Он рассказал корреспонденту ИА «Татар-информ», в каких условиях приходилось работать и с чем пришлось столкнуться в горячей точке.
Жара, жесткая акклиматизация, непрерывный рев самолетов на авиабазе и постоянное психологическое напряжение. Так военный священник из Татарстана описывает свою поездку. Бумажная волокита с постоянно меняющимися правилами оформления документов для итоговых разрешений от Казанского танкового училища, военного округа и Москвы – на все это у Виталия ушло два года. В конце марта грузовым бортом из Москвы он отправился на российскую авиабазу Хмеймим в сирийской Латакии для того, чтобы сменить предшественника, отработавшего свои три месяца.
«В Сирии посменно – вахтовым методом должны присутствовать два военных священника: один на базе в Хмеймим – часовня великомученика Георгия и храм в честь пророка божьего Ильи, и на морской базе Тартус. Обычно такая командировка длится два месяца, но могут и немного продлить, до следующей смены», – объясняет иерей Виталий.
Он долго готовился к этой поездке. Разговаривал с военными священниками, которые уже были в командировке в Сирии. Узнавал не только, что с собой взять и как построить работу с замполитами на базах, но и как вести себя при обстрелах.
Сейчас Виталий Беляев рассказывает, что, несмотря на все это, подготовиться к реалиям жизни военной базы было невозможно. Его предшественник, по словам Беляева, посмотрел ему в глаза и признался: «Не знаю, выживешь ли ты». И причины для такого высказывания были. После атаки беспилотников здание, где жили священники, было буквально изрешечено осколками.
«И когда я туда зашел, я понял всю реальность боевой обстановки. Мой предшественник вышел в пять утра на службу, а в 5.05 уже был налет и полетели осколки. Вот как хочешь это, так и называй: стечение обстоятельств или чудо. Но после налета очень много людей сразу пошли в храм на молитву. Если честно, поначалу страшно было. Но постепенно ничего, адаптировался. Такие моменты, я считаю, должен пройти и прочувствовать каждый военный священник, который хочет на равных разговаривать со своей солдатской паствой», – объясняет Виталий.
День военного священника расписан по разработанной российским церковным руководством «Инструкции работы священнослужителя в Сирийской Арабской Республике»: он проводит богослужение в субботние и воскресные дни, крестит, исповедует, причащает солдат, уходящих на дежурство в дальние гарнизоны, или раненых, с разрешения Министерства обороны РФ с базы выезжает по оперативным группировкам.
«Правда, приходилось из-за этого иногда ругаться с замполитами, которые отвечали за нашу безопасность и, естественно, хотели, чтобы мы с территории базы никуда не выезжали», – улыбается Беляев.
И это не весь перечень зон ответственности военного священника при военном контингенте.
Присутствие священнослужителя в горячих точках — это духовная, нравственная поддержка солдата, который постоянно находится в экстремальных условиях, рискует жизнью и должен иметь внутри себя какое-то моральное оправдание того, что ему приходится переносить и выполнять по долгу службы. Солдаты иногда просто приходят в храм поговорить на волнующие темы, зачастую гражданские: что ждет после возвращения в Россию, о родителях, о любимых девушках. Либо совета спросить, как поступить в той или иной ситуации. Поговорить со своими сослуживцами не всегда получается: все на нервах, все напряжены, все в любую минуту ожидают приказа и просто не склонны к спокойной, отвлеченной беседе.
Священнику здесь доверяют даже больше, чем военному руководству. Хотя, конечно, есть и штатные психологи. Морально и физически находиться в зоне боевых действий очень тяжело. Психологическое выгорание колоссальное. Вера дает человеку определенный внутренний стержень, без него его можно склонить и к плохому, и к хорошему. Кто будет направлять умы солдат, тот и определяет нравственное состояние части. Поэтому работа военного священника в армии очень важна», – разъясняет Беляев.
Любая, даже самая праведная война, говорит иерей, рождает озлобленность. И чем она больше, тем больше человек тянется к Богу. Особенно это чувствуется, рассказывает он, в поездках в дальние передовые гарнизоны. Именно там самое большое число желающих причаститься, креститься, просто помолиться.
