Вначале появились слухи о том, что Ильгиз Зайниев будет назначен главным режиссером театра Тинчурина. Но неожиданно становится известно, что перспективного режиссера назначили в Татарский государственный театр кукол «Әкият». Впрочем, оказалось, что это стало неожиданностью только для нас. У самого Ильгиза было достаточно времени и подумать и посомневаться. «Во-первых, было трудно расставаться с Камаловским, во-вторых, так ли желают моего прихода в этом театре… Хорошо, руководство приняло решение. А что, если труппа меня не примет… Достаточно времени было подумать, и решение было принято», - сказал в интервью Ильгиз Зайниев.
Мы встретились с Ильгизом Зайниевым в дни, когда шли новогодние представления в кабинете главного режиссера. Там, где раньше сидел Ильдус Зиннуров. На полках фотографии родителей Ильгиза Зайниева и портрет его учителя – Фарита Бикчантаева. На столе пьеса Туфана Миннуллина «Старик из деревни Альдермеш». На диване спит сын Хайдар.
Немало времени прошло с тех пор, как ты стал главным режиссером. Что можешь сказать о программе, концепции развития театра? Пришло понимание, в каком направлении будешь вести театр?
- Я бы не хотел вот так сразу громко заявлять о программе. Но, если бы у меня не было мыслей о том, куда вести театр, я бы и не пришел сюда. До этого шла «разведка». А сейчас я уже с полной уверенностью могу сказать о том, что попробовал поработать с каждым актером труппы: в двух спектаклях принимали участие все 32 человека.
За это время я прочувствовал возможности труппы, попытался представить, что можно будет сделать для кукольного театра. По сравнению с драматическим мы больше зависимы от цехов. Для того чтобы начать репетиции, необходимо, чтобы нам сделали куклы. Работа цехов напрямую влияет на темп.
Будем считать, что «разведка» прошла успешно. Что с программой на будущее?
- Программа одна – этот театр должен стать достоянием нашей республики. Как мы к этому придем – станет ясно по прошествии времени.
Знаешь, но не скажешь?
- Знаю, но не скажу.
Что значит «быть достоянием»? Это премия «Золотая маска»? Или это о том, чтобы публики в театре не убавлялось? Если так, то у вас, вроде, нет проблем со зрителем.
- На сегодняшний день для зрителей, у которых нет детей, Театра кукол как будто не существует. Ведь есть же люди, которые считают своим долгом ходить на все спектакли Камаловского театра, и нам бы таких зрителей. Чтобы получать духовную пищу, человек должен приходить и в театр кукол в том числе. Всей России известно, что у Театра кукол в Казани такое здание. В будущем должны знать не только о здании театра, но и о театре в этом здании и о спектаклях, которые этот театр ставит.
Спектакль – первостепенен? То есть спектакль, который ставит этот театр, должен превосходить роскошь здания этого театра, верно?
- Безусловно
Наши театры стремятся выйти в российское театральное пространство. Это цель настолько важна?
- Думаю, это достойная цель. Но тут главное понимать, какой ценой ее достигают. Если ты в своей же республике теряешь своего зрителя и свой язык, то одобрение, которое ты получаешь на стороне, и ломаного гроша не стоит. Если ты здесь, пренебрегая честью, перестаешь служить своему народу, то к чему все это признание извне?
Был ли ты знаком с миром кукольного театра до того как пришел сюда? В каком направлении развивается кукольный театр в России и в мире в целом?
- Я и раньше этим интересовался. Сейчас еще больше. Сегодня входит в моду играть в кукольном театре без кукол. Мне кажется, это неправильно. Вывести самого артиста на сцену кукольного театра – это серьезный шаг: его нужно использовать грамотно, нельзя делать это просто оттого, что не знаешь, что еще придумать. Это может привести к потере техники ведения куклы. А ведение куклы – тяжелый труд. Если на сцене всегда будут бегать только сами артисты, разве это кукольный театр?!
Это открытие, которое ты сделал после фестиваля «Шомбай-фест»? Какие еще были открытия?
