Профессиональное искусство – под опекой татарстанских властей
Александр Яковлевич, сегодняшнее интервью мы записываем в знаменательный день – по всей России стартовал Год театра, который продлится весь следующий год. Событие не прошло и мимо Татарстана. Что сегодня происходило в Атнинском районе?
– В Атнинском районе было знаковое событие – там прошло торжественное открытие Года театра. На мой взгляд, это единственный, по существу, профессиональный театр в сельской местности. При этом он финансируется государством, и тот факт, что республиканское правительство понимает необходимость вкладывать деньги в профессиональное искусство, – это очень показательно.
Те, кто там работает, – это люди-подвижники, которые выросли из народа. Они создают очень приятное ощущение, от них не веет самодеятельностью, при этом у них есть искренность.
Поэтому в целом событие в Атнинском районе – это факт, который стоит пиарить. Конечно, открытие можно было провести и в оперном театре, и у нас. Но выбор Атни – это хорошо продуманная акция. Я не знаю, кто это придумал, но это было хорошо.
Для вас как для театрального деятеля что означает сам факт того, что 2019 год пройдет в стране под знаком театра?
– Хорошо, если бы Год театра был в стране постоянно, каждый год. У нас в республике власть понимает, что нужно поддерживать искусство. Посмотрите – мы сидим в отреставрированном на республиканские деньги русском Большом драматическом театре им. Качалова в Республике Татарстан. На это потрачено 1,1 млрд рублей, и театр выглядит как игрушечка.
Вот сейчас мы проводили фестиваль, у нас есть чем похвастаться. И даже такие люди, как директор Вахтанговского театра Кирилл Крок, директор театра Ленсовета, и другие говорят – у нас здесь все достойно, разумно и рационально сделано. Поэтому мне не жалко потраченного времени и сил, ведь все это останется людям. В свое время я боролся и спорил с генподрядчиками, которые хотели сделать здесь не австрийские люстры, а какие-то другие. Они говорят мне – а зачем? Я отвечаю – как зачем, это же все останется людям, народу республики. Поэтому есть чем гордиться.
Планы-2019: Немцы, китайцы, москвичи и «Дракон» на Качаловской сцене
Это мы говорим о помощи власти. А как работает сам театр, чем будете радовать в 2019 году?
– Здесь очень важно, чтобы мы работали на достойном уровне. Весной 2019 года к нам приедут наши коллеги из Германии – из Ганновера привезут спектакль. Потом, в июле, приедет Студия театрального искусства Сергея Женовача – фактически филиал сейчас Московского художественного театра. Мы завязываем с ними партнерские отношения. Они привезут и сыграют шесть своих спектаклей, десять дней будут здесь работать.
Самое главное здесь – что все это серьезное искусство. Ведь когда я делал фестиваль, моей основной задачей было показать тенденцию развития российского репертуарного театра. Поэтому здесь мне тоже важно не заработать какие-то деньги, не привезти какую-то знаковую «киношную» физиономию, а сделать так, чтобы казанский зритель понимал тенденцию развития репертуарного театра. Не постмодернизм, а нормальный живой и человеческий авторский театр.
Потом приедут коллеги из Пекина. Напомню, что прошлым летом мы ездили в Китай, играли там три «Пиковых дамы». У нас были полные залы.
А кто сидел в зале, китайцы? Они вас понимали?
– Да, китайцы. Еще как понимали. Вы бы видели, как они реагировали, как кричали браво. У нас есть все записи тех спектаклей, так что здесь не соврешь. В следующем году они привезут к нам свой спектакль. У нас есть бегущая строка, будет нормальный перевод.
Ну и, конечно, я сейчас работаю над спектаклем «Дракон» Евгения Шварца, это будет большой спектакль. Он будет не в чистом виде мюзикл, но с большим количеством хорошей музыки. Мы уже имеем такой опыт, когда сделали «Женитьбу Фигаро» по такому же принципу.
Для меня важно сделать так, чтобы «Дракон» получился не сказкой, а таким современным спектаклем. Потому что, когда у нас была цензура, тогда всегда говорили – «ну это же сказка», чтобы избежать каких-то параллелей с реальностью. Меня такой подход не очень интересует. Мне интересны Гитлер и Сталин внутри каждого человека, этот «Дракон», который в нас сидит генетически.
