В январе исполнилось 110 лет со дня рождения знаменитого композитора и общественного деятеля, основателя и первого ректора Казанской государственной консерватории Назиба Жиганова. В ГБКЗ им. С.Сайдашева прошел музыкальный вечер, посвященный юбилею.
Младший сын композитора, Иван Назибович, рассказал корреспонденту ИА «Татар-информ» о том, как в семье Жигановых отмечали дни рождения главы, о принципах авторитарности в воспитании, о своем переезде в Москву и подобном желании отца.
Для публикации дневников Жиганова еще не пришло время
— Иван Назибович, примерно лет десять назад вы говорили о дневниках отца, которые он передал вам на хранение. Вы пообещали их отредактировать и опубликовать, когда придет время. Оно настало?
— Дневники — это то, что человек обычно пишет без цензуры, для самого себя. И, как правило, люди не издают их при жизни. В советские времена существовали системные ограничения на публичное высказывание своего мнения, оценку тех или иных событий, но в дневниках личные записи часто выходили за рамки дозволенного. У отца таких оценок было очень много — в отношении политической ситуации в стране, тех или иных политических деятелей, коллег, творчества. Все это сегодня очень интересно изучать, как и его переписку с Ниной Ильиничной, моей мамой, с ведущими советскими композиторами, балетмейстерами, режиссерами, консерваторской профессурой…
Но время летит стремительно, и многие имена становятся для нынешнего поколения «восковыми». Они уже не ассоциируются с реальной жизнью, они — история. А историю сейчас переписывают все, кому не лень. Настало время фейковых воспоминаний, странных оценочных категорий. После юбилейного концерта, к примеру, прошедшего в Казани 15 января 2021 года, я наряду с огромным числом восторженных отзывов о нем зрителей, учеников, поклонников творчества Жиганова с удивлением прочитал в комментариях к публикациям о событии ряд одиозных высказываний об отце, себе самом, о нашей семье — это же просто мракобесие какое-то…
Во-первых, удивительно, что негатив в принципе живет в абсолютно неинформированных людях — очевидно, что кто-то его поддерживает, формирует. Во-вторых, если рано или поздно не опубликовать то, как было на самом деле, то у неангажированной части публики не будет контраргументов для возражений. И историю, в том числе историю становления татарской профессиональной музыкальной культуры, перепишут и не поперхнутся... Поэтому дневники обязательно увидят свет, другое дело, что над ними еще нужно серьезно работать, чтобы все написанное в них было подкреплено ссылками на конкретные события, на людей, иначе издание не будет академичным.
— Что вас зацепило в этих записях больше всего?
— Эмоциональность и искренность. В своих дневниках и письмах он всегда был самим собой.
— Вы говорили, что Назиб Гаязович в последние годы жизни хотел уйти с ректорства и переехать в Москву. Почему он принял такое решение?
— Это решение пришло к нему в 1987-1988 годах, когда травля его в республике партийным руководством и частью верхушки Союза композиторов Татарстана достигла апогея. Почувствовав молчаливое одобрение обкома (после ухода из жизни Рашида Мусиновича Мусина, давление на Жиганова со стороны партийных властей перманентно усиливалось), оппоненты отца осмелели, в печати начали появляться заказные статьи, открыто призывающие к его смещению.
Он устал. Ему было очень непросто все это наблюдать и терпеть, плюс возраст — 76 лет. При этом он продолжал пользоваться громадным авторитетом в Москве, в частности в Союзе композиторов СССР, секретарем правления которого являлся, где практически был одним из заместителей Тихона Хренникова. С переездом в столицу он, как пишущий композитор, мог быть уверен, что не потеряет в статусе, не потеряет привычного качества жизни — он активно писал музыку, которая была востребована… Тогда ведь никто не мог предполагать, что грядет 1991 год, который на долгие годы вообще похоронит всё. Им уже было написано заявление с просьбой освободить его от ректорства. При этом нужно понимать, что назначение на должность ректора консерватории (и освобождение от нее) — в ведении Министерства культуры России. Отец же так и не смог совершить этот шаг, понимая, какая ответственность стоит за этим решением — он был ректором уже 43 года! Колебался, не мог разорвать связь с любимой Казанью, с консерваторией — делом его жизни. Не смог, не успел, и, может быть, слава богу, что не успел… Об этом у нас с ним состоялся последний разговор в конце мая, буквально за три-четыре дня до того, как его сердце остановилось в Уфе.
