Татарстан – особый регион в политическом и экономическом плане
Добрый день, Ренат Закиевич! Никто не сомневался, что вы не будете долго отдыхать: после недавнего ухода с поста федерального инспектора по РТ вы почти сразу перешли на другую работу. Отдохнуть удалось?
Я ушел с предыдущей должности 9 января, а 10-го меня уже назначили в МВД по РТ и компанию «Нэфис». Сейчас я работаю в двух ипостасях. В «Нэфисе» я пока не приступил к активным процессам, функционал еще предстоит расписать. В МВД я советник министра, в основном буду заниматься проблемами организованной преступности. С одной стороны, это работа для души, с другой – она не позволит растерять свой потенциал и профессиональные качества.
В чем заключалась ваша работа инспектора? Кто-то говорит, что это «государево око» в регионах, кто-то, что это некий посредник между регионами и федеральным центром. В чем вы видели свою задачу?
Надзор и контроль по выполнению указов и поручений Президента страны, тех вопросов, которые он поставил по регионам на контроль, плюс – поручения Правительства РФ.
Кроме того, через Аппарат Полномочного представителя Президента РФ проходят все назначения руководящего состава федеральных структур, мы делаем первое заключение. Также это функции, связанные с госнаградами, выдача заключений по федеральным судьям.
Что больше приходилось делать: поправлять местную власть или советовать федеральной?
Когда полпредом в ПФО был Михаил Бабич, он сказал мне, что моя основная задача – это не нарушить паритет между региональными и федеральными структурами.
На всех уровнях обозначается, что Татарстан – это особый регион и в политическом, и в экономическом плане. Где-то он является не просто лидером, а первопроходцем во многих вещах, проявляет собственную инициативу, идет своим путем.
Как, на ваш взгляд, выстроена система управления в республике, отличается ли она от других регионов?
Могу отметить, что в республике многое переведено на ручное управление. Здесь вопросы не решаются по какой-то аналогии. Рустам Нургалиевич не просто в теме всех вопросов, он вникает в каждый из них. Для него нет понятия мелочей. Во многом благодаря этому мне было намного легче работать, чем моим коллегам в других регионах.
Служить хотел с детства
Почему вы пошли работать в милицию? Вы мечтали об этом в детстве?
В детстве я видел себя или военным, или в милиции, или чекистом. Когда я после восьмого класса поехал поступать в физкультурный техникум в Башкирию, многих это очень удивило. У меня были хорошие оценки по математике, я участвовал в олимпиадах. Все преподаватели думали, что мой путь будет связан с точными науками. А я вдруг после восьмого класса срываюсь и уезжаю.
Многие тогда махнули рукой, думали, что я не поступлю. Башкирский техникум считался тогда одним из лучших в стране.
Мне было 15 лет, я поступил на баскетбол, что удивительно с моим ростом. Когда мы пришли на тренировку, тренер спросил: «Как ты вообще сюда попал?» Ребята поступали из детских специализированных спортшкол. Я сказал: «Я поступил, я буду учиться». Хотя мне предлагали перевестись на гимнастику, на легкую атлетику.
Я исходил из того, что если в дальнейшем я вижу себя в погонах, то, естественно, мне нужна хорошая физическая подготовка. С другой стороны – учеба в физкультурном техникуме всего три года. После я мог сразу идти служить в Вооруженные силы по призыву или поступать куда-либо.
То есть вы в то время уже себя сознательно готовили?
Да, но мне не верят, говорят: «Ты это придумал потом». Я-то знаю, чего мне врать-то? Потом я пошел по призыву в армию, меня определили в пограничные войска.
Любовь к собакам у вас оттуда?
Не просто любовь. Я был инструктором службы собак и почти два года провел в обнимку с собакой.
Сейчас я собак не держу, потому что они требуют очень много внимания и времени, как ребенок. Когда выйду на пенсию, возможно, займусь.
Главная «фишка» борьбы с преступностью – системная работа
Потом вы вернулись в Нурлат и там впервые столкнулись с подростковой преступностью. Как там все происходило?
Я вырос в Нурлате, где драки «стенка на стенку» или «микрорайон на микрорайон» шли не одно десятилетие. В микровиде это сродни тому, что происходило в Казани.
