Ркаил Рафаилович, над каким произведением вы сейчас работаете?
– Вообще-то я не люблю говорить о произведении пока оно не закончено. Я начал писать рано, с восьми лет, тогда я писал ученические вещи. Начал печататься в пионерской газете, которая теперь стала журналом «Сабантуй». Как и многие писатели, я начал со стихов. Первый сборник вышел у меня в 1984 году, когда я окончил Казанский университет, для той эпохи я считался молодым поэтом. Сейчас-то могут выпускать свои стихи ребята и в 10-12 лет, то есть издавать книги стало легче, есть деньги и спонсоры.
Потом я стал широко известен в узких кругах как поэт и у меня вышло еще несколько сборников стихов. Я стал лауреатом премии им. Мусы Джалиля в 90-м году. После (я, конечно, и в детстве писал рассказики, разные заметки) начал писать прозу, далее драматургию и публицистику, поэтому, возможно, меня больше считают журналистом. Кстати, в здании «Татмедиа» я работал с 84-го по 89-й год, потом ушел в совершенно новый журнал «Идель», то есть стал основоположником этого журнала. Редакция была расположена на улице Муштари, где находится и Союз писателей РТ. В позапрошлом году 4 месяца я проработал главным редактором журнала «Гаилә һәм мәктәп».
Сейчас я пишу политические статьи для разных изданий, рассказы и работаю уже несколько лет над историческим романом «Кул Шариф». Это оказалась очень трудной работой, потому что надо знать историю не только казанского ханства, но и историю России, Ногайской и Крымской Орды, Астраханского и Казахского ханства. Скажу так, работа над произведением идет медленно. В основном, я не то, чтобы пишу, а скорее изучаю историю и стал уже историком-любителем.
К слову, историей увлекался с детства, а в студенчестве читал уже серьезные исторические труды, начиная с Карамзина и наших историков, но тогда еще не печатались такие авторы, как Атласи, Газиз Губайдуллин. История для меня обычная стезя.
«Кул Шариф» – первое мое крупное произведение, потому что поэты пишут не за столом, а, например, во время прогулок.
Вы упомянули, что проработали в «Гаилә һәм мәктәп» всего 4 месяца. Получается сейчас вы не работаете ни в одном издании?
– Да, сейчас я свободный человек.
Ставят ли спектакли по вашим пьесам и пользуются ли они популярностью на сегодняшний день?
– В основном я татарский драматург, а драматургией, если честно, заниматься не собирался. Меня покойный Марсель Салимжанов позвал и говорит: «Я читал твою прозу, у тебя там очень интересные диалоги. Попробуй написать что-нибудь вроде драмы или комедии». Я написал пьесу «Заблудший соловей», и он ее поставил, но к сожалению, через год он умер. Это было честью для меня, что такой мастер поставил мою пьесу, которую с успехом играли на сцене.
В 2011 году молодой тогда режиссер Ильгиз Зайниев поставил мою пьесу «Любовь бессмертная» в театре Камала. Учитывая, что это не комедия и не мелодрама, а серьезная политическая и историческая вещь. Была такая женщина Мухлиса Буби, которая была, возможно, единственной [женщиной] Казый в центральном духовном управлении. События происходили в Уфе, ее репрессировали и расстреляли через месяц. Она стойко себя вела на следствии, никого не предавала, то есть была героической личностью. Спектакль играли почти пять лет, а такие серьезные вещи на сцене обычно долго не живут.
В Оренбургском театре поставили две мои пьесы, которые идут до сих пор. Одна комедия идет точно лет десять. Также в прошлом году там поставил мою комедию Ринат Аюпов. По моим рассказам Буинский театр поставил спектакль «Папоротник», режиссер Егор Чернышов. Также пользовался популярностью.
Вообще я перевожу других авторов. Например, в позапрошлом году я перевел поэтическую трагедию азербайджанского автора «Иблис» для Мензелинского театра, которую поставил якутский режиссер Сергей Потапов. До этого я перевел произведение Педро Кальдерона «Жизнь есть сон» для театра Камала, которое поставил испанский режиссер Алехандро Гонсалес Пучче. С этим спектаклем они гастролировали даже в Колумбии.