— Есть мнение, что Назиб Жиганов не выдержал тех сильных, пусть и положительных, переживаний после триумфальной премьеры оперы «Джалиль» в башкирской столице…
— Действительно, существует такая «удобная» легенда. Отец ведь был уже не мальчик, впервые услышавший свое произведение в большом зале... Он был умудренным жизнью мэтром, пережившим десятки, сотни ярких премьер и прекрасно знавшим, что такое овации (его исполняли в Москве, Алма-Ате, Праге, других городах — и всегда с огромным успехом), восторженный прием публики, поэтому связывать его кончину с тем, что якобы было в зале, неправильно. У Назиба Гаязовича к этому времени действительно было нездоровое сердце — бесконечная нервотрепка, систематическая травля, предательство соратников в последние годы жизни дали себя знать. Он умер во сне.
Национальная музыка в Москве звучит не часто
— Сегодня в Москве часто ли звучит музыка Жиганова? В целом произведения современных татарских композиторов насколько популярны?
— На сегодняшний день национальные республики сильно обделены в плане показа своего творчества в столице. После 90-х годов Москва вообще несколько утратила контроль за тем, что происходит в творческих организациях республик, произошла децентрализация координации творческой интеллигенции. Для того чтобы произведения «национальных» авторов попадали в программы московских концертов, их должен сюда привести какой-то национальный оркестр, в связи с каким-то творческим или государственным форумом — фестивалем, съездом и т. п. Так, например, происходит на Днях культуры Татарстана в Москве. Музыка же Назиба Жиганова звучит так часто, как часто ее включают в программу люди, которые принимают решения в Казани.
Да, в принципе, я не могу сказать, что в Москве можно часто услышать серьезную национальную музыку. Тем более назвать ее «популярной»… Татарский культурный центр ведет просветительскую работу, но и ему непросто — той господдержки в пропаганде национальных музыкальных культур, что была при СССР, нет и в помине. Усилиями консерваторцев, Рубина Абдуллина и Альфии Заппаровой, в столице относительно недавно прошли несколько камерных показов отцовской оперы «Тюляк и Су-Слу», но это капля в море. Для меня сейчас гораздо важнее вопрос — а как часто звучит его музыка в Казани.
Письма Яруллина и беда Сайдашева
— Об отношениях композитора с Салихом Сайдашевым и Фаридом Яруллиным тоже много историй написано. А какими истинными они были?
— Я не претендую на истину в последней инстанции… Но скажу вам так — на мой взгляд, «историй» об отношениях написано гораздо больше, чем сами отношения того заслуживают… Не «отношения» формировали музыкальную культуру Татарии в 30-80-х годах прошлого столетия. Жиганов в середине 30-х годов ХХ века ворвался в культурную жизнь республики, всей страны стремительно, напористо. Не всем это нравилось… А он взаимодействовал, сотрудничал с огромным количеством знаковых людей по всей огромной стране, по крупицам собирая лучшие кадры из Москвы, Ленинграда, Киева, приглашая в Казань выдающихся музыкантов, режиссеров, балетмейстеров, художников. Он закладывал фундамент, строил здание для будущего расцвета музыкальной культуры своего народа, формирования его новой музыкальной элиты, ломал стереотипы, ругался, наживал себе врагов.
Одновременно и Салих Сайдашев шел своей дорогой, тоже непростой, полной переживаний, исканий, взлетов и разочарований, естественных для судьбы неординарного, яркого творческого человека, во многом первопроходца, новатора. У него была своя творческая ниша, своя любящая публика, свои поклонники. В чем-то Жиганов и Сайдашев совпадали в жизненных и творческих позициях, в чем-то — нет. Но было бы странно, если бы они смотрели на процессы одинаково… Отсюда и легенды, в том числе — «об отношениях Жиганова с Сайдашевым». Отец всегда его ценил, следил за творчеством, помогал, искренне считая его талантливым мелодистом, самородком. И об этом он подробно пишет в своих дневниках и письмах… А «недругом» Салиха Замалетдиновича, особенно в последние годы жизни, все же был он сам. Его в этот непростой период поддерживали очень многие, в том числе Жиганов, другое дело — насколько он эту поддержку смог принять. Он был мягким человеком и не всегда находил душевные силы преодолеть самого себя... Верю — придет время и все встанет на свои места.