Нурлат – город сборный, коренные жители – железнодорожники, железная дорога делит город пополам. Потом на другой стороне построили сахарный завод. Поселок сахарного завода от поселка железнодорожников разделяет большой овраг – опять граница. По другую сторону от железной дороги, так скажем, более ранние жители Нурлата – это группировка «Авторота». Центральная улица Карла Маркса делила эту сторону пополам. На одной половине начали строиться нефтяники, именно там работал мой отец.
Вы дрались за какую-то из групп?
Не без этого (смеется). За нефтяник свой родной.
Побеждали или вас били?
Всякое бывало. И мне доставалось немало, и я побеждал. Я когда-то сказал, что все об этом расскажу, когда выйду на пенсию.
А из-за чего все это было? Там же экономических каких-то подоплек не было.
Нет, деление асфальта: кто круче, свой-чужой. Если на чужую территорию попал – или уноси ноги, или получишь. Разделение самого города позволило сделать такие вещи.
Это знание ситуации изнутри помогло вам в Казани?
Знание всей этой кухни стало большим подспорьем сначала в Нурлате, когда я пришел в милицию. Я знал молодежь и людей более старшего возраста, потому что работал спортметодистом, тренировал детей, для взрослых организовывал соревнования. И сам выступал на первенствах района, так что знал сельскую молодежь.
Удалось нейтрализовать?
Было очень непросто. Драки еще долго продолжались. Меня и уговорили прийти в милицию на должность инспектора по делам несовершеннолетних, через полгода я стал начальником инспекции по делам несовершеннолетних именно из-за того, что знал молодежь, знал, как повлиять на эту ситуацию.
Что вы сделали? Какая была «фишка»?
День и ночь работал – вот и вся «фишка». «Пас» все танцы, мероприятия, пока город не ляжет спать, пока молодежь не разойдется, домой не уходил, знал все места сборов, ходил даже в одиночку. Но тогда были железные правила – руку на милиционеров почти не поднимали.
То есть вы буквально разводили их? Не лезь, не дерись?
Всякое было! Если идти чисто по принципу закона, то там полгорода должны было пересидеть. Я к этому не стремился. Я объяснял так: «Давайте так сделаем – я вас поймал, состав преступления налицо, я отдаю следователю, возбуждаем уголовное дело, и вы идете по закону. Либо я вас немножко “повоспитывал”, в следующий раз попадетесь – сильнее придется ”воспитывать” или принимать законные меры».
О разгуле криминала в 90-е: «Было не страшно, а сложно»
В 90-е годы, когда вы работали в Казани, что было самое страшное? Подростковая преступность, профессиональная преступность? С чем вы столкнулись и что было самое страшное?
Как сказать «страшное», мы же сами пришли на эту работу, самое сложное, пожалуй… страшно было скорее людям, жителям республики.
В центральный аппарат МВД по РТ я пришел в 1990 году. Сначала назначили на должность замначальника политотдела МВД республики. Год отработал, потом пришел в управление. В 1994 году пришел в службу безопасности Президента РТ, а в 1998-м вместе с Асгатом Сафаровым вернулся обратно.
Тогда ведь убийств было по два в день, Артем Хохорин мне в интервью рассказывал: «Меньше одного убийства – считай, день хороший».
У нас в один год, могу ошибиться, но это 2000-й или 1999-й, было зафиксировано 690 убийств – это рекорд. Когда я, будучи в Чечне, назвал эту цифру, они за голову схватились – у вас, говорят, хуже, чем у нас было. Сто с лишним убийств было нераскрытых. У нас было рекордное количество преступлений. Если память не изменяет, в один из тех же годов это 102 тысячи преступлений против 50 тысяч сегодняшних.
Был один такой день, когда я, первый замминистра внутренних дел, генерал, выезжал сразу на три убийства, а руководство не на каждое преступление лично выезжает. Все эти три убийства были резонансными. Была убита семья в подъезде – муж, жена и ребенок, но это был чистый «заказняк», это видно было сразу. В другом районе Казани тоже убийство – огнестрельное заказное. Потом в Приволжском районе «стрелка», и там тоже с трупами, с ранениями. И все это в один день!
«Влиять на обстановку»: о переломном моменте в борьбе с ОПГ
Что вы противопоставили этому? Системную работу какую-то? На ваш взгляд, все это было следствием экономической и политической ситуации в стране?
Для появления оргпреступности существовала хорошая почва – были разные группировки, которые «делили асфальт» и были разбиты по территориальному признаку. Названия многих из них появились, кстати, исходя из территорий, на которых они располагались.