Сейчас есть еще несколько предложений по пьесам. Я бы сравнил себя с уткой, которая немного ходит, плавает и чуть-чуть летает.
Следите ли вы за современным театром? Посещаете ли спектакли в Казани?
– Для меня событием стал спектакль «Тормышмы бу?/И это жизнь?» по произведениям Гаяза Исхаки, который поставил талантливый молодой режиссер Айдар Заббаров. По-моему, он сейчас работает в Москве в театре «Современник». Также хочу отметить его постановку по произведениям Хасана Туфана и Туфана Миннуллина «Все плывут и плывут облака...»
Могу еще отметить «Исэнмесез?/Живы ли вы?» – постановка по пьесе Мансура Гилязова режиссера Фарида Бикчантаева, очень интересная вещь.
Поговорим о переводах ваших произведений. Какие ваши работы в последнее время публиковали в других странах?
– Мои рассказы с удовольствием печатают в Турции. А в России переводы моих стихов и моих татарских коллег стараниями Ильдара Абузарова напечатали в журнале «Юность». Еще я печатался в «Дружбе народов», «Литературной газете», журнале «Октябрь».
Книги прозы вышли у меня и в Уфе, на турецком в Стамбуле, есть также переводы моих работ на чувашском, чеченском, узбекском и других языках.
Как вы считаете, на каком уровне сейчас находиться культурное развитие молодежи в Татарстане?
– Культурное развитие молодежи — это очень щекотливый вопрос. Говорили же, что в Египте нашли древний папирус и расшифровали его. Там было написано, что вся молодежь испорчена, развратная, и если все так и дальше будет продолжаться, то произойдет конец света. Я как пожилой человек могу критиковать, но, конечно, молодые люди советских лет отличаются от нынешних юношей и девушек.
Я ведь родился тогда, когда электричества еще не было, в 1962 году. Только в 1965 году оно появилось в деревне. И я, будучи наивным, когда читал «Алифба», видел лампочки Ильича и думал, что Владимир Ильич Ленин их придумал. Потом подумал, что он умер аж в 1924 году, а сейчас 1970-й и почему за столько лет, не внедрили изобретение Ленина. (смеется).
Сейчас ведь появился интернет и мобильная связь, о которых мы и мечтать не могли. Я в 98-м году был в Финляндии на форуме международной правозащитной организации, которая объединяет писателей, поэтов и журналистов ПЕН-клуба. Смотрю, финны ходят по улице и сами с собой говорят, я тогда подумал: чокнутые, что ли, а они всего лишь разговаривали по мобильному через гарнитуру. Тогда для меня это было дико.
Поэтому хочу сказать, что возможностей у нынешней молодежи много. Главное, что меня беспокоит — мало начали читать. В советское время тоже не все читали, хотя и модно было иметь книжные полки, доставать книги по спискам. Считалось, что если у молодого человека есть книги, то он современный и продвинутый, хотя он никогда эти книги и не открывал.
Мои дети, взрослый сын и дочь, которая учится в школе, и вот она читает толстые книги фэнтези. Жаль, конечно, я уже и писал об этом и много говорил, что в татарской литературе нет книг для подростков — это проблема. На встрече с Президентом Татарстана мы с моими коллегами предложили проводить конкурс среди писателей, которые бы писали фэнтези и приключенческую литературу. Потому что при советской власти подобные произведения были.
То есть нет писателей, которые могли бы писать такую литературу?
– Писатели есть, но, как известно, такая работа нелегкая. Тем более, писать для детей и подростков может такой автор, который душой еще ребенок, но ум у него должен быть аксакала. Поэтому не всякий сможет такое написать, я сам, например, даже не пытался.
Благодаря интернету сейчас кругозор у ребят намного шире, чем был у нас. Мы гораздо меньше знали. Когда в 1983-м году был телемост США и СССР, одна женщина сказала, что у нас секса нет, так что в этом плане мы были отсталые. Но несмотря на это, мы все-таки были ближе к истокам. Сейчас же у молодежи больше космополитических тенденций.