Немало удивительного можно услышать и об отношениях отца с Фаридом Яруллиным — договорились до того, что «всесильный Жиганов» якобы намеренно не дал ему брони, а «отправил на фронт, чтобы избавиться от «конкурента». Выдумать такое мог только воспаленный разум человека, который сам способен на подлость… И который абсолютно не знал обоих — ни Яруллина, ни Жиганова. Вместе с тем письма, которые Фарид Загидуллович писал отцу с фронта, говорят сами за себя — они пронизаны теплотой и уважением к другу, соратнику. Кому выгодно спустя 80 лет пытаться поссорить двух великих сынов татарского народа? И главное — зачем? Мне кажется, результат этой мышиной возни в любом случае будет отрицательным для татарской культуры и ее истории. Ничего нет страшнее обывателя, разносящего сплетни по кухням или в интернете. И здесь более четкую позицию должны занимать кафедра истории татарской музыки Казанской консерватории, Национальный музей Татарстана — кому как не им отстаивать истину и противостоять ограниченности и кривотолкам? К слову, в свой последний приезд в Казань я, к удивлению своему, не обнаружил в новой, посвященной 100-летию Татарстана, постоянной экспозиции Национального музея, ни одного упоминания о консерватории. Как в анекдоте — «консерватория есть, а слова — нет»…
— Вы можете утверждать, что «гений и злодейство — две вещи несовместные»?
— Да нет, с какой стати? Еще как совместимы, и история знает тому массу примеров… В принципе, и понятие дружбы между творцами — это очень обывательское понятие, поскольку хоть в советское время их и старались объединять в так называемые творческие союзы (так ими было легче руководить), но по-настоящему яркие композиторы, писатели, художники и режиссеры все равно оставались одиночками. Человек творит свои произведения благодаря удивительным процессам, которые возникают в его сознании, в душе, а все остальные получают уже «готовый продукт», реализация которого, например постановка балета или оперы, требует командной работы, желательно — единомышленников.
Конечно, творческая личность может иметь и некое «оргокружение» — мы знаем такие яркие и успешные содружества: передвижники, мирискусники, «могучая кучка»… Но все они возникали естественно, по желанию самих их участников. Это можно сказать и о творческом тандеме Назиба Жиганова с Мусой Джалилем — одно время они творили рука об руку (слава богу, авторы «легенд» о Жиганове еще не договорились до того, что это он послал Мусу воевать, чтобы тот погиб в Моабите). Но надо понимать, что и Союз композиторов Татарии, созданный и возглавленный Жигановым в 1939 году, и организованный пятью годами ранее Союз писателей (Муса Джалиль был его руководителем с 1939 по 1942 год) появились по инициативе государства, в значительной степени искусственно. И было бы странно полагать, что все композиторы или писатели восторженно восприняли отца или Джалиля как своих «любимых» руководителей — это утопия, такого быть не может. И этого не было даже в тоталитарном СССР. Зависть всегда сопровождала лидеров, вожаков. Это в природе человеческой. А уж в «творческих союзах» и подавно. Не зря бытует поговорка «волк волку — композитор». Конечно, у них были оппоненты.
Четверть телевизора в подарок
— При жизни отца как вы праздновали его дни рождения?
— Как правило, торжество было семейным, специально гостей мы не приглашали, хотя дверь нашего дома 15 января всегда была открыта. Люди заходили поздравляли в течение дня, папа мог с ними чайку попить. Вечером доставались шпроты, мама пекла его любимый сметанный торт, обязательно открывалась бутылка шампанского. Назиб Гаязович был детдомовцем, человеком скромным, он категорически не любил дорогие подарки и подношения.
Таким образом воспитывал и своих детей — Светлану, Рустема и меня. Единственным значимым подарком, который я помню, был «кусок телевизора». В 1961 году, на его 50-летие, друзья подарили ему конверт, в котором, кроме прочего, была нарисована картинка: четвертинка телевизора, фото моей мамы, а над ней большой знак вопроса — где найти деньги на еще три четверти... То есть тогда ему презентовали четверть телевизора. Но последние годы жизни свой день рождения отец встречал в подмосковном Доме композиторов «Руза», где он мог поработать спокойно — здесь он написал большое количество своих произведений. Так делали тогда многие композиторы из регионов: друг с другом пообщаться и музыку пописать.
— Вы рассказывали, что с детьми Назиб Гаязович был достаточно строг, требователен к ним. А к внукам?