Плюс экономическая составляющая, плюс подход самих правоохранительных структур, то есть был период, когда перестали жестко спрашивать за раскрытие преступлений. Ну и отсутствие системной работы тоже сыграло свою роль.
Переломный момент наступил после одной из очередных коллегий, скорее это был 1999-й. Итоги года, присутствует Президент РТ Минтимер Шаймиев. Мой доклад, в котором я говорю: по-прежнему на оперативную криминогенную обстановку влияют группировки и их лидеры. Он жестко оборвал и говорит: «Сколько хожу к вам на коллегии, все время на обстановку у вас влияют какие-то группировки, лидеры. А когда вы начнете на нее влиять?»
Я с трибуны ответил, что мы серьезно и плотно займемся этим вопросом. Он спрашивает: «А что для этого надо?» Я говорю: «Нужна политическая воля». Он отвечает: «Я вам ее даю». И он реально все время нас поддерживал.
В чем была проблема? Мы долго гремели в стране как «казанский феномен», у нас была самая первая в советское время группировка «Тяп-ляп», и об этом долго шли споры на уровне Москвы, на самом высоком уровне. В высоких кабинетах не хотели признавать, что в советской стране может расцвести бандитизм. Приходилось долго доказывать руководителям правоохранительной системы страны, что нужно решать вопрос именно в рамках статьи о бандитизме.
Группировки занимались рэкетом – шли к крупным руководителям. Это обеспечивало им мощную финансовую подпитку. Не было предприятий, которые не были бы им подконтрольны. Многие вынуждены были просто «поднимать руки» и идти по этому пути, потому что иначе существовала реальная угроза жизни, семьям.
Группировки реально влияли на ситуацию в стране, на жизнь общества. Было время, когда люди шли не в правоохранительные органы, а к бандитам, чтобы решить свои проблемы.
Наше достижение в том, что мы смогли пройти этот путь первыми в стране, стали сажать целыми группами, а не поодиночке.
Политическая воля, наверное, в этом и состояла – в объединении усилий правоохранительной системы?
Мы тогда привели в порядок систему учета ОПГ. И увидели, что наши предшественники допустили серьезную ошибку: они начали чуть ли не раздавать списки членов ОПГ. Этого делать было категорически нельзя!
То есть вы создали систему, заточенную на пресечение оргпреступности на всех этапах?
Эту систему создал не только я. Главную установку на ее создание дал Президент республики. В дальнейшем он оказал нам очень серьезную поддержку. Плюс Рустам Нургалиевич тогда был Премьер-министром республики, и мы видели огромную поддержку со стороны Правительства РТ.
Вам не страшно было тогда ходить по улице? Ведь бандиты тоже знали, кто является мозгом борьбы с ними?
Во-первых, я был не один, большую роль сыграло четкое взаимодействие всей правоохранительной системы республики.
Во-вторых, когда мне уже как-то задавали этот вопрос в Москве на телевидении, я тогда ответил, что мы-то тоже оставляем за собой право действовать вне закона. И если что-то пойдет «не так», то почему мы должны рисковать своими семьями, сотрудниками?
Я своим сотрудникам объяснял: «Вы везде должны говорить, что мы вас все равно достанем – попробуйте тронуть кого-то!»
Лидеры ОПГ искали предателей среди сотрудников полиции, чтобы получать информацию своевременно, успеть «убежать» вовремя.
Правильно ли я понимаю, что была такая негласная договоренность, что если вы идете на жесткие меры, то и мы реагируем жестко?
Вот смотрите, почему часть преступлений брал на себя молодняк? Старшие их толкали и говорили: «Вы – малолетки, вам много не дадут. Вы вернетесь, у вас все будет. На зоне будете сидеть нормально, все обеспечим. За семьями присмотрим, будем помогать». То есть была определенная идеология, и молодежь шла на это, даже если преступление совершали не они.
Мы создали схему учета ОПГ и их участников. И мы не снимали кого-то с учета, даже если их сажали. Потому что даже во время отсидки у них оставалась налаженная связь с внешним миром.
Когда мы шли по первой группировке «Хади Такташ», мы закладывали определенную методу, чтобы потом расписать для остальных сотрудников, по какому пути идти. Потом уже были разработаны конкретные методические пособия: на что надо обращать внимание, где искать доказательную базу на группировщиков. Мы совершенствовали наши подходы, делили ОПГ на категории, систематизировали нашу работу.