Для этого спектакля мы сделаем очень красивые костюмы, просто подиумные. Поэтому мы обратились к такому выдающемуся человеку, как Маккуин (британский дизайнер – прим. Т-и), делаем костюмы по его мотивам. Это город очень красивый. Живут там люди, ну отдают каждый год одну женщину дракону и считают, что ничего страшного не случается, это вечная тема.
Что еще будет в 2019 году в вашем театре?
– Мы не делаем больше двух-трех премьер в год, нам хватает. Сейчас выпущен спектакль «Лес», его делал Игорь Коняев. Еще другие планы есть, Дитятковский (Григорий – актер театра и кино – прим. Т-и) должен приехать.
Итоги года: многомиллионная выручка, высокие зарплаты и ежедневный труд
Вы сказали – «вам хватает». А публике хватает?
– Ну если у нас заполняемость выше 90%...
А есть какой-то план – например, «сделать столько-то премьер», «сыграть сколько-то спектаклей»?
– Сыграть надо столько спектаклей, чтобы к вам постоянно приходили люди. Поэтому должен быть лишь один критерий – работать талантливо. Театр должен работать качественно, продуктивно.
Сколько дней в неделю для этого нужно работать?
– Каждый день. Бывают понедельники, когда мы свободные, а бывает, что мы играем спектакли. Мы играем Цветаеву, где Светлана Геннадьевна одна работает («Последний день», моноспектакль по стихам Марины Цветаевой. Исполняет народная артистка России и РТ Светлана Романова – прим. Т-и). Мы играем спектакли на Малой сцене. Иногда работаем и по два спектакля в день. У нас же бывают спектакли параллельные, когда работаем на Большой и Малой сценах. Мы получаемся такой «маленькой империей».
Александр Яковлевич, сейчас много говорят о гастролерах или о звездах, вы об этом сами упомянули. Нет ли мысли сделать спектакли «под звезду» или спектакль с одной премьерой, когда звезда приехала, отыграла и уехала. Вы бы собрали деньги и т. д.
– Нет, я так не хочу. Деньги мы и так собираем. Сегодня коллега подошла, хотела втайне услышать от меня сумму, чтобы это, может быть, было меньше, чем у нее. Они хорошо работают. Я назвал ей цифру, она охнула.
Назовите мне, что за цифра?
– В этом году мы заработали 62 млн рублей. Это достаточно много, если учесть, что нас финансируют где-то на 100 млн рублей.
То есть почти один к одному вы заработали?
– Не один к одному, но достаточно. Если бы могли позволить себе работать, как вахтанговцы, и делать билеты от 5 до 15 тысяч рублей, то мы бы работали на их уровне. Правда, у нас зал чуть поменьше. Вопрос в том, что мы репертуарный театр, мы же государственный театр. Мы сейчас много тратим на зарплату. Конечно, и установка такая есть. Правительство нас постоянно контролирует, чтобы мы людям поднимали зарплату.
Свои артисты лучше заезжих звезд
Об этом мы еще поговорим. Я по аналогии с оперным театром, когда есть тенденция делать «под звезд». Я разговаривал с Рауфалем Сабировичем (Рауфаль Мухаметзянов – директор Татарского академического государственного театра оперы и балета им. М. Джалиля – прим. Т-и), он подтвердил, что в оперном искусстве есть такая тенденция. Как в драматическом театре?
– Я дружу с Рауфалем Сабировичем, но мы очень разные и по эстетике, и по взглядам на театр. Я не хочу никого обсуждать, но мы другой театр. Я считаю, что для нас работать на диву никакого смысла нет. На гастролеров я тоже не хочу работать, мне это неинтересно, иначе зачем я воспитываю своих артистов? Что они тогда будут делать?
А дальше происходит следующее: одна дива, вторая, а потом зрители ждут третью, а то, что делает сам театр, им неинтересно. А это мой дом, я отдаю этому театру свою жизнь. Я воспитываю здесь своих учеников, работаю с ними, вкладываю в них. Зачем же мне эти дивы? Конечно, если бы одна из таких див работала у меня в театре, я был бы рад, но так не случается.