А каким тогда произведением на ваш взгляд, можно было бы выразить то, что происходит сегодня в стране, нашу современную действительность? Может быть, в работах, которые вы прочитали, недавно есть ответ на этот вопрос?
– Я недавно прочел книгу историка и публициста Юсуфа Акчуры. Он умер в Турции, но родился у в России, в Симбирске. Он был потомком миллионеров-текстильщиков Акчуриных. Когда его отец умер, они с матерью отправились в Турцию, где она вышла замуж, а Юсуф окончил военное училище, потом примкнул в младотуркам, за что впоследствии его сослали в Ливию.
После он бежал в Париж и там окончил политическую школу, где преподавал в то время Жан Жорес, в общем, был Юсуф Акчура человеком мирового масштаба. Его книгу я прочитал на татарском языке, и во время чтения я все ему удивлялся, какой он умница. Он предвидел историю и судьбу нашего народа. Вроде книга не современная, но до сих пор актуальная.
Несколько раз читал роман «Зулейха открывает глаза». Потому что мне поступил заказ из театра им. Тинчурина сделать инсценировку по этому произведению, но пока я финал не могу закончить. Работу Гузель Яхиной очень критиковали и будут, наверно, в меня камни бросать и обвинять в предательстве, но я не нашел там какой-то «антитатарскости».
Понимаю: если бы татароязычный писатель написал подобное, никто бы и не обратил внимание. Например, Галимжан Ибрагимов давно написал произведение «Судьба татарской женщины», и там тоже фигурирует злая свекровь, муж-тряпка, но, правда, есть там и свекор, который пытается защитить невесту. В этом произведении тоже трагический конец. Тогда можно и Ибрагимова, нашего классика, обвинить. Взять Исхаки – какие у него ситуации и судьбы, тем более женские, учитывая, что они боролись за свободу женщин.
Вернемся к «Зулейхе», там описана трагедия татарской женщины, которая попала в Сибирь, мужа ее расстреляли и она вынуждена была жить в спецпоселке Семрук. Гузель Яхина писала не для татар, а для русскоязычного писателя, поэтому там затрагиваются другие аспекты. Но для татар в этом романе я ничего обидного не вижу.
Кого из молодых писателей из Татарстана и России, вы могли бы отметить.
– Состояние литературы и культуры очень сильно связано со школьным образованием. В 90-х годах был взрыв национального самосознания, открывались татарские школы. Поэтому мы сейчас имеем относительно молодое поколение талантливых ребят.
Например, мне очень импонирует поэт и прозаик Рузаль Мухаметшин. Я считаю его и некоторых молодых татарских писателей в некоторой степени своими учениками. Другой вопрос, считают ли они меня своим учителем. Но, когда я в «Идели» работал, то публиковал практически все их первые произведения. Даже тех, кто не мог печататься, например, Хабир Ибрагимов, который сейчас уже стал известным писателем-драматургом.
Еще своим учеником считаю Рустама Галиуллина, который в данный момент работает редактором журнала «Казан утлары». Девушек-поэтесс у нас много, конечно, я ничего против не имею. Где-то четверть века назад, я выступал на большом писательском собрании по итогам года и сделал доклад по поэзии, в конце которого сказал: «Насчет поэтесс что могу сказать? Вы, наверно, не все знаете, что у соловьев поют только самцы, привлекая тем самым самок. Поэтому я ничего не могу сказать о творчестве поэтесс». Там многие за это меня до сих пор считают врагом. Сейчас я так не считаю, да и тогда это была шутка. Взять хотя бы Анну Ахматову, Беллу Ахмадулину, у нас Саджиду Сулейманову, Гиффат Туташ — это большие поэтессы.
Сегодня национальное образование в плачевном состоянии после известных событий, поэтому если школы нет, то нет не только литературы, культуры и искусства, но и самого народа нет. Ведь есть такая поговорка: язык — это и есть народ. Когда Пушкин писал про все языки в стихотворении «Памятник», он же имел в виду не язык в нынешнем понимании, а народы.
