А. З.: Давайте устроим маленький ликбез. В период Советского Союза система была единой, она объединяла цирки всех 15 союзных республик. В то время она была абсолютной монополией. После развала СССР в период перестройки несколько российских цирков отделились от этой системы: Цирк Никулина на Цветном бульваре и цирк на Вернадского, которым сейчас руководим мы с братом. Кроме того, отделились казанский цирк, ижевский и санкт-петербургский. Тем не менее это не избавило систему от монополии: львиная доля цирков осталась во владении компании, которая ныне называется «Росгосцирк».
– Насколько выгодно для цирков находиться в этой системе, какие проблемы она сегодня переживает?
А. З.: Как показывает практика, цирки, отошедшие от системы, не загнивают, а наоборот – процветают. В то же время «Росгосцирк» жалуется на то, что они лишились столичных цирков и основного притока публики и финансов. Идет борьба. Много вариаций на тему того, что если цирки будут отделяться, то они могут отделиться с так называемым перепрофилированием. Это такая форма, когда цирк перестает быть площадкой для представлений, а может быть просто обанкрочен и разрушен. На его месте может быть возведен какой-нибудь торговый центр. Не без повода [возникают] такие сомнения и беспокойства. Цирки в большинстве городов находятся в знаковых местах. Очень многие облизываются на эту землю.
Монополия уже десятилетие переживает очень острый кризис. Они не могут найти ни достойных руководителей, ни достойную команду, ни удачную финансовую модель, достучаться до руководства государства они тоже не могут. Цирк при правильном подходе – это очень прибыльное дело, к тому же можно ведь и не только прибыль извлекать. Это искусство. Если рассматривать все как коммерцию, то можно дойти до безумия и обанкротить «Эрмитаж». Думаю, из-за этого ситуация с цирком и покрыта мраком для обывателя. Я как человек, который цирк знает изнутри более чем кто-либо, думаю, что присоединение к «Росгосцирку» сейчас не имеет смысла. Государству нужно в первую очередь сформировать команду, которая идеологически была бы нацелена на то, чтобы привести дела в порядок.
– Общий упадок индустрии затронул Казанский цирк?
А. З.: Если цирк находится в ведении региона, как, например, ваш Казанский цирк, местному руководству стоило бы приглядеться к нему. Безусловно, цирк потерял свои позиции, сильно потерял и из-за этого страдает. Для меня как для человека, который приезжает в Казань в пятый раз, этот цирк – бельмо на глазу города. Ощущение, что люди, сидящие в Казанском Кремле, просто игнорируют это здание и уж тем более боятся сюда заходить.
Мы сидим сейчас на креслах, которым не один десяток лет. А местные зрители уже не понаслышке знают, что такое хороший кинотеатр или театральная площадка, где есть комфорт и удобство, хорошая вентиляция и отопление, условия в закулисье и фойе. И они не понимают, для чего им нужно сюда приходить и терпеть такие неудобства. Нужно действовать всем вместе: властям, общественности и прессе.
– Бытует мнение, что в российском цирке процветает династийность, а просто талантливому человеку на большую арену не попасть. Действительно ли настолько закрыта эта сфера?
А. З.: Цирк абсолютно не закрыт. Он просто, как и любое сообщество, в котором работают люди-фанатики, не очень понятен простому обывателю. Это не работа, это образ жизни. Здесь формируется свой менталитет. Цирковые люди – разъезжие, для нас каждый месяц собирать свой дом и переезжать в какой-то другой дом – это нормально. Мы львиную долю своего времени проводим на манеже, а наши дети в первую очередь настроены на работу здесь. Мы тратим всю свою жизнь на то, чтобы обрести какие-то навыки, другого и не знаем, и не понимаем, и не хотим. Поэтому здесь, конечно, процветают династии. Но цирк не отторгает никого.
Э. З.: Династийность в цирке имеет сильные корни, но не является единственно возможным вариантом. Так, в свое время на арену пришла моя мама Татьяна Запашная: до 19 лет она дважды бывала в цирке, а потом больше десяти лет работала с нашим отцом в одной клетке.
А. З.: Вся проблема в том, что сюда не может попасть просто человек. Сюда должен попасть профессионал. Цирк не заинтересован в том, чтобы привлекать неподготовленных людей, на которых нужно тратить десятки лет, чтобы чего-то сделать. Для того, чтобы попасть в театр, достаточно просто иметь талант. И я сейчас не принижаю достоинство театра! Но для того, чтобы играть, в первую очередь нужен талант, а потом уже – грамотное им пользование. В цирке же, если ты не умеешь делать каких-то вещей со своим телом, делать нечего. Цирк – искусство владения телом и общения с животными. Это те навыки, которые в повседневной жизни у людей отсутствуют.
– Молодежь охотно идет в цирк?