— Души в них не чаял и баловал. Он был очень трогательным дедом… Когда родился мой первый сын Егор и мы привезли его домой из роддома, я собрался войти с ним в лифт, а жили мы тогда на Малой Красной, в квартире на пятом этаже (там теперь Музей-квартира Назиба Жиганова в Казани). Но отец сказал строго: «Ты что — собираешься с ребенком в лифте ехать?!» Решительно забрал его у меня и сам поднялся по лестнице домой, прижимая Егора к себе. Тогда ему было уже за семьдесят… О внуках он, кстати, говорил: «Ребенок ребенка — мед». При своей жизни он увидел четверых внуков — сына Светланы Алексея, дочь и сына Рустема Алену и Илью и моего Егора…
О воспитании слушателя
— Недавно вы высоко отозвались о творчестве Эльмира Низамова. Как вы относитесь к работам другого современного композитора — Резеды Ахияровой?
— Оркестровку Резеде Ахияровой, дай бог памяти, преподавал Назиб Гаязович… Она очень талантливый и профессиональный композитор. Я не музыковед, но преемственность ее творчества духу лучших традиций российской композиторской школы не заметить невозможно. Музыка к балету «Золотая Орда» произвела на меня сильное впечатление. Зерна, брошенные Назибом Гаязовичем, дают плоды… Ахиярова, Низамов, да разве они одни?
Я глубоко убежден — чем будет больше ярких авторов, чем креативней и самобытней они будут, тем богаче будет и музыкальная палитра для слушателя. Которого, особенно сегодня, во времена торжества TikTok-культуры, просто необходимо воспитывать… Приведу слова того же Эльмира Низамова о состоянии современной татарской эстрады: «Она такая, какой ее хочет видеть зритель. Пока мы сами не воспитаем слушателя, она такой и останется». Собственно, это высказывание перекликается с позицией Жиганова о том, что в задачу музыкального деятеля входит не только написание музыки, но и воспитание грамотного слушателя. В противном случае от сохи будет оторваться непросто… Хотя, как показывает история, дурить головы необразованным людям куда проще, чем грамотным
— В вашем театре звучат произведения отца?
— Не сказать, чтобы часто — мы все же эстрадный коллектив, но, конечно, стараемся включать их в свой репертуар. Так, например, мы пели его песню «Живут на свете сказки» с Ренатом Ибрагимовым на праздновании 1000-летия Казани в концертном зале «Россия». Наши дети играют его фортепианные произведения — «Марш кукол», «Колыбельную», «Танец медвежонка», «Двенадцать зарисовок», «Матюшинские эскизы». Но Назиб Жиганов — это все же не совсем «детский» композитор…
— Какое исполнение на прошедшем юбилейном концерте в БКЗ вас особенно тронуло?
— Да весь концерт был хорош. Хочу сказать слова благодарности организаторам, ректору консерватории Рубину Абдуллину. Евгений Афанасьев очень яркий молодой дирижер. Если он не остановится в своем развитии, его ждет большое будущее. Солисты-певцы — потрясающе талантливые ребята, практически уже профессионалы. Тронули «Мелодия для скрипки и струнного оркестра» в исполнении совсем юной Лизы Маковской, сцена из шестой картины оперы «Джалиль» (солисты — Валентина Строганова и Алексей Чайников). Симфонический оркестр Казанской консерватории — просто молодцы!
«Детей воспитываю по-жигановски»
— Почему решили осесть в Москве?
— В 1982 году окончил биофак Казанского госуниверситета (кафедра генетики), и мне предложили работу в Москве, результатом которой стала кандидатская диссертация. Когда начал писать докторскую, заскучал — как это ни забавно звучит, я не смог «справиться» с собственной генетикой, которую сам же когда-то изучал в вузе. Гены взяли свое, хоть и с опозданием — не вложил мне папа в детстве в руки скрипочку... Ушел с очень серьезной «биологической» должности, и мы с моей супругой, замечательным российским композитором Ольгой Юдахиной, начали создавать Детский музыкальный театр «Домисолька».
Результат вы знаете — «Домисолька» сегодня один из самых известных и крупных детских творческо-педагогических проектов в России. У нас занимаются более 700 детей, мы с концертами полмира объездили… Я вырос в творческой, писательско-музыкальной среде (мой дед по линии мамы был писателем), и сейчас в ней живу, мне так комфортнее и понятнее. В начале нулевых годов получил второе высшее образование как режиссер массовых представлений.