Поэтому нет языка – нет народа, я бы сказал, но вспоминаю евреев. Был, конечно, идиш с немецкими вкраплениями, но в основном они, где жили, на том местном языке и говорили. В Германии – по-немецки, то есть ассимилировались понемногу. У них, конечно, другая национальная религия. Еврей может и на суахили говорить, но он все равно остается евреем. И им удалось в начале двадцатого века восстановить иврит, который был мертвым языком.
У татар, я думаю, так не получиться. Во-первых, потому что мы слишком толерантный народ, если мы потеряем язык, то это все, целая цивилизация уйдет в небытие. Поэтому, пока не поздно, надо бороться, вот я из-за этого и иду кандидатом в депутаты.
Как вы отреагировали на отмену изучения татарского языка в школах?
– Я об этом много писал и считаю, что это несправедливо. В Европе, например (мы же стремимся к европейским ценностям, хотя и не любим якобы их образ жизни), человек с малых лет знает 3-4 языка. У нас в Татарстане бесплатное образование: пожалуйста, учись и узнавай — это же интересно. В Чувашии я провел только детство, но, несмотря на это, чувашский знаю и даже переводил его на татарский.
Я люблю свой народ и хочу, чтобы он продолжал жить и существовать как нация со своими обычаями, традициями и культурой. Для меня также было удивительно такое яростное неприятие. Я понимаю, что это было организовано отдельными людьми-троллями. Но есть же те, кто адекватно реагировал на то, что другой язык изучать — это нормально, тем более местного народа, соседа и друга. У нас же много таких смешанных семей, у которых русская родня. Для меня было естественно изучать другие языки и другие культуры.
Я понимаю выбор родителями родного языка. Есть этнические татары, у которых не только дети и родители, но и дедушки с бабушками не знают татарского языка. Такое бывает, ведь политика ассимиляции не сегодня родилась, а идет из глубин веков. В советское время это даже усилилось. В итоге выбрали как родной язык русский.
Сегодня русский изучают много часов в неделю, это же ненормально. Вместо этого лучше изучать точные науки, мы же в 21 веке живем. Кстати, татары, которые приехали из деревни выбирают русский как родной язык — это удивительно. Они это делают, потому что ЕГЭ нужно сдавать только на русском языке. Это же нонсенс и абсурд, если ты хочешь поступить в татарское отделение университета, то учитываются только баллы за русский язык, литературу и обществознание. Плюс еще есть тесты по татарскому языку. В татарскую журналистику ты тоже не сможешь поступить, хоть отлично отучись – все равно будешь сдавать ЕГЭ на русском.
Я вообще против ЕГЭ по гуманитарным предметам. Как по нему можно определить знания человека, ведь это больше о мышлении, мировоззрении? По точным наукам не могу сказать, потому что я не специалист. Поэтому это большая беда.
Еще насчет языка — изучение государственного языка РТ на территории Татарстана должно быть обязательным. Это не только вопрос языка, речь уже идет о статусе республики. Это не должно быть выбором родителей, если ты живешь в республике — учи язык.
А что на ваш взгляд нужно сделать, чтобы популяризировать язык?
– Национальное самосознание — это у нас больное место, оно у нас на низком уровне. Я и мои коллеги писатели, все время об этом пишем, например, исторические вещи, чтобы национальное самосознание поднимать. Мы ведь были таким народом, а сейчас кем мы стали?
Мало читают – это другой вопрос. Миссия татарской литературы, культуры и искусства как раз популяризировать язык. Против эстрады я ничего против не имею, но когда у нас были дебаты с Метшиным, говорилось «два притопа, три прихлопа» о татарской эстраде. Такое сейчас можно и о русской эстраде сказать, поэтому я не считаю это серьезным искусством, это скорее шоу-бизнес.
Все же от народа зависит: если народ не хочет сохранить свой язык и свою идентичность, то уже ничем не поможешь. Но я не считаю, что татарский народ оказался в плачевном состоянии, у нас есть еще здоровье и силы, настоящие патриоты своего народа, не ряженые, а настоящие.