-Да, я это понял, и это меня обеспокоило. Других глобальных открытий не было. Для кукольного театра важны мелкие детали. Если в драматическом театре ты можешь действовать широко большой кистью, то здесь надо вышивать. Даже маленькая деталь должна быть проиграна и удостоена внимания. Здесь возрастает ценность физических движений на сцене. Потому что каждое движение нужно вложить в куклу.
Действовать скрупулезно, детально свойственно твоему характеру?
- Свойственно-не свойственно, все равно надо работать.
Ты идешь на работу с удовольствием?
- Да. Я понимаю, что нужен. Меня здесь уважают, я и сам успел их всех полюбить. Я вижу, что в душах здешних зрителей можно пробудить чувства и заложить мысли в их головы.
Если продолжить тему той «программы», как же можно привлечь сюда зрителей, у которых нет маленьких детей?
- Думаю, нужно очень тщательно подбирать репертуар. Здесь можно поставить то, что невозможно в драматическом театре – необходимо искать такой материал. Это может быть и наша классика, и современные произведения. Допустим, их по каким-то техническим или любым другим причинам невозможно поставить в драматическом театре, а при помощи кукол здесь это можно будет сделать. Я считаю, надо дать зрителю то, что не может дать драматический театр – только в этом случае мы можем стать конкурентами.
Скажем, спектакль «Галиябану» идет во всех театрах. Десятилетиями ставятся все те же классические произведения – с этим мы ничего поделать не можем. И скорее всего ничего делать и не надо. А здесь необходимо найти свой репертуар. Кажется, что наличие двух трупп (татарской и русской) открывает путь к мировой драматургии. Не нужно, вызывая чье-то недовольство, ставить на сцене произведения, переведенные с русского на татарский. Татарское – татарам, русское – русским.
Считаешь, что тебе удалось привлечь нового зрителя с постановкой спектакля «Альфия»?
- Я заглядываю в зал, чтобы посмотреть, кто пришел на спектакль, и по-своему очень радуюсь, когда вижу татарских бабушек. Иногда приезжают целыми группами из деревень. Думаю, у «Альфии» потенциальных зрителей очень много, нужна только реклама. Еще не все знают о спектакле. Как-то нужно донести это до людей. Да я и сам долго не давал интервью.
Да, не давал. Почему?
- Что же я буду сидеть и рассказывать, пока ничего еще не сделал? Вот теперь вышли два спектакля, прошел фестиваль, мы провели юбилей театра. Сейчас уже есть о чем поговорить.
В последней премьере, спектакле «Сны Диснея», в образе Диснея я увидела тебя. Ты как будто сказал, кто здесь хозяин. Это так? (герои спектакля – сам Дисней и его рисунки, оставшиеся в черновиках - Ред.)
- Это тебе только показалось. Я хотел написать эту пьесу для русского ТЮЗа (Ильгиз Зайниев параллельно с Камаловским театром работал режиссером и в русском ТЮЗе - Ред.) Идея родилась из музыки. ТЮЗовская молодежь – Камиль Гатауллин, Эльвина Булатова и другие – они все поют и играют на музыкальных инструментах. Сам я играть не умею, поэтому стою и завидую. Задумка была еще тогда, но воплотить ее в реальность я не успел. Готовую идею бросать не хотелось.
То есть ты не сопоставлял себя с Диснеем?
- Наверно это получилось непреднамеренно. Мы не можем использовать диснеевские персонажи, это связано с авторским правом, поэтому и родилась такая идея.
Кто мог бы стать интересным персонажем для тебя? Мы видели на сцене Диснея, Альфию Авзалову… Есть ли еще личности, которые заставляют тебя задуматься, которых ты хотел бы воплотить на сцене?
- В планах есть Леонардо да Винчи. Пока это ненаписанное произведение. Муса Бигиев очень интересная личность. Мударрис Аглям. Он уже вошел в два моих спектакля. После «Сак-сок» в спектакле «Ияләр» («Обереги») он стал Хранителем Поэзии (В спектакле Челнинского государственного театра кукол и в выпускном спектакле студентов Казанского государственного института культуры – Ред.). Хайдар абый Бигичев… (сына Ильгиза Зайниева тоже зовут Хайдар – Ред.)
А люди, живущие сейчас интересны тебе как сценические персонажи? В «Сак-сок» ты вывел Йолдыз Миннуллину. Кто еще?