«Одна из самых важных задач военного духовенства – разъяснить солдатам: даже если вы воюете, пусть даже с теми, кого людьми назвать сложно, сами в нелюдей не превращайтесь», – резюмирует иерей Виталий.
Церковные обряды, говорит священник, на военных базах тоже претерпевают изменения. Например, обряд причастия там проходит немного по другому сценарию: причащают и исповедуют священнослужители не индивидуально.
«Исповедуешь не каждого индивидуально, потому что очень много людей, а зачитываешь общую воинскую исповедь, где перечислены все грехи, воинам присущие, потом спрашиваешь: «Каетесь ли вы?» Они отвечают, и уже читаешь разрешительную молитву и причащаешь. Подходят и те, кто хочет покреститься. И по традиции крестили их, как положено, с полным окунанием в реке Евфрат. Специально их собирали и вывозили на реку», – вспоминает Беляев.
Во время таких поездок были встречи и с местным населением.
Был случай, когда мы проезжали населенный пункт, который долгое время был под контролем террористов. Так руководство города и сирийской армии специально просило нас заехать туда, потому что люди просят, чтобы им русских показали. И чтобы русские им пообещали, что ИГИЛ (запрещено в РФ) больше никогда к ним не придет. Люди в панике и своим властям на слово уже не верят. Эта встреча была потрясающей. Дети прыгали, дарили нам последние шоколадки. Оказывается, им до этого сказали, что русские из этой местности ушли», – рассказывает иерей.
Представители Духовного управления мусульман на данный момент в Сирии практически не присутствуют. Полгода здесь проработал Али хазрат, так называемый главный хазрат ВДВ. В России он прикомандирован к Ульяновской бригаде ВДВ. Числится контрактником, а выполняет обязанности хазрата. В Сирии официально он служил переводчиком в Алеппо, но и обязанности военного священнослужителя тоже выполнял. Но это единичный случай, отмечает отец Виталий. Ни до него, ни после служителей ислама официально на российских военных базах больше не было. Хотя востребованность их, говорит Беляев, у военнослужащих большая, ведь в Сирии служат солдаты разных национальностей и вероисповедания. И многие из них задаются вопросом: почему на базах нет исламских священнослужителей?«Это не вина духовного мусульманского руководства, а недоработка Министерства обороны РФ, отдела по работе с личным составом. От них должна исходить заинтересованность. Кстати, на территории России штатные хазраты есть в военном духовенстве, и они вполне могли бы и их посылать в командировки. Основная масса местного населения по вероисповеданию – алавиты (одно из течений ислама. – Ред.). Они не ортодоксальные верующие и очень терпимо относятся к другим конфессиям. Во время поездок они сами подходили и брали у нас иконы, кресты.
Они исповедуют ислам, но к традициям относятся очень вольно. В мечети практически не ходят, посты редко держат. Воздержаний практически никаких. Коран там есть у каждого, но знают его слабо. Вот как раз Али хазрат, пока там был полгода, их обучал основам традиционного ислама. Беседовал, разъяснял. Его очень уважали, и если бы поставить и присутствие исламских священников в Сирии наряду с православными на постоянную основу, я думаю, польза была бы колоссальная. А вообще Сирия – это удивительный регион, где святые места и для мусульман, и для христиан. После Иерусалима она, наверное, вторая. Есть здесь и православные анклавы. Мы с ними общались и даже на парад Победы приглашали», – объясняет иерей Виталий.
В Сирии российские солдаты называют боевиков ИГИЛ (запрещено в РФ) по-простому – «боевичье». Гражданского местное население всех русских называют «садык», что значит «друг», отмечает иерей.
«Понятно, что обстановка вокруг Сирии политическая, военная, очень непростая. Но хочется, чтобы через какое-то время мы могли всех назвать в этой стране «садык», – говорит военный священник из Татарстана, иерей Виталий Беляев.
Нет комментариев-