Сейчас, например, для нас проблема. Мне нужен примерно 50-летний актер, было бы хорошо. К нам Рамиль Тухватуллин (народный артист РТ, работал в театре им. Камала с 1987 по 2007 год и вернулся в 2017 году – прим. Т-и) пришел, когда Миша болел (Михаил Галицкий – заслуженный артист России, народный артист Татарстана, в театре им. Качалова с 1992 года – прим. Т-и). Он его заменил. Хороший артист, он мне нравится. Я бы с удовольствием взял его, но он артист татарского театра, в нем кровь своего народа. Он мне говорит: «Я не могу!»
А если из другого города переманить?
– Из другого города человека такого возраста переманить трудно. Это жилье и т. д. Но я думаю на эту тему.
Продолжаем говорить о звездах. В Буинске я снимал интервью с Сергеем Безруковым, когда он приезжал на II Международный фестиваль «Буа: Пространство диалога». Там же весь город, все окрестности приехали смотреть на него.
– У нас на спектакль «Дядя Ваня» (на первом Качаловском фестивале вахтанговцы показали спектакль «Дядя Ваня» А.П. Чехова в постановке Римаса Туминаса – прим. Т-и) тоже все приехали, битком все было забито, висели на люстрах, вице-премьеры билеты покупали (смеется – прим. Т-и). Это прекрасный театр, прекрасные артисты. Но для нас это гости, я не называю их гастролерами. Это гости, которые приехали на фестиваль со спектаклем, поставленным Римасом Туминасом. Человеком, который близок мне по эстетике. Я люблю этот театр, принимаю его. В нем играют звезды, но это не просто звезды сериалов, а настоящие звезды.
Тут у нас приезжал спектакль Ленсовета «Город. Женитьба. Гоголь» Бутусова, и там Ковальчук играет. Я все спрашивал: какие звезды? А Ковальчук действительно хорошая актриса, сейчас смотрю ее по телевизору, она ведь с экранов не сходит. Теперь я понял, кто такая Ковальчук.
Итоги Качаловского фестиваля и тренды развития репертуарного театра
Давайте о фестивале, Александр Яковлевич. Смотрите, первый Качаловский фестиваль прошел в октябре-ноябре. Еще свежи эти ощущения и впечатления. Как вам фестиваль?
– Я считаю, что мы победили. В наших условиях было очень трудно это организовать, всех собрать. Мы выбрали правильную форму, провели фестиваль в течение месяца между октябрем и ноябрем.
К нам привезли спектакль Бутусова (режиссер Юрий Бутусов, шесть лет проработал в театре им. Ленсовета – прим. Т-и), спектакль Бычкова (Михаил Бычков – основатель, режиссер и худрук Воронежского камерного театра – прим. Т-и). Это все «золотомасочники». Привезли спектакль Левы Эренбурга (Лев Борисович Эренбург – режиссер, худрук «Небольшого драматического театра» – прим. Т-и), закончили спектаклем Туминаса. В середине мы сыграли наш спектакль «Бег». Так что это такой достаточно интересный контекст.
Также провели офф-программу. Бутусов же там [в театре им. Ленсовета] уже не работает, но он приехал к нам в Казань, встречался здесь со студентами. С ними также встречался Бычков. Крок (Кирилл Крок – директор театра им. Вахтангова – прим. Т-и) провел мероприятие для директоров наших театров. Это серьезное, хорошее дело, которое полезно для нашей республики. Я просто хочу, чтобы они понимали, как и куда должен развиваться театр.
Продолжение будет? Будет следующий фестиваль?
– Будет-будет. Властям тоже понравилось, они даже деньги предложили. Я уже хотел провести второй фестиваль в июле, но так сразу, так быстро нельзя. Хотим делать раз в два года, это было бы правильно. Лучше мы в Год театра сделаем то, о чем я сказал. Приедут наши гости, они ведь абы куда не ездят. Чтобы проверить возможность привезти к нам спектакли, уже приезжал их главный художник, специалисты по свету, по звуку. Для них это очень важно.
На ваш спектакль «Лес» по пьесе А.Н. Островского в постановке режиссера из Санкт-Петербурга Игоря Коняева была какая-то неоднозначная реакция у публики, я слышал отзывы. В связи с чем? Это авторский взгляд?