- Большое впечатление оставило общение с Минтимером Шариповичем. Это не к тому, что я хочу кому-нибудь угодить, я никому ничего не должен. Как сценарист готовил его юбилей. Нам с ним часами приходилось сидеть и общаться. Мне раньше не доводилось видеть таких людей как он. У него такая память! А мудрость! После разговора с некоторыми высокопоставленными персонами создается ощущение, что на тебя вывили ушат помоев. А тут как будто крылья выросли. Даже когда он с тобой не согласен, он высказывает свои мысли, не унижая твои чувства. У разных людей может складываться разное мнение о нем. Но я считаю, что он один из самых глубоких личностей.
Значит, есть вероятность, что и его образ может воплотиться на сцене?
- Тут есть трудности. Чтобы сделать спектакль о Минтимере Шариповиче, мне еще нужно дойти до его мудрости.
Трудно, наверно, человеку, который сам является драматургом, принимать пьесы написанные кем-то еще? Это так? Ты начинаешь про себя менять произведение с мыслями «а я бы написал по-другому»?
- Каждый режиссер подстраивает пьесу под себя. Мы и Шекспира сокращаем. И свои пьесы сокрашаю, переделываю. Если ты к этому не готов, можешь даже не садиться за написание пьесы и не приносить ее в театр – вот и все! Мы и в «Качаклар» («Беглецы»), и в «Миркәй белән Айсылу» («Миркай и Айсылу»), и в «Кырлай егете» («Парень из Кырлая») Наки Исанбета много что поменяли. С живыми авторами конечно проще – можно попросить внести изменения их самих. Если драматург пришел в театр, значит он часть команды. Не бывает так, что он великий драматург, а те, кто ставит произведение, его прислужники. А среди драматургов и литераторов такое мнение встречается.
Неправильно, если драматурга ставят на первое место, верно?
- Да.
А кто же тогда на первом? Режиссер?
- В театре нет первых! В театре все равны. У меня есть любимое высказывание – ни одна цепь не крепче своего самого слабого звена. Актер, как бы он хорошо не играл, все равно не вытащит плохое драматическое произведение. Такая же история, когда оказывается плохим режиссер. Если возьмешься за великое произведение, но с плохими актерами – получится то же самое. Все звенья должны быть на своем месте и слаженно работать. В противном случае ничего не получится, цепь все равно где-нибудь да порвется.
В прошлом году Театр кукол провел конкурс драматургов. Знаю, что ты, когда пришел в театр, прочел эти пьесы. Какие впечатления остались?
- Я нашел среди них одну пьесу, которую можно поставить для малышей. Большинство написаны очень примитивно, как будто детям и так пойдет, что дети могут мыслить только на таком уровне. А ведь они наоборот размышляют даже еще глубже. По-моему, так. Вот и сегодня прочел две пьесы.
Ну, и как?
- Как пьесы – хорошо. Но это не мое. Вот теперь не знаю, как об этом сказать автору.
А как это «мое» или «не мое»?
- Если это мое, то значит, мысль, которую хотят донести в произведении, совпадает с моей собственной. Ты хочешь ее воплотить на сцене для того чтобы она из значимой для тебя, стала значимой для кого-то другого. Или когда ты начинаешь читать пьесу, перед глазами сразу появляются декорации, мезансцены, ты знаешь, как это сделать, начинаешь гореть этим. Например, до того как я прочитал произведение Ркаиля Зайдуллы «Үлеп яратты» («Любовь бессмертная»), я даже не знал о существовании такой женщины (главная героиня произведения – Мухлиса Буби - Ред.) Это открытие было моим первым большим впечатлением.
Во-вторых, там есть цитата «Гади генә яшәргә кирәк, күзгә төртелмичә генә» («Надо жить проще, не выпячиваться»). Еще слова «Хуҗаңны дөрес сайладыңмы?» («Правильно ли ты выбрала хозяина») тоже заставили меня задуматься. Никто не верил, что я за это возьмусь. И близкие боялись. И форма не легкая – 2 часа подряд издеваются над одной старушкой…
До сих пор в народе остались вопросы по поводу снятия этой постановки со сцены. Хотя каждый спектакль рано или поздно уходит.