Сколько лет потребовалось, чтобы выбить основные группировки? К тысячелетию Казани, наверное, уже было полегче?
Да, ОПГ стали управляемыми. К тысячелетию мы поручили руководителям территориальных органов и центрального аппарата найти всех этих деятелей – не дай бог в период проведения этих мероприятий они позволят себе хоть что-то.
Мы бросали на это все силы. Мы их не вывозили, им предлагали уехать на этот период из города, чтобы «не нарываться». Ну и как результат – серьезных резонансных преступлений во время проведения больших мероприятий не было.
О применении оружия: «Преступники должны знать, что имеют дело с вооруженными представителями власти»
Вам приходилось применять оружие?
Приходилось единственный раз, да. Это было в Буинске. У нас там были массовые беспорядки, разборка между двумя группировками. Экипаж милиции приезжает, и эти две группы разворачиваются против них, опрокидывают машину, избивают сотрудников. Заместителю начальника райотдела милиции пробили голову. Пятеро сотрудников были госпитализированы в районную больницу.
Мы тогда стянули по тревоге сотрудников соседних райотделов. До моего приезда эти группировки уже пошли на райотдел, хотели штурмовать его. Пришлось вводить операцию «Крепость» – оборона собственного здания. Когда я приехал, было много задержанных, они были в коридорах, даже дела еще не возбудили. ОМОН начал подтягиваться.
Когда все вроде уже начало успокаиваться, я решил поехать в больницу к нашим пострадавшим. Персонал весь на ушах стоял. Говорят, кто-то громит кухонный комплекс. Он у них чуть в стороне стоял, был соединен с основным зданием тоннелем. Там какие-то погромы идут, то ли это продолжение массовых беспорядков, то ли что-то другое.
Мы с главврачом быстренько обошли корпус, вроде ничего нет. После этого я спрашиваю: соединение есть? Он говорит: «Да, тоннель». Я говорю: «Ты иди в основной корпус, посмотри, чтобы там было закрыто, по телефону вызывай наряд милиции, а я тут останусь». Я пошел на второй круг, смотрю – разбито окно и слышу там шумы. Из окна двое выпрыгнули. Я думал, их трое, ждал последнего, а никто не выходит. Побежал за теми, в итоге одного догнал. Я его предупредил, что я не простой милиционер, а генерал, вооружен и долго думать не буду, пристрелю.
Темнота, я не вижу, кто там в кустах. Он мне говорит: «А мне пофиг» и пошел на меня. Я выстрелил ему в бедро, он упал. Я убрал оружие, и он накинулся на меня. Парень слабый оказался, я его скрутил, ему всего 18 лет было. Он даже потом не признавал, что я его подстрелил. Оказывается, они залезли с целью кражи и поиска наркотических лекарств. Они просто не знали, что это кухня и там нет лекарств.
Мы знаем, что в Америке за неподчинение полицейский сразу же имеет право выстрелить и его оправдают.
Не только в Америке, еще в ряде стран так же.
Насколько наша полиция в этом смысле защищена?
У нас это сложный вопрос. Не зря сотрудники полиции редко идут на применение оружия. Я помню, в центре города на остановке хулиган нападает на кого-то, а рядом милиционер в гражданском. Он к нему подходит, показывает удостоверение, тот бросает жертву и кидается на него с ножом. В итоге сотрудник погибает.
Таких случаев было немало, когда сотрудник представляется, а эти «деятели» нападают на него.
Помню, на «сработку» сигнализации вневедомственной охраны приехал экипаж, преступники убегают. Они и стрелять не стали, а догонять тяжело, потому что на них бронежилеты, автомат. Была бы собака, она бы догнала. Стрельнули бы по ногам, но не рискуют, ибо как против них это обернется?
Руководством МВД по РТ было принято решение о поощрении за каждый случай правильного применения оружия. Для того, чтобы преступники понимали, что имеют дело с вооруженными и наделенными полномочиями представителями власти.