Москва дает большие возможности для реализации и популяризации того, чем я сегодня занимаюсь. Это выход на федеральные телеканалы, это творческое сотрудничество с выдающимися российскими поэтами, композиторами, исполнителями. Мы близко общаемся с Юрием Энтиным, Александрой Пахмутовой, Александром Зацепиным, Олегом Газмановым, Сашей Олешко, Димой Харатьяном, практически со всеми ведущими представителями отечественного взрослого и детского шоу-бизнеса — все это люди нашего круга.
— Как воспитываете своих детей? Они гордятся, что их дед — гениальный композитор? В вашей системе воспитания присутствуют принципы вашего отца?
— Детей и внуков воспитываю «по-жигановски», в мягкой строгости. Детей надо любить, но не распускать. Да, принципы отца есть. И если я рассержусь, я могу несколько дней не напоминать о поступке ребенка, но он это почувствует. У отца был авторитаризм, и у меня он есть, я этого не отрицаю. Считаю, что никогда не поднять большое дело, если у человека нет авторитарности. И она присутствует практически у всех ярких руководителей — нужно собрать и организовать вокруг себя людей, доказать им правильность выбранного пути, настоять на своем. Мои дети гордятся дедом, но никогда не кичатся своим родством с великим человеком, не манипулируют им ради получения личных дивидендов. Идут своей дорогой, идут достойно. Я ими доволен.
«Ленин с головой Жиганова», или Где быть памятнику
— Когда планируете вновь приехать в Казань?
— В Казань приеду в феврале на концерт VI Фестиваля татарской музыки имени Назиба Жиганова «Мирас». Очень хотелось бы услышать яркие произведения отца уже в исполнении Государственного симфонического оркестра Татарстана.
— На юбилейном концерте 15 января министр культуры Татарстана Ирада Аюпова сказала, что вы обсудили какие-то творческие планы и уже готовитесь к их реализации. Можете раскрыть секрет, о чем шла речь?
— Да. Какие же здесь секреты? В планах целый ряд мероприятий, среди которых — учреждение стипендии имени Назиба Жиганова, юбилейный показ оперы «Джалиль» в Татарском государственном театре оперы и балета и, конечно же, установка памятника Назибу Гаязовичу в Казани. Это вопрос-долгожитель, он обсуждается уже тридцать лет и три года… Место, где изначально планировали поставить памятник, — это место напротив консерватории, на Большой Красной, но оно уже отдано памятнику Рустему Яхину... Рустем Мухаметхазеевич — замечательный композитор, и если власти решили, что так лучше, значит, им виднее.
Мне кажется, что памятник основоположнику татарской профессиональной музыкальной культуры, создателю одного из ведущих творческих вузов России было бы хорошо поставить или рядом с главным зданием консерватории на Большой Красной, или рядом со старым зданием на улице Пушкина, на видном месте, ни в коем случае не во дворах, чтобы у людей, в первую очередь у молодежи, студентов консерватории, был к нему повседневный доступ. Как к памятнику Чайковскому в Москве, где консерватория носит имя великого русского композитора. Пока же по памятным датам (15 января и 2 июня) мы ходим на Арское кладбище, где на могиле Жиганова стоит его бюст работы знаменитого советского скульптора Михаила Аникушина, с которым отец очень дружил.
Лет 12-13 назад была, правда, попытка очень неудачный макет памятника «протащить» в жизнь. Но когда его показали нашей семье, мы дружно вскинули руки от возмущения. Памятник был похож на… Ленина, которому подставили плохо слепленную голову Жиганова... На этом вопрос затух, он закрыт и по сей день. Нового эскиза, макета памятника нет даже в проекте.
Что касается юбилея отца, то я считаю, что мы приложили максимум усилий для того, чтобы он нашел отклик не только в сердцах татарстанцев, но и всех россиян. Договорились с генеральным директором Российского национального музея музыки Михаилом Брызгаловым, который специально приехал в Казань на 110-летие Жиганова, о том, что я передам богатейший нотный архив музею для оцифровки и обеспечения свободного доступа к нему исследователей и музыкантов. Потом туда же передам дневники и письма Назиба Жиганова, также хранящиеся у меня сегодня. Очень рассчитываю и на методическую помощь от главного музея музыки страны Музею-квартире Назиба Жиганова в Казани, он в ней нуждается — сегодня нужно быть в тренде прогрессивных музейных технологий. Короче, работы впереди много. Главное — успеть сделать всё, что задумано, при этой жизни… Уверен: если Министерство культуры Татарстана, городские власти Казани подставят плечо, если Москва не останется в стороне, у нас все получится. Я оптимист.
Автор: Анастасия Локтева
Нет комментариев-