- Ну ладно, ничего тут не поделаешь…
Ильгиз, Театр кукол и Театр оперы во все времена работали с классикой и зритель ходит на классику…
- Да, во всех театрах кукол репертуар на 90 процентов тот же. То же самое и в русских драматических театрах. Русский театр может жить, даже если никто вообще ничего писать не будет. Живет же Качаловский театр, они и не ставят современные пьесы.
Это нормальная ситуация?
- Если ты занимаешься только своим театром, то нормальная, если же ты занимаешься культурой – по-моему, нет. Потому что спектакли не остаются в будущем. Может остаться его видеозапись, но это не то же самое что смотреть постановку вживую. Спектакль он как воздух, его нет, его невозможно сохранить, а пьеса живет, потому что она написана на бумаге. Какие произведения нам оставили прошлые поколения! А мы для будущего что оставим? Хорошо, мы донесли по крупице то, что оставили нам предки, а от себя-то что добавили? Думаю, татарский театр, работая с новой драматургией, идет более правильной дорогой. В татарском театре невозможно в год ставить по четыре классических произведения.
Потому что у нас не так много классиков. Поэтому?
- Нет, не поэтому. У нас зритель смотрит сюжет. Кажется, что иногда люди до конца и не понимают моей профессии. Работу режиссера не понимает не только зритель, но и люди приближенные к театру, которые считают себя экспертами. Если ставишь «Галиябану», говорят, мы это уже видели. Люди не понимают, что одну и ту же вещь можно поставить по-разному. Потом возникает какое-то недопонимание. Например, почему в «Неотосланных письмах» нет мужчины.
Если тебе нужна повесть «Неотосланные письма», открываешь книгу и читаешь – никто тебе мешать не будет. А если уж ты пришел смотреть спектакль «Неотосланные письма» в театр, то ты пришел не на «Неотосланные письма» Аделя Кутуя, а на спектакль Ильгиза Зайниева по пьесе Аделя Кутуя, в котором заняты актеры театра Кариева! Это отдельное произведение искусства. Это не книга!
Я тебя поняла. Мало таких зрителей, которые знают, на какого режиссера идут. И в твоем театре, сколько зрителей, сидящих в зале, интересно, могут сказать, что этот спектакль поставил Зайниев?
- Здесь специфика другая. Если ты ходишь в фойе во время представления, детям, которые пришли, все равно кто ты – главный режиссер или постановщик света, они воспринимают тебя, как какого-то дядю. В драматическом театре все по-другому.
Мне кажется, люди, которые считаются интеллигенцией, очень отстали от большинства зрителей. А ведь интеллигенция должна идти впереди. А на деле она отстала. У нас ведь думают, то, что написано в газете или показано по телевизору, правда. Эти люди, что-то написав и высказав свое мнение, могут даже поменять судьбы людей. Это печальнее всего. Такие могут и судьбу спектакля решить. К примеру, человек еще и не успел посмотреть спектакль, а прочитав чье-либо мнение, говорит, что это плохо, а сам может и не ходить вовсе.
То есть ты хочешь сказать, что один «горе-журналист» может свести на нет работу всего театра?
- Это может быть и один горе-писатель, и один горе-журналист…
Слова горе-журналистов и горе-критиков тебя раздражают?
- Конечно, ты начинаешь задумываться. И злишься. Со временем все приходит в норму. Я могу иногда и раздражаться, и злиться, и обижаться. Но у меня нет привычки хранить обиду.
Ты даже обижаешься?
- Если только очень близкий мне человек сделает больно.
До того как тебя назначили в Театр кукол, мы писали «драматург Ильгиз Зайниев», теперь начали писать «главный режиссер Театра кукол Ильгиз Зайниев». Поменяло ли тебя то, что в твоем статусе драматургия теперь второстепенна?