Давайте еще раз вернемся к истории. Помните, в 90-х, когда на площади Свободы стояла толпа, и вы там тоже были. Что ощущали в тот момент, ведь ситуация была на грани кровопролития…
Нельзя сказать, что кровопролитие было полностью предотвращено. Один военнослужащий погиб в конечном итоге. Я тогда впервые почувствовал определенную беспомощность, когда идет толпа и ты не имеешь права применять оружие, а с их стороны летят кирпичи, палки. Сколько сотрудников получили телесные повреждения, ранения. Было весьма непросто.
Как вы выстояли?
Реально не знали, как с ними себя вести. Это большая политика, связанная с национальным вопросом. Наработанных методик в стране не было, мы с этим впервые столкнулись. Было очень непросто принимать решения – и руководству республики, и руководству правоохранительных органов.
По сути, защищали своей грудью.
Да, так и получалось.
Вы что чувствовали? Вот вы стоите, на вас толпа идет. Смотрели, куда убежать, или что?
Как ты убежишь? Какой пример ты покажешь личному составу, если офицеры побежали. Первая цепочка стояла наших ППСников, после них перед зданием Кабинета министров стояли мы – руководящее звено, а боевые подразделения стояли по бокам здания, в укрытии.
Это был один из самых сложных дней, заседание Госсовета шло. Произошел прорыв оцепления, мы, поскольку были в центре, оказались между молотом и наковальней. С этой стороны толпа, с другой – спецподразделения. Вот тогда я ощутил, что тут можно и от своего случайно получить по башке.
Надо и вверх смотреть – что-то прилететь сверху может, а надо было держать, чтобы не добрались до здания, иначе погромов было бы не избежать.
Про митинги и протесты: «В толпе всегда могут быть провокаторы»
Как вы относитесь к тому, что происходит сейчас, к различным митингам с толпами людей? В полицейских опять кидают что попало.
Нужно всем действовать в рамках закона. В данном случае не существует понятия мелочей. Как говорится, дай палец – полруки откусят. Если дать слабину в тех, как некоторые считают, мелочах, в неповиновении представителю власти, то будет непросто.
Сажать надо?
К ответственности надо привлекать. Они не понимают, что среди них может оказаться натуральный провокатор, который исподтишка пустит пулю. Что после этого начнется?
Но это же не значит, что гражданский протест должен испариться? В какой форме это должно выражаться?
У нас же приняты по закону конкретные места для выражения своего мнения. Это практика и дореволюционной России, сейчас это практикуется и за рубежом. Есть специально отведенные места для митингов. Раз принят закон, он должен действовать. В противном случае начинается безвластие, анархия.
Опасность из Сети: как преступность находит новые пути вербовки молодежи
Есть ли опасность, что у нас начинает возрождаться молодежная преступность, ОПГ? И вас не с этой ли целью пригласили в МВД, чтобы воспользоваться вашим опытом по работе с группировками?
Учет и оперативная работа должны быть системными и постоянными. Осудили, он посидел и вышел. Куда он пойдет? То ли снова в эту сторону, то ли будет жить нормальной жизнью. А в нормальной жизни что его ждет? Работа нормальная не ждет. Хорошо, если у некоторых участников группировок остались какие-то родственники, которые могут дать ему работу. А некоторые помыкались и опять туда вернулись.
Во-вторых, есть такая тенденция: молодежь хочет сразу и красиво жить, они не хотят идти трудным путем. Хотят сразу привилегий. А каким путем, если родители не подпитывают, бизнеса своего нет. На что они живут, откуда финансы? Если нет своего бизнеса, то, скорее всего, связаны с криминалом. Только с каким? Это наркотики, «обнал», мошенничество, игровой бизнес и тому подобное.
Но времена изменились. Нам не грозят 690 убийств в год?
Есть уверенность, что возврат в прошлое нам не грозит. Почему у меня и у многих руководителей правоохранительных структур есть уверенность, что 90-е не вернутся? Есть наработанная практика МВД, Следственного комитета, ФСБ, судов и прокуратуры. Это упрощает во многом работу. Но расслабляться нельзя ни в коем случае, ни одной структуре. К сегодняшней молодежи приклеивается идеология различных течений. Если в те годы такой подпитки от интернета не было, то сейчас она есть. Эта проблема на сегодня стоит очень остро.
Учитывая, что наша беседа проходит накануне Дня защитника Отечества, я от души всех своих коллег поздравляю с этим днем! И не только мужчин, но и женщин, которые служат!
И вас я тоже поздравляю с Днем защитника Отечества, спасибо за интервью!
Нет комментариев-