зрителей. Мне кажется, это здорово. Театр должен быть везде, потому что сейчас театр — это больше социальная практика. Культурная среда способствует формированию социальной среды.
К примеру, была спокойная и тихая улица Мусы Джалиля. Здесь было темно. Это была непроходная зона, больше парковка. Мы поставили спектакль, и сейчас здесь начинают открываться новые объекты, украшаться улицы. Она становится светлой, здесь началось движение. Мы оживили этот райончик города.
Можете прочесть любимый отрывок из «Анны Карениной»?
— У меня много любимых мест. Прочитаю одно из них.
«Пройдя небольшую столовую с темными деревянными стенами, Степан Аркадьич с Левиным по мягкому ковру вошли в полутемный кабинет, освещенный одною с большим темным абажуром лампой. Другая лампа-рефрактор горела на стене и освещала большой во весь рост портрет женщины, на который Левин невольно обратил внимание. Это был портрет Анны, деланный в Италии Михайловым. В то время как Степан Аркадьич заходил за трельяж и говоривший мужской голос замолк, Левин смотрел на портрет, в блестящем освещении выступавший из рамы, и не мог оторваться от него…»
Спасибо за интервью! Желаю творческих успехов всему вашему коллективу!
Нет комментариев-