- Я считаю себя инженером театра. Допустим, есть определенная проблема – в театре нет комедии, и ее необходимо поставить. Я, как инженер, решаю проблему – ставлю комедию. Есть проблема - для шести-семи актрис театра нет роли. И здесь я принимаю решение как инженер: пишу пьесу «Көтәм сине» («В ожидании») и ставлю ее – в итоге у всех есть роли. Мне нравится ставить перед собой цель и достигать ее. Скажем, могу ли я написать так, чтобы Эмиль Талипов в спектакле «Мәхәббәт FM» («Любовь FM») (идет в театре Камала. Авт.) 10 минут стоял на одном и том же месте и держал внимание зрителя? Могу ли я сделать спектакль «Альфия» без слов? Могу ли я написать инсценировку спектакля «Капитанская дочка» (ставился в ТЮЗе. Авт.) только по словам Пушкина, не внося ни одного собственного? Я ставлю такие цели и если считаю, что сумел их достичь, мне становится очень хорошо.
В родной деревне у тебя большой авторитет, Ильгиз?
- Не знаю, давно не был. Если встречаю земляков, они говорят, что уважают. Я очень люблю свою деревню. Потому что здесь тебя воспитывает не только твоя семья, но и вся деревня. Считаю, если я чего-то добился, то в этом есть и большая заслуга моих односельчан. Но я для них все равно останусь Ильгизом, сыном Газинура. Сейчас, когда я приеду домой, отец же не начнет смотреть на меня как на главного режиссера, верно? И односельчане так же.
Ты говорил, что поставишь в театре кукол «Адәмнәр» («Люди») Галимджана Ибрагимова (произведение посвящена массовому голоду в Поволжье. Авт). На самом деле поставишь?
- Или «Адәмнәр» («Люди») или «Әлдермештән Әлмәндәр» («Старик из деревни Альдермыш») - пока думаю.
Ты выпустил спектакль в театре Тинчурина. Легко ли тебе там работалось?
- Думал, что будет трудно. Но нет. Был поражен профессионализмом актеров. Работа шла очень легко и быстро. Если бы мы не нашли общего языка, не выпустили бы спектакль после 30 репетиций. Оказалось, что у них были сомнения из-за сложности материала, но мне они виду не подавали. Хорошая труппа и отличный театр!
Слышала такое мнение, что Тинчуринский театр копия Камаловского. Как ты видишь их будущее, чтобы они не были этой копией?
- В каждом татарском театре есть какая-то схожесть. Но если руководитель - сильная личность, он не будет копией, он будет сильным татарским театром. И у них есть для этого все возможности. Сила Тинчуринского театра нужна и театру Камала, чтобы держать себя в форме. Наличие сильного соседа дало бы толчок и искусству.
В чем ты видишь роль ТЮЗов в театральном пространстве? Ты ведь пробовал ставить спектакли и в русском, и в татарском ТЮЗах.
- Кажется, Туфан Имамутдинов нашел хорошую форму – он рассказывает классические произведения новым театральным языком, они не кажутся нафталинными. Его очень любит молодежь.
А татарский ТЮЗ? Какие спектакли должны показывать Кариевский театр юного зрителя и твоя татарская труппа сегодняшнему ребенку? Здесь же еще существует проблема, как привести татарского ребенка на татарский спектакль.
- В самом деле, проблема привести детей на татарский спектакль есть. Как инженеры, мы будем пытаться ее решить. Собираемся сделать татарскую дискотеку, для этого уже записано 10 татарских песен.
Еще один вопрос как к драматургу. В 2019 году два татарских театра провели конкурсы драматургов. Принимались и произведения на русском. Правильно ли то, что татарские театры рассматривали русские произведения?
-Думаю, не правильно. Почему же тогда на московские конкурсы не берут татарские пьесы? А почему тогда мы должны брать русские? Если я хочу принять участие в московском русскоязычном конкурсе, я перевожу пьесу сам или плачу деньги и мне переводят другие. Если русскоязычные драматурги считают, что их пьесы сильнее, и здесь они одержат победу и вернут потраченные деньги, то пусть тоже платят и переводят их на татарский.
А как ты смотришь на то, что в татарских театрах играют на русском языке.
- И это я считаю неправильным. Тут, конечно, должна поменяться система. Театрам нужно или ставить по-другому планы, или менять устав и становиться двуязычными.
В уставе театров нет ни единого слова о языке.
- Устав должен быть в сердце руководителя театра.
Нет комментариев-