– Это не мой взгляд, я смотрю по-другому. Это несколько экстравагантнее, чем мне бы хотелось. Но я же не могу влезать в спектакль другого режиссера. Он взрослый человек, лауреат «Золотой маски», Госпремии, ученик Льва Додина. Да, он любит такой театр, яркий, красивый. Кому-то кажется, что это более современно, чем им бы хотелось. Посмотрим, как дальше будет. По-моему, сыграли четыре или пять спектаклей. Залы полны, места проданы, а дальше будет видно.
Об опыте москвичей: Театр нельзя совсем «оголять» перед зрителем
Был директор Вахтанговского театра, проводил, как вы рассказали, мастер-класс. Я тоже почитал отзывы. Он сегодня говорит о максимальной открытости, присутствии в соцсетях, о проникновении в среду, в которой сегодня находится молодежь. Если раньше мы общались в кафе, то они сейчас общаются в чатах. То есть артисты должны быть обучены подавать себя в различных сегментах и целевых аудиториях. Как с этим обстоят дела в вашем театре? Представлены ли в Инстаграме вы или ваши актеры?
– Я – нет. Я умею по телефону звонить и посылать сообщения. Но у меня есть помощники, у которых все это есть. У меня есть замдиректора по зрителю, по PR. Они этим занимаются. С Кроком я тоже не во всем согласен. Я считаю, что в театре должно оставаться что-то такое, что должно быть тайной, не все должно быть показано. Мы уже год-два назад водили экскурсии по театру, мы все это делали. Зрители ходили, записывались заранее, скандалили, ругались, если не попадали.
Мы сделали не так, как все: у нас водил зрителей Илья, водила Светлана Геннадьевна, Михаил Галицкий, Геннадий Прытков, Марат Голубев, Диляра водила, молодежь наша. Они все показали свой театр.
Сейчас, в феврале, мы запустим музей. Это очень серьезное и важное дело и, как оказалось, очень трудное. Это кому-то со стороны кажется, что легко. Если брать стенд и на него булавочкой прикалывать – это да. Но я хочу, чтобы все было сделано фирменно и качественно, поскольку я перфекционист. Нужно довести его до хорошего уровня. Будет работать музей, будем экскурсии проводить.
О работе с молодежью: они ничего не читают, но на спектаклях плачут
Как вы работаете на молодежь? Это же потенциальные посетители театра?
– Молодежь у меня в зале каждый день. Вы думаете, у меня пенсионеры, что ли? Нет! Вчера играли спектакль «Глумов» Островского. Был полный зал молодежи.
Школьники?
– И школьники, и студенты, 400 с чем-то билетов было продано. Не битком, но 400 при 500 местах – это хорошо. Плюс там были приглашенные инвалиды – мы оставляем специально для них места. Декада же идет – они просят, заявок мешок, поэтому мы их пускаем. И так каждый день. Я не могу сказать, что ко мне ветераны партии приходят.
Молодежь приходит на «Глумова», на «Трехгрошовую оперу», «Пиковую даму» или «Вишневый сад», некоторые плачут. То есть молодежь ничего не читает, а в театре плачут. Мы были в частной школе на встрече, одна девочка призналась: «Я плакала». Она плакала из-за того, что сад продали, понимаете?
Какова степень работы народного образования? Это все трудно. Проникаем в сети, не чураемся этого. Мы постоянно в сетях показываем и дни рождения наших артистов, и наши события, с гастролей тут же все выкладываем.
Вы считаете, что некая интимность должна сохраняться?
– Конечно. Если кто-то поженился – это нормально, а кто к кому ушел – я не хочу об этом разговаривать. Мне неловко. Не потому что я такой чистоплюй, а потому что если человек ушел, то пусть он спокойно уйдет, захочет – выложит где хочет.
В далеком 1995 году я познакомился с вами, переступил порог театра и снимал несколько сюжетов для «Эфира», делал программы по вашим новым премьерам – в том году вы запустили три премьеры как новый молодой режиссер. 23 года прошло. Что поменялось?
– Я не поменялся. Как я относился к театру, так и отношусь. И тогда, и сейчас он был для меня жизнью, для меня было важно, чтобы пьеса была настоящая, чтобы литература была настоящая, высокая, чтобы она не была пошлятиной, не была бормотухой, чтобы абы что брали, «Ботинки на толстой подошве» я не ставлю, на потребу я не делаю.