Вы говорили об эстраде. Как вы считаете, на каком уровне сейчас находится татарская эстрада?
– При встрече Президента с татарской интеллигенцией мы написали свои предложения, где был пункт о татарской эстраде и песне. Который год уже идет «Узгэреш жиле/Ветер перемен», а там исполняют ретро-песни на новый лад. Я, например, с детства привык к мелодиям Рустема Яхина, Салиха Сайдашева, и переложенные на новый лад я не воспринимаю. Надо же новые песни сочинять.
Текст для песни, конечно, отличается от поэзии, хотя сейчас многие сами пишут тексты, сочиняют музыку и сами поют. Недавно, по крайне мере, я видел молодежную лабораторию «Калеб» театра Кариева и их круглый стол, где они задумали новый проект под названием «Наша песня».
Я считаю, надо привлекать молодежь, для этого у государства должен быть спрос, а у народа сейчас спрос есть. Слушая новые песни, ничего не запоминается, а песни 80-х годов, когда их даже поет молодой певец, все равно берут за душу.
Каких исполнителей вы могли бы отметить?
– Я консерватор по возрасту, мне нравиться Кагиров, Тухфатуллин. Вообще, у нас есть талантливые певцы.
Как обстоят дела с антологией татарских рассказов, которую вы предложили Рустаму Нургалиевичу Минниханову перевести на английский?
– Во-первых, это хлопотное дело, перевести не только на английский, на русский очень трудно. Потому что гонорары у переводчиков мизерные, а переводы – дело очень трудоемкое. Переводчики не берутся за такое дело, потому что мучаешься, пишешь ночами, а получаешь копейки, если еще и получаешь. Обычно у нас автор сам платит, если хочет что-то перевести на русский. Но обычно талантливые писатели и не в состоянии это сделать.
Поэтому если будет запрос сверху на антологию, которая раскрывает татарский характер и душу народа, ее сделают, и она воплотиться в жизнь. В любом случае должен быть запрос государства, потому что без этого у нас ничего, к сожалению, не делается. У нас же система такая, вроде и не капиталистическая, и не социалистическая, а какая-то непонятная.
А как, на ваш взгляд, сейчас обеспечить доступность культурного продукта для жителей Татарстана?
– Есть материальная и территориальная доступность. Например, если в деревне живешь, там совсем другая атмосфера.
В Казани, если деньги есть, ты можешь выбрать пойти на концерт, в оперный или драматический театр. На дебатах я предлагал организовать передвижные театры с малыми труппами. Но сейчас же и деревни становятся небольшими, закрываются школы, народу мало. Поэтому если в деревне живет 70-150 человек, то артистам не выгодно туда ехать.
Сейчас в основном народ сидит дома и смотрит телевизор. В деревнях сейчас тихо, как будто Мамай прошел. Дети в деревнях есть, но они сидят за компьютером дома, не играют, как мы, в футбол или лапту.
Расскажите пожалуйста о своих планах на будущее.
– Планы у меня были творческие. Я построил дом в Камском устье, на малой родине моего наставника Туфана Миннуллина. Там я хотел сидеть и писать свои «нетленные» вещи.
Но мне предложили стать кандидатом в депутаты. Есть предложения, от которых нельзя отказываться, хотя 5 лет назад я тоже ходил на праймериз. Был форум сельских предпринимателей, и мне довелось их обучать навыкам работы на селе. В форуме участвовал и Президент. Ему понравилась моя речь и кому-то он сказал: «Вот же готовый депутат». Но, в конечном счете, меня вычеркнули.
Я же не без греха. В молодости был хулиганистым – богема. Я их понимаю, они, возможно, хотели сохранить парламент от меня. К удивлению, на этот раз меня опять позвали. Я советовался с друзьями, и они сказали: «Иди, нужно быть как Туфан Миннуллин».
Но я также знаю, что один в поле не воин и возможности мои будут ограничены. Трибуна высокая, а для меня выступать – привычное дело. Меня обвинять, конечно, можно во многих грехах как поэта, но в нечестности и корыстолюбии меня вряд ли кто обвинит.
Нет комментариев-