Э. З.: Я совсем недавно был на выпуске циркового училища: у них конкурс три человека на место. Это хорошо. Были времена, когда был недобор. Другое дело, что это не систематизировано. Цирковое училище живет своей жизнью, выпуская тех, кого оно считает необходимым. А цирку требуются другие специалисты. Училище, например, никогда не специализировалось на дрессуре. Хотя династийность, разумеется, тоже не единственный ресурс этого рода искусства. Тот же Гия Эрадзе – мальчик-грузин, который в свое время влюбился в цирк и сбежал от собственных родителей, получил, еще раз сбежал и прибился к передвижному цирку. Прошло 25 лет. Сейчас у него два своих коллектива. Но это фанатизм, это любовь, это искреннее желание.
– Во многих странах Европы приняты так называемые «зеленые законы», которые ограничивают или вовсе запрещают использование животных на цирковой арене. Как вы относитесь к подобным инициативам и насколько далека Россия от подобных мер?
Э. З.: Хотите, я вам сейчас покажу видео, как в английском цирке работает совершенно голый гимнаст? Просто абсолютно голый мужчина летает в воздухе. И, скажите, пожалуйста, они превзошли, или они деградировали? Когда люди как Библию представляют Европу, как ориентир, цивилизацию, я могу привести миллион примеров, которые в категоричной форме докажут обратное. Настолько распущенность уже присутствует в их культуре. Для меня дикость, когда в той же Дании запрещают цирк с животными и в то же время в зоопарке на глазах у детей из гвоздомета убивают жирафа и разделывают его. Это даже не двойные стандарты, это верх лицемерия, это верх издевательства.
В большинстве своем волна зоозащитников радикальна. Хотя есть люди, которые совершенно адекватно относятся к циркам и зоопаркам. Они хотят, чтобы контролировались условия содержания, чтобы был доступ прессы, чтобы система была прозрачной. С такими хочется работать.
Однако если все пойдет по сценарию радикалов, то следующим шагом будет запрет домашних животных, потому что это тоже дрессура. А после этого будет запрет на воспитание человека, такие подходы уже реализуются. Потому что когда человек воспитывает маленького человека – это тоже дрессура. Хотим мы это признавать или не хотим, но ребенок должен хоть раз в жизни огрести подзатыльников, иначе он никогда не поймет, что такое плохо. Ему надо хоть раз в жизни показать, что на его силу есть другая сила, а это уже дрессура. В этом случае ребенок вырастает таким же благодарным, как я. Я от своих родителей вовремя огребал и благодарен им за то, что я могу сейчас с вами связно разговаривать, мне не стыдно за свою речь и образование.
Европа – это не пример, они сами себя загоняют в угол и не знают, что с этим делать. Они не только перестали правильно обращаться с животными, потому что исключили это общение, они уже перестали правильно обращаться с людьми.
– Большинство таких законодательных инициатив базируется на том, что для животного неестественна и мучительна жизнь в неволе. Вы думайте, зоозащитники и в этом ошибаются?
Э. З.: Скажите, пожалуйста, а что такое домашнее животное и откуда оно взялось в нашей с вами жизни? Собаки жизнь отдают за своего хозяина, а лошадь много лет была единственным видом транспорта. Сейчас мы вдруг резко стали говорить об использовании животных. Этот мир обязан строить памятники дрессировщикам в благодарность за то, что мы одомашнили их. Это большая, многовековая и опасная психологическая работа. Большое количество людей было искалечено и убито. Когда я работаю с животными, я понимаю, что слово «противоестественно» сюда не подходит. Если мы с вами будем действительно копать: а что же такое «естественно», мы вскроем такую правду, о которой зоозащитники не хотят говорить. Откуда взялась «Черная книга» – это целые виды животных, которые никогда не восстановятся, они уже погибли. И если человек не будет общаться с природой, то вымрут в скором времени амурские тигры, снежные барсы и дальневосточные леопарды. О чем, как вы думайте, скажет последний амурский тигр? Скажет: «Твари вы, вы меня не спасли, вы умнее, вы могущественнее, но вы сказали, что природа разберется».
– Как и откуда четвероногие попадают в цирк? Животных до сих пор отлавливают в природе?
Э. З.: Я уже лет десять не могу припомнить, чтобы хищников брали из дикой природы. В этом нет необходимости, и ни один здравомыслящий дрессировщик не позволит себе этого. Там и так все плохо для того, чтобы поощрять предложения охотников. Мне раз в полгода стабильно звонят: «А давайте мы грохнем тигрицу и трех тигрят по дешевке принесем?» Если я один раз так поступлю, они сделают из этого бизнес.
Я обобщу: очень бы хотелось говорить, что цирк – это гуманно. Но в каждой семье не без урода. Мне часто показывают видео с издевательствами над животными. Когда я вижу это, я предпринимаю все шаги, чтобы это искоренить. Зоозащитники, которые кричат налево и направо, при этом хотят просто укрепиться в своих мнениях, разделяя мир на черное и белое. Меня же родители научили анализировать, пытаться искать хорошее и бороться с плохим. Не делить мир на черное и белое, а пытаться все окрасить в белое.
Оставляйте реакции
Почему это важно?
Нет комментариев-