«Роковые яйца» идут в нашем театре 23 года, «Пиковая дама» – лет 18, премьера была во Франции. И будем пока держать – нет смысла выбрасывать, жалко. То, что придумано, что сделано хорошо и красиво, я считаю, нельзя выбросить.
Места и эпохи меняются, потребности зрителя – нет
Как поменялся зритель? Вы же чувствуете дыхание зала.
– Поразительная вещь – где бы мы ни были, зритель такой же. Он так же любит, так же ненавидит, так же ревнует и завидует. Человек в принципе не меняется. Есть, конечно, прогресс – появились гаджеты. Но в прогрессе есть и много не очень хорошего для духовной составляющей человека. Но сам человек остается прежним.
Сейчас я был в Китае. В Пекине ведущий артист проводил мой мастер-класс. Я говорил, что я строю театр радости. Я понимаю, что жизнь ведет к смерти, но человек, который пришел в зрительный зал, для меня априори дорогой человек, и я хочу ему выплеснуть каплю надежды, веры во что-то замечательное.
Ведь это же прекрасно, когда рождаются дети, когда рождаются внуки. У меня внук родился – я поэтому на такой волне! Он позавчера перевернулся. Тем более он тоже Александр. Мне когда плохо, я открываю телефон, вижу, как он там начинает разговаривать, – все, я понимаю, что я прав.
Что ж я буду постмодернизмом долбить людей? Недавно посмотрел по телевизору что-то современное. Ничего против не имею, я считаю, что все должно расцветать.
Разумное, доброе, вечное – вы это проповедуете?
– Я считаю, что театр должен быть разный, я верю в такой театр, и он доказывает это. Иначе ко мне люди не пойдут. Можно сказать, что Славутский заставляет людей из-под палки приходить, но они приходят сами, ногами голосуют. У нас работает сайт, электронные кассы, наши кассы. Я не сбрасываю все в одно, а разделяю – процентов по 30 везде идут продажи.
Трудно с самим собой конкурировать. Каждый год нужно придумывать, куда дальше двигаться, а это самое трудное. С кем-то конкурировать просто, а с самим собой как? 62 миллиона мы заработали – это хорошо, и зарплата у артистов тоже вполне пристойная. Но дальше должно быть еще лучше.
Я в бытность студенчества пересмотрел почти все спектакли великих режиссеров, которые на конец 80-х годов, в том числе додинские спектакли – «Повелитель мух» и все-все-все. Недавно был на спектакле Додина и с ужасом поймал себя на мысли, что я засыпаю и не могу ловить эмоции, переключиться с ритма нашей жизни. Мимо нас проходят тысячи сообщений в течение дня. Я не могу выдохнуть и расслабиться. Как вы добираетесь до зрителей, которые тоже живут в этом ускоренном мире?
– Для меня важно, чтобы зритель в зале смеялся, плакал и не оставался равнодушным. Конечно, для этого есть множество моментов – музыка, пластика, жанр. Например, мелодрама – это достойный жанр, это не стыдно.
Простые люди, они любят, ревнуют, ненавидят. Меня это интересует. Я не иду на потребу. Ну пускай зрители будут не бог весть какого интеллектуального уровня, но я должен сделать спектакль так, чтобы он был для них понятен. Или сделать спектакль, который никто не смотрит, и сказать – они дураки? Там какой-то режиссер обозвал зрителей дебилами – неправильно это.
Человек вне политики – нонсенс
Вы пошли в депутаты Госсовета РТ, по сути в политику. Зачем вам это?
– Во-первых, мне предложили, потому что ушел Туфан Минуллин. Он занимал это место, это был настоящий борец за сохранение культурных традиций, интересов театра. Поэтому когда мне предложили, то я решил, что могу что-то сделать. Я не тот человек, который может сказать – я политикой не занимаюсь. Я считаю, что человек вне политики быть не может. Как я могу быть вне политики, если у меня есть определенная точка зрения? Это моя жизненная позиция, есть же другая позиция.
Я не видел спектаклей про «Единую Россию» у вас.
– Про «Единую Россию» я не ставил никогда.
Вы занимаетесь политикой как художник?
– Как художник я занимаюсь политикой каждодневно. Все мои спектакли – это политика. А как же иначе? Нравственность, взгляд на жизнь – это и есть политика. Это момент воздействия. Я далек от мысли, что я перевоспитал весь зал и всех людей, но я им навязываю тот взгляд, которым сам обладаю. Поэтому тут очень просто.
Я не член «Единой России». Я один спектакль – «Любовь Яровую» единственный раз поставил, так и то я сделал спектакль о любви, которую раздавила идеология. Это был очень красивый спектакль в Забайкалье.
Вам как депутату удалось изменить какие-то законы? Что удалось сделать, чтобы творческим людям жилось легче, лучше?
– Мы занимались законом о театре, создали его. Он далек от совершенства, потому что наше законодательство не готово в полной мере сделать то, что нужно было для театра.
Вы так и бегаете, покупаете шторы через аукцион, да?
– Как-то мы обходимся.
Как, законы обходите?
– Я ничего не обхожу.
О скандальных «посадках»: работаем по одним законам, но результаты – разные
Когда идут скандалы вокруг посадок наших деятелей культуры, которые что-то где-то там делают с театральными фондами, то это просто незнание законов? Или воровство банальное?
– Я знаю Кирилла Серебренникова, он ко мне в Ростове-на-Дону приходил, с серьгой, с ногой на ногу, просил постановку. Я не дал. Мы с ним в хороших отношениях были до того, как его посадили. Я хотел привезти его спектакль. Я хорошо знаю Юру Итина (экс-гендиректор «Седьмой студии») – мы организовывали первый гитисовский курс, он был потом директором ярославского театра Волкова. Я знаю хорошо Лешу Малобродского (бывший гендиректор «Гоголь-центра), он ко мне приезжал, смотрел спектакли, будучи молодым критиком. Я их всех хорошо знаю.
Как вы относитесь к такому?
– Я к ним отношусь хорошо, но я не могу сказать, что они не украли. Как я могу знать это? Я не стоял рядом. Если они говорят, что украли, потому что плохие законы, то извините, вы же эти законы знали? Взрослые грамотные люди. Я считаю, что все эти крики и вопли только ухудшают, только раздражают ту же самую власть. Наверное, надо было помочь им, нужны какие-то адвокаты грамотные. Но я работаю с теми же самыми законами, у меня те же деньги, я делаю те же самые спектакли, но я не позволяю себе.
Ну не могу позволить себе то, что я не могу. Давайте я возьму деньги и скажу, что законы ваши – г…, а я такой талантливый и честный. Никто не говорит, что он не талантливый.
О работе с труппой: мои двери открыты всегда и для всех
Вы уже сказали сегодня, что ваша семья – это театр. Как ваши артисты себя ощущают? Сколько денег они получают?
– Средняя зарплата – 54–55 тысяч рублей у нас. Это не маленькая зарплата.
У прим?
– Нет, это средняя зарплата. У них почти 55 машин стоит во дворе, купили себе. Их после спектаклей развозят два автобуса, в два маршрута. Я не купил их на театральные деньги, мне подарил президент на открытие, на фестивали. Я живу в 1,5 км от театра, а людей развозят. Всем дали жилье, после Универсиады была возможность по соципотеке.
Сколько вообще у вас человек в труппе?
– Сейчас 45 плюс музыканты. Музыкантов человек десять, они все с консерваторским образованием работают, мы им инструменты купили.
То есть у коллектива таких бытовых вопросов нет? Помните, в том же 1995 году жили в этом общежитии, которое благополучно сгорело?
– Сейчас у нас есть общежитие – квартира в 6 комнат, я за нее плачу городу деньги. Мы договорились, это все на законных основаниях.
Вы ощущаете свою нужность? Коллектив ощущает?
– Ощущаю. Обратили внимание, какой у меня кабинет – огромный, красивый. Но у меня нет секретаря, у меня открыты двери. Ко мне можно зайти в любой момент, сейчас только дверь прикрыли для записи. Ко мне можно прийти всегда, в любое время любому человеку.
Единственное, что сейчас хочется, чтобы дал Бог сил, здоровья.
Какие у вас пожеланию к наступающему году – Году театра?
– Желаю только одного – мира, здоровья, любви, чтобы было больше справедливости в жизни. Я иногда смотрю сериалы, и все жду, что добрые люди победят. Не знаю, маразм это старческий или что. Но трогает, что такой сентиментальный человек стал. Хотя думаю, что я такой и был всегда.
Большое спасибо за интервью.
Нет комментариев-